Битвы за корону. Три Федора
Шрифт:
Правда, поутру я получил очередной нагоняй от престолоблюстителя. Оба логовища располагались недалеко от Кремля, и выстрелы слыхали все обитатели царских покоев. Разумеется, Марина Юрьевна не упустила случая ехидно осведомиться у Годунова, когда, наконец, князь Мак-Альпин займется татями. Вроде обещал, а на деле выходит хуже прежнего. Раньше-то хоть резали, а ныне и вовсе за пищали взялись, да такую пальбу учинили, она потом всю ночь уснуть не могла.
Угомонил я Федора быстро. Стоило мне поведать ему, сколько бандитов больше никогда не смогут грабить прохожих, как он сменил гнев на сдержанную милость, но спасибо так и не сказал. Да и известие, что эта операция далеко не последняя,
– Непременно, – кротко пообещал я. – И татям твои слова передам, а то не дай бог снова разбудят наияснейшую.
Он крякнул, поняв мою издевку, но ничего не ответил, вяло махнув рукой – мол, ступай себе, пока он добрый. И я пошел, благо, дел невпроворот. Предстояло заглянуть к боярину Нагому – не Салматову же договариваться с ним о лошадях, не тот уровень; посмотреть место, выбранное для общегородской свалки; заехать к Головину и получить по боярскому приговору выделенную тысячу; встретиться с дьяками и подьячими из Разбойного приказа – авось сыскали хоть одно бандитское лежбище; поговорить с Игнатием, чтоб не расхолаживался, ибо острожники острожниками, а о поисках головорезов забывать не след. Одна снежинка еще не снег, а одна «малинка», в смысле два найденных лежбища с семью душегубами в каждом, не конец разгула бандитизма. Да и с объезжими головами провозился изрядно. Деваться некуда – они ж, можно считать, и впрямь мною назначены, потому и курсы повышения квалификации мне с ними проводить. У меня и самого знаний не ахти, но с учетом их уровня нашлось чем поделиться, дабы впредь до подобного в столице не дошло.
Словом, возни хватало, и последующие дни я крутился-вертелся как белка в колесе, стараясь как можно быстрее все сделать, заодно решая и возникающие на ходу проблемы. К примеру с рабочими по вывозу, ибо затребованное Салматовым количество оказалось в полтора раза больше, чем общее число арестантов. А нанимать недостающих со стороны – никаких денег не напасешься.
Но я нашел выход. Вон какую уйму народа на правеже ежедневно охаживают батогами за неуплату смехотворных сумм. Их-то я и привлек на работы сроком на год, выплатив истцам из казны их долги. Разумеется, заполучив предварительное добровольное согласие самих должников-ответчиков. Но с этим оказалось проще всего. Еще бы. Батоги, то бишь палки толщиной с палец, с кнутом не сравнить и даже плетям они уступят, но сами по себе вещь малоприятная, если не сказать больше. И когда открылась возможность избежать ежедневного лупцевания в течение месяца (это срок правежа), от желающих отбоя не было. Правда, отбирать я велел лишь из числа тех, кто должен не более пяти рублей, иначе государю убыток.
К четвертому дню, то есть к середине оговоренного срока я добился основного: бочки расставили, подводы заготовили и даже проблему с яминой практически решили, отыскав уже готовую. Но с последним заслуга не моя – Салматова. Вовремя он вспомнил про Сходненский ковш – здоровенное ущелье глубиной метров сорок, не меньше, прорытое рекой Сходней. Дьяк же организовал и население местных деревень, дабы крестьяне прорыли для нее отводку. Хорошо, река неглубокая и извилистая – спрямили русло и все, управившись за три дня. Сами работы обошлись мне в пустячную сумму – каких-то двадцать рублей.
И пошло-поехало. В оставшиеся три дня мне оставалось приглядывать, да вовремя поправлять, когда у кого-то что-то на первых порах не ладилось с уборкой и вывозом мусора.
Процесс поимки душегубов тоже шел своим чередом. Обнаруживали и накрывали логово за логовом, схрон за схроном. Общий «улов» ночных операций выглядел весьма впечатляюще: двадцать четыре покойника, пятнадцать
Кстати, один из ушлых подьячих Разбойного приказа, тот самый Забегай, увидев Игнатия, опознал его. И не просто опознал, но с пеной у рта убеждал Гундорова, что это – тать, о чем окольничий, не скрывая торжествующей ухмылки, незамедлительно сообщил мне.
Но обошлось. Сумел я убедить подьячего, что он ошибся и спутал, а на самом деле почтенный дьяк Игнатий Княжев, приехавший из Костромы, не имеет ничего общего с пройдохой и дознатчиком Игнашкой Косым. Ну да, похож, кто спорит. И рост, и повадки, и глаза у них косят одинаково, но это внешнее сходство, не более, а души у них совершенно разные.
Сдался тот не сразу, умоляя меня провести свод Княжева с его подельниками, но я отверг его предложение. Мол, своим людям я верю без всякого свода, а кроме того у Игнатия Незваныча крайне много дел. Как-нибудь потом, в другой раз, на ту осень, годков через восемь. И вообще, парень, тебе что, помимо поиска Косого искать больше некого? Ах, есть. А кого? Ох, ничего себе. Так ступай немедля! Как быть с Косым? Это ты Княжева имеешь ввиду? А никак. Он-то в отличие от перечисленных тобой никуда не денется, тогда к чему торопиться? И вообще, коль дал промашку, спутал, имей мужество признаться в своей ошибке. Это не страшно, не ошибается тот, кто ничего не делает, и я тебя прощаю, даже награждаю… за настырность. Молодец, что не боишься перед начальством правоту свою отстаивать, когда сам в ней уверен. Быть тебе в скором времени дьяком, а сейчас жалую тебя серебряным перстнем… за ретивость. И все, хватит на этом, не то осерчаю. Иди ищи остальных татей.
А Гундоров… Да мало ли что скажет бывший проворовавшийся окольничий. Сам в татьбе уличен, потому и злобствует на моих людишек, кои в отличие от него честные и в государеву казну загребущие лапы не суют.
Правда, едва узнав о том, что я его не просто снял с должности, распорядившись провести дознание всех его неблаговидных делишек, но и собираюсь упечь его в острог, бояре вновь встали на дыбки – исстари таковского не бывало. И вообще князь не кто-нибудь, но из славного почтенного рода. Его предки…
Однако на сей раз я уперся, поддержанный Годуновым. Вовремя я напомнил престолоблюстителю о Головине, который был аж боярином и тем не менее за аналогичное деяние оказался приговорен к смертной казни. Да и другим высокопоставленным ворюгам острастка будет. Пусть на примере Гундорова прочие запомнят – никакая знатность в случае чего их не спасет. В конце концов у нас не Россия двадцать первого века, а посему неприкосновенность ни для кого вводить нельзя, чревато оно. Специфика у нашей страны не та.
Договорились мы с престолоблюстителем на компромиссе. Пока идет следствие – Гундоров пребывает в остроге, дабы не смог зачистить следы своих преступлений, а далее поглядим. Такой вариант меня вполне устраивал – в моих силах растянуть следствие не на один месяц.
Но и тут получилось не совсем хорошо. С окольничим-то я добился своего, но в амнистии Игнатию Федор мне отказал. Мол, коль уж князя, который всего-навсего сребролюбец, в тюрягу, то человека, напрямую связанного с татями, прощать нельзя тем паче. Единственное, чего удалось добиться, так это отсрочки. Пришлось пообещать, что я возьму в свои руки расследование его преступлений и выяснив все до конца, доложу о них престолоблюстителю. Далее на его усмотрение.