Бизнес-приключения. 12 классических историй Уолл-стрит
Шрифт:
И хотя короткие продажи иногда объявляют инструментом спекуляции, в сильно усеченной форме они до сих пор разрешены на всех фондовых биржах США. В не ограниченной регламентами форме они всегда выступают как стандартная прелюдия к игре в монополию. Ситуация окончательно проясняется, когда группа медведей объединяется и начинает хорошо организованную кампанию коротких продаж, распуская при этом слухи, будто компания, акции которой они продают, дышит на ладан. Эта операция носит название набега медведей. Самый грозный ответ быков — одновременно и самый рискованный — попытка создать собственную монополию. Монополизировать можно только те акции, которые коротко продаются множеством игроков. Идеальны для этого акции, находящиеся в лапах нападающих медведей. В такой ситуации потенциальные монополисты-противники могут попытаться купить принадлежащие данному инвестиционному дому акции повседневного предложения и акции, находящиеся у частных держателей, в количестве, достаточном, чтобы парализовать действия медведей. Если попытка удается, то бык может потребовать от медведей выкупить взятые в долг акции, но выкупить их медведи могут только у него. При этом они будут вынуждены купить их по цене,
В прежние дни титанических финансовых битв не на жизнь, а на смерть, когда призрак Адама Смита еще витал в стенах биржи на Уолл-стрит, монополизация была обычным явлением. Борьба шла кровавая, и при стечении любопытствующей публики направо и налево летели отрубленные финансовые головы многих воюющих между собой магнатов. Самым знаменитым монополистом в истории стал прославленный старый пират, коммодор Корнелиус Вандербильт, сумевший устроить три успешные монополизации в 1860-е годы. Классическим примером стали его махинации с акциями Гарлемской железной дороги. Он скупил практически все доступные акции, одновременно распуская недостоверные слухи о ее неминуемом банкротстве, чтобы заставить играющих на понижение спекулянтов продать свои акции, загнав их в угол. Потом с видом человека, делающего большое одолжение и спасающего несчастных от тюрьмы, он предложил загнанным в угол медведям купить у него акции по 179 долл., хотя сам заплатил ничтожную часть суммы. Самая катастрофическая монополизация имела место в 1901 году с акциями железнодорожной компании Northern Pacific. Чтобы собрать огромную сумму денег, необходимых для покрытия расходов, компания в краткосрочных сделках продала столько акций, что едва не вызвала общенациональную панику с международным резонансом. Предпоследняя крупная монополизация состоялась в 1920 году, когда Аллан Райан, сын легендарного Томаса Форчуна Райана, попытался, чтобы досадить своим врагам на Нью-Йоркской бирже, монополизировать акции компании Stutz Motor, производителя знаменитого автомобиля «штутц-панда». Райан достиг цели, выдоив игравших на понижение игроков. Но, как выяснилось, он неосторожно попытался схватить удачу за хвост. Фондовая биржа приостановила торги акциями компании Stutz. Последовал долгий судебный процесс, закончившийся разорением Райана.
Потом, уже в другие времена, игра в монополизацию начала страдать тем же недугом, как и все на свете игры, — запоздалыми спорами о введении правил. Согласно реформе законодательства 1930-х годов игра на понижение запрещалась, если целью была деморализация биржи. То же касалось любых других манипуляций, ведущих к монополизации. Так с монополизациями фактически покончили. Игроки Уолл-стрит, произносившие позже слово «corner», имели в виду не монополизацию, а перекресток Бродвея и Уолл-стрит. На американских фондовых рынках стала возможна лишь случайная монополизация (или незаконченная, как в случае компании Bruce). Кларенс Сондерс — последний, кто сыграл в эту игру умышленно.
Люди, хорошо знавшие Сондерса, дают ему самые разнообразные, противоречивые характеристики: «человек, обладающий безграничным воображением и неуемной энергией», «надменный и самоуверенный, как все выскочки», «по сути, четырехлетний ребенок, до сих пор играющий в игрушки» и «один из самых выдающихся людей своего поколения». Но нет сомнения, что даже многие из потерявших деньги из-за его махинаций считали его честным человеком. Сондерс родился в 1881 году в бедной семье в графстве Эмхерст (Виргиния) и еще подростком начал работать в местном продовольственном магазине — как это положено будущему магнату — за жалкую зарплату в 4 долл. в неделю. Молодой человек делал карьеру с головокружительной быстротой. Вскоре он перешел на работу в оптовую продуктовую компанию в Кларксвиле (Теннесси), а потом в такую же компанию в Мемфисе. В возрасте чуть за 20 Сондерс организовал небольшую сеть розничных продовольственных магазинов — United Stores. Через несколько лет он продал компанию и сам стал оптовым торговцем продовольствием, а потом, в 1919 году, начал создавать сеть магазинов самообслуживания, которую окрестил очаровательным именем Piggly Wiggly Stores (когда партнер по бизнесу спросил, откуда взялось название, Сондерс ответил: «Я его выбрал, чтобы такие, как вы, почаще спрашивали»). Магазины процветали, и к осени 1922 года их было уже 1200. Из них 650 принадлежали непосредственно компании Piggly Wiggly Stores, а остальные — независимым собственникам, платившим отчисления с прибыли родительской компании за право пользоваться запатентованным методом торговли. В 1923 году, в эпоху, когда продовольственный магазин ассоциировался с продавцами в белых халатах, а подчас и с пальцами, подложенными под чаши весов, этот метод с нескрываемым удивлением описывали в статье, опубликованной в «Нью-Йорк Таймс»: «Покупатель в этой сети магазинов идет по бесконечным проходам. По обе стороны расположены полки. Покупатель берет с полок нужные ему продукты и расплачивается за них на выходе из магазина». Сондерс, хотя сам он об этом не догадывался, изобрел супермаркет.
Естественным следствием быстрого роста благосостояния компании явилось внесение ее акций в реестр Нью-Йоркской фондовой биржи. За полгода после этого акции Piggly Wiggly приобрели репутацию надежных ценных бумаг, по которым регулярно выплачивались дивиденды, пусть и не очень большие. Это типичные акции «для вдов и сирот», к которым прожженные биржевые спекулянты относились с таким же равнодушием, как профессиональные шулера к бриджу. Репутация, однако, оказалась очень шаткой. В ноябре 1922 года несколько небольших компаний, владевших продуктовыми магазинами в Нью-Йорке, Нью-Джерси и Коннектикуте, работавшими под эгидой Piggly Wiggly, обанкротились и перешли под внешнее управление. Они едва ли имели какое-то отношение к Piggly Wiggly: Сондерс просто продал им право использовать свою популярную торговую марку, передал им в лизинг кое-какое запатентованное оборудование и забыл об их существовании. Но, когда независимые Piggly Wiggly разорились, группа биржевых игроков (личности
В этот момент Сондерс объявил в прессе, что готов «побить профессионалов Уолл-стрит в их собственной игре» кампанией скупки акций. Сам он никоим образом не был профессионалом; в самом деле, до того как его компанию внесли в список биржи, Сондерс никогда в жизни не владел ни одной акцией, котирующейся на Нью-Йоркской фондовой бирже. Нет никаких причин считать, будто, затевая кампанию по скупке акций, он имел намерение совершить монополизацию; более вероятно, что объявленный им мотив — неоспоримое желание поддержать цену акций ради защиты своих инвестиций и инвестиций своих акционеров — был его единственным намерением. Как бы то ни было, он навалился на медведей с характерной для него энергией, дополнив собственные капиталы 10 млн долл., одолженными у банкиров Мемфиса, Нэшвилля, Нового Орлеана, Чатануги и Сент-Луиса. Бытует легенда, будто Сондерс набил свои 10 с лишним млн в крупных купюрах в чемодан и сел на идущий в Нью-Йорк поезд с карманами, оттопыренными купюрами, не влезшими в чемодан, и явился на Уолл-стрит, чтобы дать генеральное сражение. Сам Сондерс впоследствии эту легенду опроверг, утверждая, что руководил кампанией из Мемфиса, посылая телеграммы и разговаривая с нью-йоркскими брокерами по междугороднему телефону. Но где бы он ни был на самом деле, Сондерс нанял около 20 брокеров. Среди них находился Джесси Ливермор, он стал старшим в этом боевом подразделении. Ливермору, одному из самых известных американских спекулянтов нашего столетия, было тогда 45 лет, но он упрямо продолжал называть себя кличкой, которую заслужил за 20 лет до этого, — «взрыватель Уолл-стрит». Так как Сондерс считал игроков Уолл-стрит вообще и биржевых спекулянтов в частности паразитирующими негодяями, стремящимися обесценить его акции, можно предположить: он очень неохотно прибегал к помощи Ливермора, но сделал это только для того, чтобы получить в свой лагерь видного представителя противника.
В первый день схватки с медведями Сондерс, действуя под прикрытием брокеров, купил 33 000 акций Piggly Wiggly, по большей части у спекулянтов, игравших на понижение. В течение следующей недели он довел число купленных акций до 105 000 — больше половины из 200 000 выставленных на продажу акций. Между делом, спуская пары и совершенствуя стиль, Сондерс начал публиковать объявления в газетах Запада и Юга, в которых писал все, что думал об Уолл-стрит. «Должен ли шулер править бал? — гневно вопрошал он. — Вот он едет на белом коне, покрытый кольчугой лжи, скрывающей малодушное сердце. Его шлем — обман, шпоры звенят изменой, а стук копыт возвещает разрушение. Должен ли добрый бизнесмен бежать от него? Должен ли он трястись от страха? Станет ли он добычей спекулянта?» Тем временем на Уолл-стрит Ливермор продолжал скупать акции Piggly Wiggly.
Эффективность кампании Сондерса была очевидной; к концу января 1923 года цена акции поднялась до 60 долл., то есть стала выше, чем до начала кампании. Потом, словно чтобы подогреть нервозность медведей, пришли вести из Чикаго, где тоже шли торги акциями: Piggly Wiggly стала монополистом, и спекулянты, игравшие на понижение, не смогут возместить стоимость взятых в долг акций, не обратившись к Сондерсу. Эти слухи немедленно опровергла Нью-Йоркская биржа, руководство которой объявило: повседневного предложения акций Piggly Wiggly пока вполне достаточно. Но эти сообщения, вероятно, внушили Сондерсу некую идею. Он совершил любопытное и на первый взгляд загадочное действие, в середине февраля в одном из своих растиражированных в газетах объявлений предложив на продажу 50 000 акций по цене 55 долл. В объявлении особо подчеркивалось, что с акций будут начисляться дивиденды по доллару четыре раза в год, то есть больше 7 %. «Это быстрое предложение, его отменят без дополнительного уведомления, — спокойно, но весомо предостерегало объявление. — Возможность воспользоваться предложением предоставляется немногим и только раз в жизни».
Каждый, кто хоть немного знаком с современной экономикой, спросит себя, что сказала бы комиссия по ценным бумагам и биржам, которая обязана следить за тем, чтобы все финансовые объявления были выдержаны в деловой, безличной и неэмоциональной тональности, по поводу навязывания продажи в последних двух предложениях объявления Сондерса. Но если первое объявление о предложении акций Сондерса заставило бы членов комиссии побледнеть, то второе, напечатанное четыре дня спустя, скорее всего, вызвало бы у них апоплексический удар. На целой полосе красовался кричащий заголовок:
НЕ УПУСТИТЕ СВОЙ ШАНС! НЕ УПУСТИТЕ СВОЙ ШАНС!
В вашу дверь стучат! В вашу дверь стучат! В вашу дверь стучат!
Вы слышите? Вы слушаете? Вы понимаете?
Явился ли новый Даниил и львы не пожирают его?
Явился ли новый Иосиф и загадки раскрывают свои тайны?
Родился ли новый Моисей для новой земли обетованной?
Почему тогда, спрашивает скептик, КЛАРЕНС СОНДЕРС проявляет такую щедрость?
Дав понять, что он продает непривилегированные акции, а не шарлатанское снадобье, Сондерс повторил свое предложение продажи акций по цене 55 долл., а дальше объяснил: он проявляет такую щедрость, потому что как дальновидный бизнесмен хочет, чтобы Piggly Wiggly принадлежала его покупателям и другим мелким инвесторам, а не акулам Уолл-стрит. Многим, однако, показалось, что щедрость Сондерса граничит с безумием. Цена на акции его компании на бирже только что перевалила за 70 долл. Казалось, Сондерс гарантировал любому, имевшему в кармане 55 долл., шанс без всякого риска получать ежегодно по 15 долл. Явления нового Даниила, Иосифа и Моисея никто пока не видел, но обещание и вправду манило.