Битвы волков
Шрифт:
А так Махачкала город откровенно стремный. Грязный, забитый мусором, с дорогами как после бомбежки. Но дело даже не в этом. В Махачкале очень много лицемеров. Это люди, которые выстаивают намазы, держат Уразу, и в то же время пьянствуют, б…ствуют, дают деньги в рост и делают другое, что запрещено в исламе. Как метко сказал один махачкалинец – мы все против вторых жен по шариату, но в массажный салон сходить только дай [24] …
24
Сказано это было
Есть Буйнакск и города на административной границе с Чечней, там какое-то время граница была совсем не административная, и от тех времен там осталась специализация – рыночная. Громадные рынки, на которых в свое время закупалась целая республика, потому что надо было быть полным психом, чтобы торговать в Чечне. Эти рынки остались сейчас, только они намного меньше. Время идет, кто поднялся, тот уже уехал или остался здесь и отстроил трехэтажные кафе или торговые центры – на рынке, с палатки сейчас торговать не фонтан. Да и цены уже не те, чтобы идти покупать на рынок.
И есть горный Дагестан. Это села, которые лепятся к склонам гор, подобно ласточкиным гнездам, к некоторым из них не проехать на машине, даже на надежном и неприхотливом «козле» [25] . Это места, где облака порой садятся на землю, накрывают дома, а хозяйство ведут, как в Афганистане – натаскивая землю с равнины на горные террасы на ослах, а то и на своих спинах. Здесь до сих пор сохранились традиции, которые на равнине уже забыли, если деды в основном говорят на языке предков. Отцы двуязычны, дети говорят на русском. И дело тут не в неуважении к традициям, а в банальной лени выучить родной язык.
25
«УАЗ-469».
Мы ехали в горный Дагестан. Ехали на «Ниве» – верткой и неприхотливой машине, единственный минус которой – сзади дверей нет и при обстреле быстро выскочить из нее не получится. Еще в нее часто вваривают раму в багажник и устанавливают вместо задних сидений «АГС-17». Подскочил ночью, развернулся задом, короб выпустил – и ходу…
Я уже понял, куда мы ехали.
Карамахи. Шаланды полные арбузов. В свое время у каждого жителя этого села около дома стоял грузовик «КамАЗ». Ну или почти у каждого. Я не шучу. Потому что видел это своими собственными глазами, эти грузовики. В Дагестане часто бывает так, что в каком-то селе есть своя специализация. Так вот Карамахи было селом водителей. Именно они доставляли астраханские арбузы в Москву на своих «КамАЗах». А еще – они были ваххабитами. И собирали закят. И похищали людей. И чаще всего именно в этих машинах обратно ехали украденные в Москве люди. А когда Карамахи взяли, то оказалось, что все село соединено между собой ходами, представляющими собой нефтяные и бетонные трубы, закопанные вглубь на два-три метра. И такую линию обороны нельзя взять без применения осадной артиллерии и массированных бомбежек. А еще там были две винтовки «ОСВ-96», которых на тот момент было выпущено что-то около ста штук. Калибр 12.7.
И именно туда шел с гор Басаев. Да не дошел…
Сейчас Карамахи мирное село. Наверное…
А пока мы ехали горными дорогами, разбитыми, и совсем бездорожьем. Ехали мимо людей, машин и ослов. И населенных пунктов, в которых наша машина не останавливалась. Боевики знали, что по дагестанским традициям
Знали. Но все равно вели джихад.
Итак, Карамахи. Крупное село, расположенное в Кодорской долине, пригодной для земледелия. Россыпь белых домов посреди моря зелени – дома здесь нормальные, как на равнинной местности, а не уступами, как в горах, когда крыша одного дома – это двор для другого. Бетонные заборы и крик азанчи с одной из мечетей.
Их здесь не одна, несколько…
Хамза (Гамза), военный амир южного фронта виляйята Дагестан, сидел на корточках во дворике одного из домов, в тени чинары. Одет, как обычный дагестанец, даже селянин – засаленные брюки и резиновые сапоги. Взгляд настороженный, острый. В глазах видна желтинка… это от почек, посаженных ночевками на холодных камнях. Нефрит – одна из профессиональных болезней боевиков, наряду с передозировкой свинца.
– Салам тебе, Хамза, – поприветствовал я его.
Один из бандитов, сопровождавших меня, пихнул меня по почкам, но не сильно, для порядка скорее.
– Молчи кяфир. Говорить будешь, когда спросит амир.
Осмелели. Почувствовали себя дома. Они все смелеют, когда находятся среди своих. В одиночку смелых очень мало, и это еще одно отличие горцев от русских. У нас решение как жить и как умирать каждый принимает сам для себя.
Хамза сидел на корточках, рассматривая меня своими колючими, с желтинкой глазами. Потом встал и подошел ко мне. Он был ниже меня на голову, передвигался плавно, как рысь. Я знал, что он в свое время серьезно занимался боевыми искусствами, имел черный пояс в каратэ и еще в каких-то там искусствах, даже участвовал в боях без правил. В Москве. Именно после Москвы он и поднялся – сразу как вернулся.
– Как твое имя?
– Я Искандер.
– А на русском?
– Александр.
– Как умер мой брат? – спросил Хамза.
– От пули.
– Ты был рядом с моим братом, когда он умер?
– Нет. Он умер в больнице. Меня рядом с ним не было.
– Ты видел, кто его убил?
– Плохо. Он был в капюшоне и очках. Это видно на видео.
– Тогда зачем оставлять тебя в живых?
– Я плохо видел, кто в него стрелял. Но я хорошо видел, кто за ним гнался.
– Говори.
– Один приметный. Лет сорок, даже больше, наверное. Коренастый, ростом с тебя, голова с проседью. У него борода приметная – черная, а посреди белая полоска. Знаешь его?
Ахмед помертвел лицом.
– Еще кого видел, говори.
– Еще один. Ростом выше первого, от тридцати до сорока, во всяком случае, младше первого. Вытянутое лицо, бородка, как у муджахеда, усов нет… и он с виду как пришибленный. Не знаю почему, но так кажется.
– А… гады… я их маму делал.
– Кто это, Ахмед?
Он отошел от меня, стал ходить по узенькому, наклонному каменному дворику, быстро и нервно, как зверь в клетке. Потом махнул рукой.
– Забираем его. Поедет с нами…
Беспилотник последовал за нами. По крайней мере, я на это надеюсь…
26 мая 2018 года
Дагестан, Россия
Цумада, недалеко от грузинской границы
Хитиатли, мертвое село ниже Цумады…
Южный фронт Дагестанского вилайета Имарата Кавказ.