Битый недобитого везет
Шрифт:
Я резко выдохнула и решительно взялась за ручку двери. Никаких звуков из квартиры Егора не доносилось, и это лишь усилило мои подозрения относительно самого худшего. И все же, превозмогая себя, я дернула дверь и открыла ее. На всякий случай постояла немного у открытой двери. А вдруг этот дурак Егор решил таким образом напугать меня? Сейчас как выскочит откуда-нибудь из-за угла да как гаркнет: «Ага, Танька! Испугалась?!»
Но ничего подобного не произошло ни через секунду, ни через десять. Постояв немного на лестничной площадке, я решилась все же войти.
В глубине квартиры
Первое, что особенно бросалось в глаза, это дикий беспорядок, царивший в комнате. Все вещи были разбросаны на полу. Мебель сдвинута, а кое-какие мелкие предметы интерьера даже перевернуты вверх ногами. Все, что возможно свалить, было свалено. Все, что возможно сломать, разломано.
Я обвела взглядом разнесенную вдребезги комнату и только сейчас заметила его… Егора. Он лежал на полу почти посередине комнаты. Сначала из-за беспорядка я его даже не заметила. Егор лежал в неестественной позе, то ли на боку, то ли на спине. Руки ненатурально заведены за спину, а ноги поджаты к животу. Голова Егора была повернута вбок, и я не могла видеть его лица.
Но, бросив всего лишь один взгляд на положение тела своего друга, я сразу все поняла. В такой позе живые не лежат… Я была почти уверена, что Егор мертв. Хотя в душе еще теплилась надежда на то, что, возможно, он получил ранение, пусть и опасное, но потерял не слишком много крови и его еще удастся спасти.
Нет, крови было много. Войдя в гостиную, я заметила, что голова Егора лежит в луже крови. Кровь разлилась аккуратным алым озерцом, но раны не было заметно. Я подошла к телу поближе и присела на корточки. Протянув руку, нащупала то место на шее, где у живого человека пульсирует артерия. У Егора пульс отсутствовал, это мне стало ясно сразу.
Егор был мертв, теперь я в этом ни капли не сомневалась. Я еще раз вгляделась в его лицо — нет, ошибки быть не могло. Передо мной находился мой одноклассник Егор Веретенев. И я сидела на корточках перед трупом своего приятеля, не зная, что делать.
Столько раз я сталкивалась с подобными ситуациями, но сейчас невольно растерялась. Вернее — не то чтобы я совсем не знала, как поступить. Я прекрасно помнила, что в таких случаях необходимо вызвать милицию. Просто я впала в легкую панику от неожиданности всего произошедшего.
У меня было два варианта действий. С одной стороны, как друг и человек, обнаруживший покойного, я должна сообщить об этом сотрудникам правоохранительных органов. Но с другой стороны, зная, на что порой способны эти самые органы, я не решалась вот так открыто подставляться.
По опыту зная, что первым подозреваемым стану я сама, я начала размышлять, как же все-таки поступить. Раздумывая, я принялась ходить по квартире, чтобы составить для себя примерную картину преступления. Я осмотрела гостиную, где находилось тело Егора, и все остальные комнаты.
Обстановка везде мало чем отличалась. Все было перевернуто вверх дном, мебель валялась на полу, все, что находилось раньше в ящиках, также лежало где попало… В общем, мне не составило особого труда догадаться, что в квартире Егора что-то искали. Я не могла сказать, добились ли преступники того, чего хотели, но то, что они издевались над хозяином, для меня было совершенно очевидно.
Подойдя поближе к Егору, я обратила внимание на то, что его ноги связаны ремнем, а руки, вернее, запястья стянуты бельевой веревкой. Помимо всего прочего, во рту у него был кляп из какой-то тряпки, а на лице имелись следы побоев. И вообще все тело, насколько я смогла заметить, было в синяках и ссадинах.
Сомнения одолевали меня еще какое-то время, но я все же сумела побороть в себе страх перед несправедливым обвинением. В конце концов, я сама юрист и не позволю обвинить себя в чем попало. Да к тому же мои многочисленные друзья в правоохранительных органах также не дадут меня в обиду. По крайней мере, мне хотелось на это надеяться.
Покончив с терзавшими меня сомнениями, я решительно достала из сумочки сотовый и набрала привычное ноль-два. Прослушав несколько положенных гудков, я услышала усталый голос дежурного:
— Милиция…
Безо всяких предисловий я кратко и четко обрисовала ему ситуацию, пояснив, что к чему. Продиктовав напоследок адрес Егора и свое имя, я отошла к окну и стала дожидаться приезда дежурной группы.
Глядя в окно, я раздумывала о скоротечности нашей бренной жизни. Наверное, я была не оригинальна. В подобных случаях люди чаще всего думают именно об этом — как-то так само собой получается, что ничего другого в голову не приходит. Накатывает философское настроение, и не хочется делать абсолютно ничего, а просто вот так встать у окна и стоять, стоять…
— Иванова? — услышала я за спиной незнакомый резкий мужской голос, заставивший меня вздрогнуть. Я простояла, вероятно, весьма долгое время, раз уже успела приехать милиция.
Обернувшись, я увидела перед собой высокого и невероятно худого мужчину в штатском. На висках у него были большие залысины. Это он обращался ко мне резким, даже будто слегка срывающимся на визг голосом.
— Да, — кивнула я. — Это я звонила в милицию…
— Ясно, — деловито сказал опер. — Убитого знаете? Вы кто ему будете?
— Одноклассница бывшая, — помедлив, ответила я. Не хотелось называться подругой Егора, иначе не избежишь дурацких вопросов на допросах. Кто, да что, да как…
— Проживаете вместе? — осведомился худой опер.
— Нет, — почему-то испугалась я. — Просто пришла к нему в гости и обнаружила хозяина мертвым.
— Пойдемте. — Худой осмотрелся. Потом махнул рукой в сторону двери. — Мне необходимо взять у вас показания.
Мы вышли в кухню и уселись на табуретки. Милиционер разложил перед собой бумаги и принялся строчить что-то на бланке. Спросив все положенные биографические и паспортные данные, опер изучающе взглянул на меня и, несколько секунд помолчав, проговорил: