Бизнес-приключения. 12 классических историй Уолл-стрит
Шрифт:
Прилежно читая газеты, я проследил становление карьеры Лилиенталя на государственной службе. Мой интерес к нему как к государственному чиновнику достиг пика на уровне февраля 1947 года, когда на слушаниях в Конгрессе, отвечая на яростные нападки своего заклятого врага, сенатора от Теннесси Кеннета Маккеллара, поставившего под сомнение соответствие Лилиенталя должности председателя комиссии по атомной энергии, он искренне высказал демократические убеждения, обрушившись на то, что позднее стали называть маккартизмо [46] . «Один из догматов демократии, вырастающий из ее главного положения о приоритете личности, в том, что все люди — дети Бога, и поэтому их личности священны и неприкосновенны, — сказал тогда Лилиенталь. — Это глубокая вера в гражданские свободы и необходимость защищать их и отвращение к любому, кто хочет лишить человека самого дорогого — доброго имени, приписывая ему пороки путем грязных намеков или прямых инсинуаций». Отрывочная информация, которую мне удалось собрать, вызвала некоторое недоумение. Чтобы разобраться, как Уолл-стрит и бизнес повлияли на Лилиенталя (и наоборот), я связался с ним и по его приглашению через пару дней поехал в Нью-Джерси, где провел вечер в его доме.
46
Движение в 1940–1950-х годов, основой которого был ярый антикоммунизм и воинствующий американский патриотизм.
Лилиенталь и его жена Хелен Лэмб Лилиенталь с 1957 года жили на Бэттл-роуд в Принстоне, куда переехали
Окруженное такими же домами владение достаточно обширно, но ни в коем случае не претенциозно. Лилиенталь, одетый в серые брюки и клетчатую спортивную рубашку, встретил меня на крыльце. Мужчина лет 60 с небольшим, высокий, подтянутый, с залысинами, ястребиным профилем и открытым проницательным взглядом. Он провел меня в гостиную, где представил миссис Лилиенталь, а потом показал два семейных сокровища — большой восточный ковер перед камином (подарок шаха Ирана) и висящий на противоположной стене свиток с китайской картиной XIX века. На ней изображались четыре весьма жуликоватых на вид человека. Это портреты, объяснил Лилиенталь, типичных китайских чиновников среднего и высокого ранга, и они имеют для него особое значение. Ткнув пальцем в одного из загадочных персонажей, он с улыбкой добавил, что этот тип — его восточный двойник.
47
Общее обозначение типичной английской архитектуры XVIII века.
Миссис Лилиенталь ушла в кухню сварить кофе, а я попросил Лилиенталя рассказать мне о своей жизни сразу после ухода с государственной службы. «Хорошо, — согласился он. — Вот начало: я ушел из комиссии по атомной энергии по нескольким причинам. На такой работе человек сильно изнашивается. Кроме того, если долго на ней засиживаешься, то в какой-то момент начинаешь понимать, что ты постоянно умасливаешь промышленников, или военных, или и тех и других — и в результате атомная пороховая бочка оказывается набита еще плотнее. Есть и другая причина: мне хотелось высказывать свои взгляды более свободно, чем я мог себе позволить, будучи государственным чиновником. Я понял, что отслужил свое, в ноябре 1949 года подал прошение об отставке и через три месяца оставил пост, выбрав время, когда не подвергался критике. Вообще говоря, я планировал уйти с должности раньше, в начале 1949 года, но тогда я подвергся резкой критике в конгрессе — Хикенлупер из Айовы обвинил меня в “невероятной управленческой некомпетентности”, — я заметил, что Лилиенталь не улыбался, вспоминая эпизод с Хикенлупером. — Я вступил в частную жизнь со страхом и одновременно с облегчением, — продолжал он. — Страшно было, поскольку я не знал, как буду зарабатывать на жизнь… на самом деле, не знал. Да, когда-то в молодости, до государственной службы, я был практикующим адвокатом в Чикаго и делал хорошие деньги. Но теперь я не хотел быть адвокатом. А что я мог делать, кроме этого? Я был настолько одержим этой проблемой, что жена и друзья начали надо мной подшучивать. На Рождество 1949 года жена подарила мне оловянную кружку для подаяний, а один из друзей — гитару, чтобы я играл на ней на перекрестках. Чувство облегчения я испытал, потому что у меня снова появилась частная жизнь, я стал свободным человеком. Как частному лицу, мне не надо было везде ходить с охраной, как в те времена, когда я работал в комиссии по атомной энергии. Мне не надо было отвечать на обвинения конгрессменов. Я смог наконец откровенно говорить обо всем с женой».
Во время рассказа в гостиную вернулась миссис Лилиенталь с кофе и села за стол. Я знал, что она происходит из семьи пионеров, несколько поколений которых прошли из Новой Англии через Индиану в Оклахому, где и родилась миссис Лилиенталь. Она вполне соответствовала своему происхождению — это была женщина, исполненная достоинства, терпения, практицизма и спокойной силы. «Могу сказать, что увольнение мужа из комиссии по атомной энергии было большим облегчением для меня, — вступила она в разговор. — До того как он начал там работать, мы всегда обсуждали все аспекты его деятельности. Когда же занял эту должность, мы договорились, что сможем обсуждать каких угодно людей, но не будем говорить о деле ничего, о чем я не могла бы прочитать в газетах. Для меня это оказалось страшным напряжением».
Лилиенталь согласно кивнул. «Я приходил домой поздно ночью с невыносимым ощущением, — делился он. — Ни один человек, соприкоснувшийся с атомной отраслью, не остается прежним. Иногда я возвращался с конференций, на которых генералы и ученые называли города, населенные миллионами живых людей, просто “целями”. Я так и не смог привыкнуть к этому обезличивающему жаргону. Домой я приезжал просто больным, но не мог ничего рассказать Хелен, чтобы избавиться от мучивших меня мыслей».
«Не стало никаких слушаний, — подхватила миссис Лилиенталь, — ужасающих слушаний! Никогда не забуду один коктейль в Вашингтоне, куда мы попали за наши грехи. Как раз в то время мужу приходилось выступать перед очередным комитетом. К мужу подошла какая-то женщина в кокетливой шляпке и, улыбаясь, сказала: “О, мистер Лилиенталь, я так хотела присутствовать на ваших слушаниях, но у меня не получилось. Так жаль. Я очень люблю слушания, а вы?”»
Супруги переглянулись, и на этот раз Лилиенталь выдавил улыбку.
Кажется, Лилиенталь вполне доволен тем, что произошло дальше. Он рассказал, что после увольнения из комиссии по атомной энергии к нему начали обращаться представители Гарвардского университета, специалисты по истории, государственному управлению и праву с предложениями занять место на их кафедрах. Но профессором он хотел быть не больше, чем адвокатом. В течение следующих недель поступали предложения от многочисленных юридических фирм Нью-Йорка и Вашингтона, а также от нескольких промышленных компаний. Эти предложения вселили в Лилиенталя уверенность: ему не придется побираться с оловянной кружкой или петь за деньги под гитару. Подумав, он в конце концов отклонил все предложения и в мае 1950 года устроился на неполную рабочую неделю консультантом в известную банковскую фирму Lazard Fr`eres&Co., со старшим партнером которой, Андре Мейером, познакомился через их общего приятеля Альберта Ласкера. Лазар предоставил Лилиенталю кабинет в штаб-квартире фирмы на Уолл-стрит, но прежде чем приступить к консультациям, Лилиенталь по просьбе журнала «Кольерс» совершил лекционную поездку по Соединенным Штатам, а затем, летом, и по Европе, куда отправился вместе с женой. Во время поездки Лилиенталь не написал для журнала ни одной статьи. По возвращении домой ему пришлось работать полный день, чтобы наконец начать зарабатывать деньги. Лилиенталь стал консультантом некоторых других компаний, включая Carrier Corporation и Radio Corporation of America. Компанию Carrier он консультировал по вопросам организации управления. В R.C.A. работал над проблемами цветного телевидения, советуя клиенту больше сосредоточиться на технических исследованиях, а не на судебных тяжбах из-за патентов. Кроме того, убедил руководство компании вкладывать деньги в разработку компьютеров, а не атомных реакторов. В начале 1951 года, снова по поручению «Кольерс», Лилиенталь совершил поездку в Индию, Пакистан, Таиланд и Японию. Результатом явилась опубликованная в августе статья, в которой автор предлагал решение территориального спора между Индий и Пакистаном из-за Кашмира и верховьев реки Инд. Идея Лилиенталя заключалась в том, что напряженность в отношениях между двумя странами можно будет ослабить, если начать совместные программы по улучшению условий жизни населения спорных территорий путем экономического и хозяйственного развития бассейна Инда. Девять лет спустя при финансовой и моральной поддержке Юджина Блэка и Всемирного банка план Лилиенталя воплотился в жизнь — Индия и Пакистан подписали Индский договор. Однако сразу после публикации статья Лилиенталя была встречена с полнейшим равнодушием. Автор, снова временно загнанный в безвыходное положение и отказавшийся от многих иллюзий, задумался о начале собственного скромного бизнеса.
На этом месте рассказа раздался звонок в дверь. Миссис Лилиенталь пошла открывать, и я услышал, как она начала с кем-то разговаривать — видимо, с садовником — о том, как подрезать розы. Лилиенталь пару минут напряженно прислушивался к разговору, а потом громко сказал: «Хелен, скажи, пожалуйста, Доменику, чтобы он делал короче, чем в прошлом году!» Миссис Лилиенталь вместе с Домеником вышла на улицу, а муж заметил: «На мой взгляд, Доменик всегда жалеет розы и мало их подрезает. Итальянское воспитание не всегда уместно в штатах Среднего Запада». Потом Лилиенталь продолжил повествование и рассказал, что связь с фирмой Лазара, а точнее, с Мейером привела к отношениям с одной небольшой компанией (Minerals Separation North American Corporation), в которой он сначала стал консультантом, а потом одним из руководителей. Фирма Lazard Fr`eres была очень заинтересована в этой компании. Именно здесь Лилиенталь неожиданно накопил состояние. Компания в то время переживала большие трудности, и Мейер считал, что Лилиенталь сможет помочь. В результате серии слияний, приобретений и других маневров название компании несколько раз менялось — она называлась Attapulgus Minerals&Chemical Corporation, Minerals&Chemical Corporation of America, пока наконец в 1960 году не превратилась в Minerals&Chemicals Philipp Corporation. По ходу изменений годовой доход компании вырос с 750 тыс. долл. в 1952 году до 274 млн долл. в 1960 году. Для Лилиенталя предложение Мейера взглянуть на дела компании стало началом четырехлетнего повседневного погружения в проблемы управления бизнесом. По его словам, это богатейший опыт, и не только в буквальном смысле слова.
Я восстановил корпоративный опыт Лилиенталя отчасти на основании того, что он рассказал мне в Принстоне. Остальную информацию я почерпнул из опубликованных документов компании и бесед с людьми, интересовавшимися фирмой. Minerals Separation North American, основанная в 1916 году как филиал британской фирмы, была патентной компанией, существовавшей за счет доходов от патентов на способы обогащения медной руды и руд других цветных металлов. Компания занималась деятельностью двоякого рода — пыталась создавать новые патентованные методы в своей лаборатории и оказывала техническое содействие горнодобывающим и производственным компаниям, пользовавшимся прежними патентами фирмы. К 1950 году, несмотря на сохранение высоких прибылей, руководство компании поняло: она находится на неверном пути. Под руководством бессменного президента доктора Сета Грегори, которому было в то время больше 90, что не мешало ему править железной рукой, ежедневно приезжая в кабинет на Бродвее в красном королевском «роллс-ройсе», исследовательская и научная деятельность практически прекратилась, и компания держалась лишь на полудюжине старых патентов, которые должны были стать общедоступными через пять-десять лет. Короче, компанию можно было уподобить здоровому человеку, живущему под угрозой отсроченного смертного приговора. Естественно, Lazard Fr`eres, как главный акционер, сильно обеспокоилась этим обстоятельством. Доктора Грегори уговорили выйти на достойную пенсию, и в феврале 1952 года, поработав некоторое время в Minerals Separation в качестве консультанта, президентом и членом совета директоров стал Лилиенталь. Его первая задача — отыскать новые источники дохода взамен патентов с истекающим сроком действия. Выполняя ее, Лилиенталь вместе с другими директорами пришел к выводу: поможет слияние. На долю Лилиенталя выпало участие в оформлении слияния Minerals Separation и другой компании, значительной частью акций которой владела фирма Lazard Fr`eres (наряду с другой фирмой Уолл-стрит, F. Eberstadt&Co.), — Attapulgus Clay Company из города Аттапалгус (Джорджия). Эта фирма добывала редкий сорт глины, применявшейся для очистки продуктов перегонки нефти, а также производила различные товары бытовой химии, например очиститель для полов «Спиди-драй».
Играя роль свахи в браке между Minerals Separation и Attapulgus, Лилиенталь одновременно взял на себя щекотливую задачу убедить руководителей южной компании, что им отнюдь не отводится роль пешек в играх шайки алчных банкиров Уолл-стрит. Роль агента банкиров была непривычной для Лилиенталя, но, очевидно, он хорошо справился, хотя его присутствие осложнялось шлейфом слухов о нем как о поборнике воинствующего социализма. «Дэйв очень умело настроил руководство Attapulgus, — говорил мне один из ветеранов Уолл-стрит. — Он примирил их с мыслью о слиянии, показав все выгоды». Сам Лилиенталь рассказывал: «В административных и технических отделах фирм я чувствовал себя как дома, но финансовыми вопросами должны были заниматься люди из Lazard Fr`eres и Eberstadt. Я терялся всякий раз, когда заговаривали о передаче активов и обмене акциями. Я просто не знал, что такое передача активов» (как Лилиенталь знает теперь, передача активов — это, если не вдаваться в технические подробности, разделение одной компании на две или больше, то есть процесс, противоположный слиянию). Слияние произошло в декабре 1952 года, и ни Attapulgus, ни Minerals&Chemical Corporation ни разу о нем не пожалели. В момент слияния Лилиенталь стал председателем совета директоров с годовым окладом 18 тыс. долл. Следующие три года, будучи председателем совета директоров, а позже председателем исполнительного комитета, он не только участвовал в управлении текущими делами компании, но и руководил ее дальнейшим ростом, осуществив серию новых слияний — одного в 1954 году с компанией Edgar Brothers, ведущим производителем каолина для бумажных покрытий, и двух в 1955 году, с производителями извести в Огайо и Виргинии. Эти слияния и связанное с ним повышение эффективности производства не замедлили окупиться. С 1952 по 1955 год чистая прибыль на одну акцию возросла более чем в пять раз.
Динамику роста доходов Лилиенталя со сравнительно скромной зарплаты государственного служащего до уровня успешного предпринимателя можно продемонстрировать на уведомлениях о голосовании, которые компании рассылают акционерам перед ежегодными и внеочередными собраниями (немного существует доступных документов, столь же информативных, как эти уведомления: в них должно быть точно указано количество акций на руках у директоров). В ноябре 1952 года компания Minerals Separation North American предоставила Лилиенталю, в дополнение к окладу, право на фондовый опцион [48] . Опцион давал ему право купить не больше 50 000 акций фирмы за счет ее финансов по цене 4,87 1/2 за акцию, а затем по текущему курсу в любое время до конца 1955 года. В обмен на это он подписал контракт, согласно которому обязывался работать в руководстве компании в течение 1953–1955 годов. Потенциальные финансовые выгоды для него, как и для других получателей фондовых опционов, заключались в следующем: если цена акций существенно возрастала, то он мог покупать их по цене опциона и таким образом иметь держание, стоящее гораздо больше уплаченной суммы. Более того — и это еще важнее, — если бы он решил впоследствии продать свои акции, то получил бы прирост капитала, облагаемый налогом по ставке максимум 25 %. Естественно, если акции начали бы падать в цене, то опцион потерял бы всякий смысл. Но, как и акции большинства предприятий в середине 1950-х, акции Лилиенталя летели вверх с фантастической быстротой. К концу 1954 года, согласно уведомительным письмам, опцион Лилиенталя достиг объема 12 750 акций, которые к тому времени стоили не по 4,87 1/2 , а по 20 долл. В феврале 1955 года Лилиенталь продал 4000 акций по 22,75 долл., получив в результате 91 тыс. долл. Эта сумма, уменьшенная на налог на прирост капитала, добавилась к сумме опциона, и в августе 1955 года, как показывает уведомительное письмо, Лилиенталь уже владел 40 000 акций — приблизительно то же число, как в то время, когда я побывал у него в гостях. К тому времени акции, до этого продававшиеся на внебиржевых рынках, не только оказались в реестре Нью-Йоркской фондовой биржи, но и стали там излюбленными фаворитами спекулятивных торгов. Цены взлетели до 40 долл. на одну акцию, и Лилиенталь, что понятно, оказался миллионером. Кроме того, компания платила всем акционерам фиксированные дивиденды — по 50 центов за акцию, а значит, финансовые проблемы четы Лилиенталь остались в прошлом.
48
Подробно о фондовых опционах рассказано в главе 3. — Прим. авт.