Биврёст
Шрифт:
За каждым углом ей мерещились воспоминания и знакомые голоса. Призраки следовали по пятам, призраки ждали на ступеньках школьной библиотеки, кричали на шумном рынке, звенели дверными колокольчиками кафе, лаяли постаревшими псами. Призраки гнали ее вперед.
Дом все так же стоял на холме, чуть дальше начинались кукурузные поля, а потом лес, в котором всегда блуждали духи. Осторожно и робко она отворила резко вскрикнувшую петлями калитку, прищурилась от солнца, механически огибая более не существующую свалку садовой утвари – испачканных в земле трезубцев и мечей, которыми мама успешно сражалась за урожай. Локи ненавидела работу в огороде и всегда отлынивала, сбегая
Было тихо и пусто. Пыль кружилась в воздухе. Темные чехлы укрывали диван в гостиной и обеденный стол. Кровь давно оттерли, но Локи чудился ее удушающий запах. Она легла на пыльный пол, окропляя слезами место, на котором увидела отца, подползла туда, где мама простилась с ней. Лежала долго, тихонько ударяя кулаком по скрипучей половой доске и следя, как между деревянных трещин упрямо ползет крошечный муравей. Такой маленький и такой упорный, не то что она. Наконец она поцеловала доски, прикоснулась к ним лбом и встала. Прошла из гостиной в кухню. Старая яблоня таки пробила окно и просунула руки прямо в мойку. Старое птичье гнездо удобно устроилось над печкой, всюду были перья и старый птичий помет. С каждым шагом, с каждой слезой призраки теряли силу и бледнели. Локи рыдала в голос, рыдала, как не плакала на похоронах. Когда истерика стихла, она начала тихонько икать.
На заднем дворе густо разрослась малина, воюя с сорной травой за клочок свободы. Локи вышла, вдохнула запах теплой земли, испуганно дернулась от скрипа старого флюгера и через огород прошла полями до кладбища. Она с трудом нашла место захоронения, потому что была там только один раз, уже после больницы. Их могилы кто-то почистил и высадил рядом дубок, вялый еще и сонный. Локи положила на общую плиту цветы.
Лара Ангейя-Смит-ас
1885, V/VI – 1926, IV/XX
Хант Смит
1887, XII/III – 1926, IV/XX
И чуть ниже приписана одна из тех пошлых избитых фраз о вечной любви, от которой у Локи кольнуло в груди. Она долго сидела возле могил, касаясь кончиками пальцев потеплевшего от солнца камня, выжатая и уставшая, как после долгого изнурительного подъема в гору. Но при этом стало легче. К мертвым нужно испытывать лишь благодарность, а страдать стоит от чувства вины перед живыми.
Тень упала на траву. Полковник Риан, чуть запыхавшись от быстрого бега, облегченно переступила через куст и встала рядом.
– Не буду извиняться, –
– Ты нашлась. Больше ничего и не нужно.
Молчание.
– Скажите, полковник, зачем вы здесь?
Полковник прикоснулась к ее плечу. В этом жесте не было ничего материнского или заботливого. Тяжелая солдатская рука, рука равного.
– Мать Ангейя-ас отдала приказ.
– Езжайте домой. Им трудно без вас.
– Я не могу…
– Можете! – заорала Локи, вскакивая и захлебываясь слезами. – Будьте с семьей, пока можете!
Пнув куст и для достоверности еще и выгоревшую на солнце оградку завалившейся могилы, с которой посыпались мусор и сухие семена, она замерла, открыв от изумления рот. Хелев флюгер! Подскочив, девушка рванула назад, к дому, заставив полковника бежать за ней. Чуть не снеся калитку, она встала посреди огорода и посмотрела наверх, на ржавый флюгер, потом снова вниз, на отбрасываемую им тень, приземляющуюся точнехонько в заросли болиголова.
– Полковник! Это здесь!
Риан, красная от бега и злости, недоуменно наблюдала, как Локи вырвала несколько стеблей, расчищая место. Зелеными от сока руками она копнула чуть влажноватую землю.
– Вот! – раскопав приличную ямку, она показала Риан на торчащий из земли грязный полиэтиленовый уголок. Очистив его, она поняла, что внутри находится коробка или шкатулка, укрытая от сырости.
– Что это? – спросила Риан, помогая вытащить увесистый сверток.
– Не знаю! – лихорадочно пробормотала Локи, разворачивая мешок. – Перед… перед гибелью мама говорили о «глазе». Я всю голову сломала, думая, что за глаз, а оказалось так просто! – Она истерично хихикнула. – Я же сама как-то сказала маме, что тень дурацкого ржавого флюгера похожа на глаз!
– Можно открыть? – опасливо спросила она у Риан, когда они сели на крыльцо.
– Когда будешь готова.
Локи надула щеки и громко выдохнула, рывком распахнув крышку. Внутри, бережно завернутые в бумагу, лежали рабочие гогглы с набором из шести линз, на каждой из которых был какой-то узор. Но больше всего Локи привлекла маленькая записка, нацарапанная быстрым папиным почерком.
Доченька!
Если ты читаешь это – значит, случилось что-то страшное. Может, нас с мамой даже нет в живых. Мне очень жаль.
Эти очки я назвал «Луг», потому что только они помогут тебе в борьбе с “Балором”. Они откроют истинное зрение.
Дальше текст обрывался, и не было ни слова, как гогглы использовать. Неуверенно она высыпала шесть стеклышек, покрутила так и сяк и засунула обратно, недоумевая, как это поможет видеть истину.
– Это бесполезно, – вздохнула она, захлопывая шкатулку.
– Думаю, тут я смогу помочь, – уклончиво сказала Риан, и уголки губ ее чуть дрогнули в подобии улыбки.
Они вернулись в гостиницу, и первое, что бросилось в глаза, – ужасная помятая шляпа с пером на вешалке. Девушка поднялась по скрипучей лестнице наверх, и…
– Сестре-ееенка! – что-то метнулось и ударило Локи в живот, до боли в ребрах сжимая в объятиях и затягивая в обшарпанную комнату. Между двумя кроватями с тонкими матрасами был втиснут чудовищный комод с отломанными ручками. Прошлогодний календарь с выцветшим щенком неумело загораживал дыру в стене, от которой в разные стороны разбегались задорными змеями трещинки. Даану восседала на единственном стуле и недовольно косилась на занявших карточной игрой одну из кроватей Мори и Ки – они оживленно болтали, но при виде Локи тут же смолкли. Реймар, когда они отвлеклись, засунул выглянувший из рукава козырь поглубже.