Битвы по средам
Шрифт:
Ну, ясно как дважды два. Яд сейчас выпьет! Если бы я решил умереть от любви, придумал бы что-нибудь покруче. Но в остальном Шекспир молодец, хорошо сочинил про подземелье, факелы, мечи и прочее. Надо было и в другие сцены такого насовать.
Когда мы дочитали, в глазах у миссис Бейкер стояли слёзы. Так всё прекрасно,
— Мистер Вудвуд, вам непременно надо увидеть эту пьесу на сцене. Её представят в Фестиваль-театре на День святого Валентина. Непременно сходите.
Надеюсь, вы радуетесь вместе со мной, что я не предложил своих услуг мистеру Гольдману? Иначе точно пришлось бы играть в колготках. Видимо, у меня есть дар предвидения. И этот дар спас меня от новых перьев на заднице.
— Я в этот вечер занят. Пригласил Мирил куда-нибудь сходить.
— Замечательно! И куда же?
— Ещё не знаю. Где недорого. Потому что у меня только три доллара и семьдесят восемь центов. И я на них ещё розу должен купить.
— Да, вариантов немного.
— Моя сестра говорит, что Мирил сразу поймёт, что я крохобор.
— Дело не в том, сколько денег мужчина тратит на женщину, — произнесла миссис Бейкер. — Важно, сколько души он ей отдаёт.
— Как Ромео?
Она кивнула.
— Как Ромео.
— Но он плохо кончил, — заметил я.
— Верно. Но, между прочим, Джульетте ничего от него было не нужно. Только он сам.
— Шекспир как раз про это пишет, чтобы приоткрыть нам, что значит быть человеком?
— Давайте вы сами ответите на этот вопрос? В следующую среду мы ещё раз всё обсудим, а потом напишете сочинение по «Ромео и Джульетте». Тесты вам уже не нужны. Вы готовы к более серьёзному осмыслению Шекспира.
Не надо отвечать на сто пятьдесят вопросов по «Ромео и Джульетте»? Отлично!
В День святого Валентина мистер Гвареччи объявил по школьному радио, что миссис Биджио испекла для всей школы кексики и ровно в час дня представители от каждого класса должны спуститься в столовую и забрать подносы. Вы небось думаете: ерунда, кексики какие-то? Так я вам скажу: миссис Биджио печёт их так, что пальчики оближешь. Отказаться невозможно, даже если она полила эти кексики розовой глазурью и сердечек понатыкала по случаю Дня влюблённых.
Все уроки прошли в ожидании кексиков. Нам даже мерещилось, будто мы чуем, как они пекутся, как их аромат, преодолев коридоры и лестницы, щекочет наши ноздри. В пять минут второго Данни вежливо спросил миссис Бейкер, не забыла ли она о кексиках.
— Мистер Запфер, разве я когда-нибудь о чём-нибудь забываю? Приведите пример.
Примеров у Данни не нашлось.
— Полагаю, торопиться некуда, — безмятежно заметила миссис Бейкер, взглянув на часы. — Миссис Биджио напекла столько кексов — на всех хватит.
И миссис Бейкер начала читать нам вслух трагическую любовную лирику — стихотворение Альфреда Теннисона, знаменитого английского поэта и, как у них там водится, лорда.
13:14. Мы по-прежнему ждём, когда миссис Бейкер пошлёт кого-нибудь в столовую за кексиками. Над нашими головами скребутся Сикоракса и Калибан — наверно, аромат свежей выпечки проник и за потолочные плиты.
13:17. Ждём. Потолок ходит ходуном.
13:18. Наконец миссис Бейкер посылает меня к миссис Биджио. Данни кричит вслед, чтобы я поторапливался. Он у нас вечно голодный.
13:18:30. Бегу по коридору.
Миссис Биджио ждала меня с последним подносом кексиков-валентинок. Она подтолкнула его ко мне через широкий прилавок, а следом направила какой-то конверт — он скользнул прямо мне в руки.
— Открывай, не бойся, — сказала миссис Биджио.
Я открыл. В конверте — два билета в Фестиваль-театр, на «Ромео и Джульетту». На сегодняшний вечер.
— Миссис Биджио… — От растерянности я даже не знал, что сказать.
— У меня абонемент на весь сезон, но сегодня я как раз не могу пойти. Так что бери, не стесняйся. Не возьмёшь — пропадут. До меня дошли слухи, что они тебе пригодятся. Чтоб не прослыть крохобором.
— Очень даже пригодятся! Спасибо большое!
Вечером мистер Ковальски отвёз нас с Мирил в театр, на «Ромео и Джульетту». Мы сидели в третьем ряду, как раз посередине. Мирил не выпускала из рук розу с красивой ленточкой, мой подарок по случаю Дня святого Валентина. Мистер Гольдман играл отца Лоренцо. Он даже разок подмигнул мне, прямо со сцены. Сцены самоубийств сыграли неплохо, но я всё равно думаю, что Ромео недотёпа. Жаль, его не посетила тень Банко, чтоб мозги вправить. Да и Калибан был бы кстати в этой пьесе — например, кинжал бы у Ромео стибрил.
Зато Мирил всё безумно понравилось. Всю последнюю сцену она всхлипывала.
— Правда, замечательно? — спросила она, когда зажёгся свет.
— Нет повести печальнее на свете… — пробормотал я.
— Именно! Так прекрасно и так печально!
А потом мы с ней пошли в «Уолворт», в кафе, и я заказал две колы.
Короче, вечерок провели классно.
Пока пили колу, мы попробовали сыграть сцену на балконе. Почти весь текст вспомнили, а что не вспомнили — заменили своими словами. Парень за стойкой начал на нас многозначительно поглядывать — он явно намекал, что мы засиделись. Тогда, чтобы его успокоить, я заказал ещё две колы. У меня оставался ещё целый доллар и тридцать семь центов, и я вовсе не хотел, чтобы Мирил записала меня в крохоборы.
— А ты ещё будешь в каком-нибудь спектакле играть? По Шекспиру? — спросила Мирил.
Я вспомнил, как она всхлипывала в финале «Ромео и Джульетты», и ответил:
— Конечно.
Ложь. Даже не пресвитерианская, а просто наглое враньё. Но после того как мы с Мирил сыграли сцену на балконе, мне отчего-то не хотелось объяснять ей, что Ромео — недотёпа, что пьеса мне не нравится и что играть Шекспира я не буду, потому как все его герои напяливают на себя сами знаете что.