Битвы волков
Шрифт:
В Дербент я прибыл на машине, обычной «чистой» «десятке», бросил ее недалеко от рынка. Пошел своими ногами… даже особо не проверяя – идут, не идут. Дербент расположен на берегу и как бы спускается к морю, крепость Нарын-Кала – точнее то, что от нее осталось – видна из любой части города. К сожалению, если посмотреть вниз, то видны крыши домов времен развитого соцреализма. Как я уже говорил, люди тут не задумываются об истории, а просто живут…
Зашел на рынок. Пошел по рядам – обычное громкоголосье, кто-то дискантом кричит: «Мясо берем, мясо берем»…
Две тысячи шестьсот лет истории. Поверить трудно.
Просто так по базару шляться не принято, только привлекаешь к себе внимание. Купил вяленого
21
Урбеч – смесь семян конопли, льна, подсолнуха и косточек абрикоса, размолотая и перемешанная вместе. Подается так или смешивается с медом в пропорции 1:1. Это сверхъеда, воины имама Шамиля неделями сохраняли боеспособность и передвигались по горам, питаясь только урбечем и водой.
Не мой телефон. У меня телефона не было.
Кто-то положил мне его в карман, причем так, что я ничего не заметил. А это не так-то просто сделать…
– Алло.
– Ты один?
– Салам. Да, один.
Голос знакомый.
Мусульмане не должны давать салам неверным, и не должны отвечать на данный неверным салам. Тем не менее в разговоре я всегда даю салам, если это уместно.
– Ты один?
– Я сказал, что да.
– Выходи с рынка. Иди к крепости.
Ага… проверяют.
– Там – куда?
– Иди к крепости…
Ну, что же. Пойдем к крепости…
Вышел с рынка. Посмотрел на крепость… базар наверху, крепость недалеко. По дороге явно будут следить…
Иду вверх. Тротуар так разбит, что кажется, что это и не тротуар вовсе, а брусчатка. На тротуар напирают построенные в нарушение всяческих норм дома, с другой стороны – припаркованные кое-как машины. Здесь строят, кто как хочет, некоторые строят в городе башни по шесть этажей. Удивительно, как все не рухнуло еще.
Крепость Нарын-кала возвышается над городом подобно бастиону, построенному армией завоевателей. Лучше всего ее рассматривать на картинках или с вертолета. Тогда все нормально – трава зеленая, стены цвета песчаника, и история, кажется, сочится здесь, подобно песку, через узкое горлышко песочных часов. В реале не все так благопристойно – валяются сигаретные пачки, самодеятельные гиды предлагают экскурсию не задорого, а рядом с машинами и микроавтобусами туристов сидят погруженные в думы джигиты, и можно поскользнуться от зеленых харчков, которыми густо уделаны все площадки и ступеньки. Это насвай. Смесь табачной пыли, масла, куриного помета, иногда гашиша. Куриный помет нужен для раздражения и разъедания слизистой рта – тогда вся эта дрянь всасывается прямо в кровь. Появившись совсем недавно из Средней Азии, насвай стал настоящим бедствием, и не только на Кавказе, но и по всей России. Слабое наркотическое действие он оказывает, а запретить куриный помет в рот совать нельзя. Харчки насвая лежат на ступеньках, как свидетельство прискорбного падения нравов, которого эти стены, наверное, еще не видали. Тут же валяются пустые бутылки из-под воды, пачки из-под сигарет и шоколадок…
Для туристической экскурсии – самое то.
Поднялся наверх. К крепости. Почти сразу же заметил Салмана, он кивнул мне и пошел в сторону.
Спускаемся вниз. Ступеньки новые, тут совсем недавно сделали ремонт, вроде как развивают туристический кластер и потому сделали стоянку и туристические тропы, на которых даже поставили таблички со штрихкодами, чтобы можно было сканировать их телефоном и получать информацию о том, чем знамениты эти места и конкретно то, что находится перед тобой. Но местные уже навалили здесь мусора, что как нельзя лучше подтверждало тезис профессора Преображенского – разруха, она все-таки в головах…
Снизу – еще одна стоянка. У «Нивы» ждут двое, невысокие, одетые, как местные селяне, с настороженными, зыркающими глазами. На ногах резиновые сапоги.
– Салам.
Молчание. Потом один достает прибор, который определяет наличие левых источников радиосигналов…
– Телефон давай, русский…
Я даю один телефон, потом второй. Бандит подносит сканер, кивает, видя, что реакции никакой. Обе трубки выключены.
Затем он обходит меня со своим прибором. Реакции нет никакой. Ее и не может быть – передатчик пассивный, он сам не дает никаких сигналов, он лишь отвечает на сигнал, который посылает активная часть системы с вертолета, самолета-беспилотника или автомобиля. Один из беспилотников сейчас надо мной – пятитонный «Дозор», взлетевший с авиабазы в Кореневске, аналог «MQ9 Reaper», вооруженный управляемыми противотанковыми ракетами. Боевики его не боятся, потому что тут не привыкли бояться беспилотников.
– Лъикх буго [22] .
– Садись в машину, русский.
– Только без шуток, бичичъана? [23]
Боевики мрачно переглядываются.
– Говори на своем языке, русский. И садись в машину. Амир тебя ждет…
22
Хорошо (аварск.).
23
Понял? (аварск.)
25 мая 2018 года
Дагестан, Россия
Карамахи
Дагестан…
Это очень необычная и очень разная земля. В составе Дагестана есть такие города, как Дербент, несмотря на наличие там могил ансаров Пророка Мухаммада, Дербент это каспийская Одесса, там многонациональное общество, основу которого составляют терекеменцы, так называют тут азербайджанцев, много также евреев, спустившихся с гор еще в восемнадцатом-девятнадцатом веках. В горах Кавказа евреев, кстати, было полно, об этом вспоминали еще русские офицеры генерала Ермолова, называли их «дада» и, скорее всего, именно от этого слова происходит фамилия Дудаев. Совсем не просто так отставной советский генерал призывал своих соотечественников почитать не пятницу, а субботу и делать не пять намазов в день, а три. В Дербенте есть все для того, чтобы быть каспийской Одессой – история, местные базары как вариант Привоза, шикарные местные пляжи и культура отдыха у воды. Только спокойствия нет.
Еще один город на побережье – это Махачкала, но с Дербентом у Махачкалы мало общего. Махачкала – это муравейник, город, рассчитанный на триста тысяч жителей, а живет там больше миллиона, и это только легально. Город, в котором нет традиции, в котором приезжие, спустившиеся с гор, принесли в город свои обычаи и традиции, свои агрессивные культурные коды, свой вариант ислама. В этом городе нет единого общества, все разбиты по селам и районам, откуда приехали, по народам – достаточно сказать, что у любой мало-мальски влиятельной группы в Махачкале свое кладбище, а многих покойников они вовсе не хоронят в городе, а увозят в горы, на «родную землю», то есть Махачкала им место чужое, которого не жалко.