Битвы по средам
Шрифт:
— Теперь все желающие могут сходить в туалет, — объявила миссис Бейкер.
Я первым выбрался из класса, чавкая на каждом шагу. В холле сразу стало легче: тут нет батарей. Моё тело постепенно переходило из жидкого в слегка желеобразное состояние, набирало скорость, и последние метры я бежал, хотя правилами Камильской средней школы это строжайше запрещено. Бегать по школе грех — такой же, как гордыня, зависть и гнев. Я ворвался в туалет, срывая на ходу верхнюю футболку и воображая, как сейчас скину насквозь промокшее нижнее бельё.
В туалете толпились восьмиклассники.
Брат Дуга Свитека, прислонившись к раковине, дымил как паровоз.
— Вот этот, — произнёс один из его приспешников, указав на меня.
— Этот? — повторил брат Дуга Свитека, бросил на пол сигарету и наступил на неё огромным ботинком. Похоже, дал мне понять, что со мной будет то же самое.
Потом он подошел и, выставив вперёд палец, ткнул меня в грудь. Ощутимо ткнул, несмотря на термобельё. И произнёс:
— Ты запулил в меня снежком?
— Когда? — спросил я. Это тактика такая. Иногда потянуть время даже полезнее, чем сразу всё отрицать. Но в этот раз не сработало.
— Ты. — Он опять резко ткнул меня в грудь, выдавив из толстой ткани мой пот. — Покойник. — Он ткнул меня ещё сильнее и вытер мокрый палец о свою рубашку.
Знакомая, однако, угроза. Меня снова хотят убить. Я представил, каково было шекспировскому Банко. В моём воспалённом, залитом потом мозгу он возник прямо здесь, в школьном туалете, исколотый, изрубленный, совсем потерянный, но он всё силился меня о чём-то предупредить.
— Покойник, — повторил брат Дута Свитека.
Я попятился к двери. А брат Дуга Свитека не сводил с меня маленьких крысиных глаз.
Я вернулся в кабинет миссис Бейкер и, чавкнув, сел за парту.
Пади на вас все жабы, гады, чары Сикораксы!
— Тебе лучше? — спросила Мирил.
— Лучше всех, — бодро ответил я.
На улице по-прежнему шёл снег, но сильно потеплело, и снежинки понимали, что им уже полагается быть дождевыми каплями, но не успевали вовремя растаять. Зато когда они, влажные, попадали на снег, выпавший раньше, на нём образовывалась настоящая наледь. Миссис Бейкер хмурилась, глядя в окно. Я понимал, что она думает о том, каково будет школьным автобусам ехать по этому бутерброду — сверху ледяная корка, под ней снег, под ним снова лёд. Возможно, она заодно думала, каково придётся ей самой, как будет заносить на этом бутерброде её машину.
Последние полчаса учебного дня, после общего тестирования, ученики Камильской средней школы провели по-разному. Одни учителя отвели это время для чтения — народ читал кто что хочет или рассказывал байки. Другие учителя вообще устроили чаепитие и принесли в класс воздушные пирожные с кремом.
Но миссис Бейкер, как известно, праздники ненавидит. Она заставила нас открыть «Родной язык для нас с тобой». И мы начали изучать новый параграф: «Нестандартные формы глаголов». Сосредоточиться было трудно, почти невозможно: я до сих пор чувствовал на себе взгляд крысиных глазок брата Дуга Свитека. Да и мокрый я сидел, насквозь мокрый. Но миссис Бейкер меня и не вызывала. Даже когда я поднимал руку. Даже когда я во весь голос завопил, что могу объяснить, что отличает правильный глагол от неправильного.
Уф-ф-ф… наконец прозвенел звонок.
Я вышел из класса, высматривая, не подстерегает ли меня брат Дуга Свитека. В голове так и тикало: ты-покойник-ты-покойник-ты-покойник. Не встретив врага в коридорах, я добрался до вестибюля, пройдя под высокой аркой, где на недосягаемой для мистера Вендлери высоте до сих пор красовалась фотография Ариэля в жёлтых колготках. И в глубинах моей души снова засвербила жажда мести. Главное — не терять бдительности. Где он, тот, кому надо отомстить? Пока не видно. На улице меня окутал холодный воздух, он хлынул через незастёгнутое пальто внутрь, под две футболки, и моё пропитавшееся потом термобельё мгновенно остыло, а заодно остыло и разгорячённое тело. И пылающее лицо.
— С тобой всё в порядке? — с подозрением спросил Данни Запфер.
— Всё зашибись, — ответил я. Вполне честно, без лукавства.
Я бодро пересёк школьный двор и вышел на Ли-авеню. Судя по всему, брат Дуга Свитека уже отправился домой. У ворот буксовали автобусы, а мистер Гвареччи стоял у забора и неодобрительно взирал на их попытки. А может, он стоял там, чтобы кандидаты в колонию для несовершеннолетних преступников не смогли уцепиться за бампер. Но кандидатов в поле зрения не было.
Сдаётся мне, мистер Гвареччи этому обстоятельству только радовался. Ему хватало того, что на другой стороне улицы стоял репортёр «Городской хроники» и снимал, как автобусы, проехав несколько метров, начинают буксовать, фонтаном откидывая снег из-под колёс, и выделывают такие зигзаги, что с их жёлтых крыш слетает снег. А после встают как вкопанные и никак не могут снова сдвинуться с места.
Когда я добрался до первого перекрёстка, автобус за моей спиной начал фырчать и трещать, как мотоцикл без глушителя. Он пытался набрать скорость и одновременно объехать машину миссис Бейкер, которая медленно-медленно выезжала со стоянки. Всё, что случилось дальше, случилось именно из-за этого.
За три секунды.
Сам я всего не видел, потому что снег пошёл гуще и лепил прямо в лицо.
Но, как мне потом рассказали, выглядело это так.
Я дошёл до перекрёстка. Брат Дуга Свитека и другие кандидаты в колонию ждали на другой стороне улицы. Стояли плотно, по-военному, сомкнув ряды. Они уже прицелились: левая рука вытянута вперёд и указывает на цель, то есть на меня, а в правой руке у каждого снежок — огромный, как шар для боулинга. Фонари на улице уже горели, их желтоватый свет прорезал серую сумеречную мглу и падал на блестящие, обледенелые бока снежков.
Во всяком случае, надеюсь, что снежки казались жёлтыми именно из-за фонарей.
Думаю, на оценку ситуации у меня ушла секунда.
В следующую секунду допотопный двигатель школьного автобуса затрещал, точно пулемёт, и автобус боком заскользил к перекрёстку. На красный свет. Его зад проехал мимо меня, вертясь то так, то эдак, я успел заметить в окне лицо Данни. Испуганное, но счастливое. На следующий день он мне рассказал, что в жизни не слышал, чтоб водитель школьного автобуса так матерился.