Бизнес-приключения. 12 классических историй Уолл-стрит
Шрифт:
К моменту перерыва в переговорах, в шесть вечера в субботу, достигли компромисса по главному спорному вопросу — согласится ли биржа на просьбу банков поднять платеж клиентам Haupt с 7,5 до 12 млн долл., а также по вопросу, как будут выплачиваться деньги. Заключили соглашение, что от биржи будет назначен наблюдатель за ликвидацией Haupt. Но Continental продолжал упорствовать, а британские банки до сих не приняли участие в переговорах. Как бы то ни было, лавочку прикрыли до утра, договорившись встретиться на следующий день, хотя и в воскресенье. Простывший Фанстон отправился в Гринвич. Банкиры разъехались по таким милым городкам, как Глен Коув и Баскинг-Ридж. Уоттс, стойкий патриот Филадельфии, отправился домой, и даже Бишоп поехал домой, в Фенвуд.
В два часа дня в воскресенье управляющие биржи, в чьи ряды влились коллеги из Лос-Анджелеса, Миннеаполиса, Питсбурга и Ричмонда, собрались на объединенное совещание с 30 представителями фирм-членов, горевшими желанием узнать, что им предстоит. Когда им рассказали о ходе соглашения, они единодушно проголосовали за продолжение работы. По ходу переговоров даже Continental Illinois постепенно смягчил свою позицию, и к шести часам вечера, после целой серии междугородных телефонных звонков и попыток связаться с находящимися в поездах и аэропортах менеджерами, чикагский банк согласился на сотрудничество, заявив, что делает это в общественных интересах, а не руководствуясь трезвыми
Вопрос, кто возьмет на себя деликатную задачу умаслить британские банки, встал вечером в воскресенье. Фанстон, невзирая на простуду, изъявил желание отправиться в Лондон (главным образом потому, как он сам признал впоследствии, что его привлекала интрига) и даже велел секретарю забронировать для него место в самолете. Однако по ходу переговоров, которые, казалось, временами заходили в тупик, было решено, что отпускать Фанстона нельзя. Несколько управляющих вызвались заменить его, и выбор пал на Густава Леви по той причине, что его фирма Goldman, Sachs&Co. имела длительные и тесные связи с Kleinwort, Benson, одним из британских банков-кредиторов, и потому, что сам Леви лично дружил с некоторыми партнерами банка Kleinwort, Benson (впоследствии Леви стал преемником Уоттса на посту председателя совета управляющих). Леви в сопровождении одного из руководителей Chase Manhattan и одного юрисконсульта банка — их включили в состав делегации в надежде, что они послужат вдохновляющим примером, — покинули здание на Уолл-стрит в начале шестого вечера, а в семь часов уже вылетели в Лондон. В самолете троица всю ночь обсуждала, как вести себя на утренней встрече. Такое поведение имело веские основания, ибо у британских банков не имелось никакого стимула к сотрудничеству, ведь их бирже ничто не угрожало. Были, однако, и другие причины. Согласно данным из надежных источников, четыре британских банка одолжили Haupt 5,5 млн долл., и это заимствование, как и многие краткосрочные заимствования американских брокеров у иностранных банков, не защищалось никакими гарантиями. Некоторые источники — правда, не столь надежные, — утверждали, будто эти заимствования сделаны совсем недавно — за неделю или меньше до катастрофы. Кредит выдали в евродолларах [41] — фантомной, но полезной валюте, представленной в долларовых депозитах европейских банков. Европейские финансовые учреждения активно торговали евродолларами, сумма которых составляла около 4 млрд и банки, одолжившие 5,5 млн Haupt, должны были сначала у кого-то их занять. По мнению местных экспертов международных банковских отношений, евродоллары обычно ссужали большими суммами под относительно маленький процент. Например, банк мог взять некоторую сумму под четыре и четверть процента и одолжить ее кому-то другому под четыре с половиной процента, получив при этом выгоду в четверть процента годовых. Очевидно, такие трансакции представлялись всем участникам абсолютно безопасными и надежными. Четверть процента от суммы 5,5 млн за недельный период составляет 264,42 долл., что указывает приблизительный размер дохода, который могли поделить между собой четыре британских банка, минус издержки, если бы все пошло по плану. Но теперь перед ними вырисовывалась перспектива потерять всю прибыль.
41
Речь идет об операции «Оверлорд» по высадке союзных войск в Нормандии (6 июня — 31 августа 1944 года). Союзники пересекли р. Сену, освободили Париж и продолжили наступление к французско-германской границе. Операция открыла Западный (или так называемый «второй») фронт в Европе во Второй мировой войне. Крупнейшая десантная операция в истории.
С покрасневшими от бессонной ночи глазами Леви и сотрудники Chase Manhattan прибыли в Лондон после обеденного перерыва. Стояла промозглая дождливая погода. Делегация остановилась в «Савое», переоделась, позавтракала и отправилась в Сити, лондонский деловой квартал. Первая встреча состоялась на Фенчерч-стрит в штаб-квартире банка William Brandt’s Sons, одолжившего Haupt больше половины всех «английских» денег. Банкиры выразили соболезнование в связи с убийством президента, американцы согласились, что это ужасно, после чего стороны перешли к делу. В Brandt знали о неизбежном крахе Haupt, но ничего не знали о планах избежать формального банкротства Haupt ради спасения ее клиентов. Леви объяснил позицию биржи, после чего последовала часовая дискуссия, по ходу которой британцы выказали явное нежелание присоединяться к плану — чего, собственно говоря, и следовало ожидать. Только недавно уступив одной группе настырных янки, они не горели желанием уступать следующей. «Они были сильно расстроены, — вспоминал Леви. — Начали скандалить со мной как с представителем Нью-Йоркской биржи, один из членов которой поставил их в неприятное положение. Принялись торговаться — требовать приоритета в получении своей доли в обмен на ее уменьшение. Однако их позиция не казалась мне особенно выигрышной. В результате процедуры банкротства их претензии, основанные на незащищенном кредите, рассматривались бы после претензий кредиторов, располагавших письменными гарантиями, и, по моему мнению, в результате всех этих процедур британцы вообще не получили бы ни гроша. С другой стороны, если бы они приняли наши предложения, с ними обошлись бы как со всеми другими кредиторами Haupt, исключая клиентов. Мы объяснили британцам, что не торгуемся с целью извлечь выгоду за их счет».
На это представители Brandt ответили, что им необходимо время на размышления, а кроме того, они хотят услышать, что скажут другие британские банки. После этого американская делегация направилась в лондонскую резиденцию Chase Manhattan на Ломбард-стрит, где состоялась встреча с представителями трех остальных британских банков и где Леви смог встретиться со своими друзьями из Kleinwort, Benson. Обстоятельства несколько омрачали радость встречи, но Леви рассказывает, что его друзья реалистично оценили ситуацию и, проявив героическую объективность, помогли британским коллегам взглянуть на ситуацию глазами американцев. Тем не менее на этой встрече, как и на предыдущей, стороны не пришли к окончательному соглашению. Пообедав в Chase Manhattan, Леви и его коллеги пошли в Английский банк, заинтересованный в долгах Haupt в той мере, в какой неплатежеспособность компании могла повлиять на баланс британской платежной системы. Представители Английского банка сказали, что очень переживают по поводу американской национальной трагедии и более локальной драмы Уолл-стрит, и посоветовали гостям, поскольку
Kleinwort, Benson и S. Japhet&Co. были первыми, кто изъявил согласие сотрудничать с биржей, вспоминал Леви. Потом, после получасовой паузы, в течение которой Леви и его коллеги буквально физически чувствовали, как в Нью-Йорке неумолимо бегут минуты, положительный ответ пришел от Brandt. Это было реальное достижение: самый главный кредитор и три других банка согласны, это значительно повышало вероятность того, что выразит согласие и Ansbacher. В 16:00 по лондонскому времени согласие было получено, и Леви смог наконец успокоить звонком Фанстона, изнемогавшего в ожидании. Выполнив свою миссию, американцы поспешили в аэропорт и через три часа уже летели домой.
Получив хорошую новость, Фанстон понял, что соглашение состоялось. Прежде чем приступить к выполнению, осталось лишь получить подписи 15 главных партнеров Haupt, которые ничего не теряли, но многое приобретали от выполнения задуманного плана. Получение подписей было крайне важным делом. До начала процедуры банкротства, которого все хотели во что бы то ни стало избежать, никакой внешний управляющий не мог распорядиться ни одной вещью Haupt — даже мраморными шкафами и холодильниками, — без разрешения партнеров. Вечером в понедельник партнеры Haupt, каждый в сопровождении своего адвоката, явились в кабинет председателя Уоттса в здании биржи, чтобы узнать, какую судьбу уготовала им Уолл-стрит.
Едва ли партнеры с большим удовольствием читали проект соглашения, так как оно, среди прочего, предписывало: они должны передать внешнему управляющему все права по распоряжению делами Haupt. Правда, один из их собственных адвокатов энергично и недвусмысленно объяснил им, что они будут нести полную личную ответственность за долги фирмы, независимо от того, подпишут соглашение или нет, и поэтому могут со спокойной совестью поддержать высокое начинание и подписать соглашение. Короче говоря, они оказались совершенно беспомощны (многие впоследствии подписывали документы о собственном банкротстве). Одно удивительное событие нарушило гладкое течение невеселой процедуры. Вскоре после того, как адвокат высказался по поводу беспощадных фактов, кто-то заметил в толпе присутствующих незнакомое и очень молодое лицо и попросил этого человека назваться. Тот, не колеблясь, ответил: «Я Рассел Уотсон, корреспондент Wall Street Journal». Наступила гробовая тишина. Все поняли, что несвоевременная утечка информации может нарушить хрупкий баланс финансовых соображений и эмоций, на котором держалось соглашение. Сам 24-летний Уотсон, проработавший к тому времени год в Wall Street Journal, объяснил впоследствии, как попал на эту встречу и как ее покинул. «Я был тогда новичком на фондовой бирже, — рассказывал он. — Утром того дня я услышал, что к вечеру Фанстон, вероятно, созовет пресс-конференцию, и поехал на биржу. На вахте я спросил охранника, где назначена встреча у господина Фанстона. Охранник сказал, что на шестом этаже, и проводил меня к лифту. Думаю, он решил, что я банкир, партнер Haupt, или адвокат. На шестом этаже было много людей. Я просто вышел из лифта и вошел в кабинет, где проходила встреча, и никто меня не остановил. Я не понимал почти ничего из того, что там происходило. Было понятно, что обсуждаются какие-то высокие ставки и готовится соглашение, в котором осталось согласовать лишь кое-какие спорные детали. Среди этих людей я знал в лицо только Фанстона. Я спокойно стоял там около пяти минут, когда кто-то меня заметил, и тут все они в один голос начали кричать, чтобы я уходил. Нет, они меня не выталкивали, но я понял, что лучше уйти».
Во время последовавшей затем фазы препирательств — а она оказалась долгой и мучительной — партнеры Haupt и их адвокаты заняли кабинет Фанстона, а представители банков и их адвокаты разместились в северном зале заседаний комитета, дальше по коридору. Фанстон, преисполненный решимости добиться заключения соглашения, текст которого инвесторы должны были получить до утреннего открытия торгов, был вне себя от ярости и беспокойства. Изо всех сил пытаясь ускорить процесс, он взял на себя роль посыльного и дипломатического посредника. «Весь вечер в понедельник я бегал по кабинетам, повторяя: “Так, в этом пункте они не уступают, надо вмешаться” или “Время поджимает, до торгов осталось всего 12 часов, надо их поторопить”».
В 00:15, за 9 часов 45 минут до открытия торгов, соглашение было подписано в южном зале заседаний комитета 28 заинтересованными сторонами в атмосфере всеобщего изнеможения и одновременно безмерного облегчения. Как только во вторник утром открылись банки, фондовая биржа внесла на соответствующий счет 7,5 млн долл. — приблизительно треть всех своих резервов. С этого счета внешний управляющий мог брать средства. В то же утро сам управляющий — Джеймс Махони, ветеран фондовой биржи, — прибыл в штаб-квартиру Haupt, чтобы приступить к исполнению своих обязанностей. Фондовый рынок, воодушевленный верой в нового президента, или новостью об урегулировании проблемы с Haupt, или и тем и другим вместе, отреагировал невероятным повышением котировок, компенсировав все потери пятницы. Спустя неделю, 2 декабря, Махони объявил: со счетов фондовой биржи на счета попавших в беду клиентов поступило уже 1,75 млн долл.; к 12 декабря эта сумма достигла 5,4 млн, а к Рождеству — 6,7 млн. Наконец 11 марта 1964 года биржа смогла объявить, что выплатила 9,5 млн долл. и что клиенты Haupt, за исключением тех немногих, кого просто не смогли найти, получили свои деньги. В этом соглашении некоторые увидели безошибочное свидетельство того, что руководство Уолл-стрит чувствовало ответственность за общественный вред, причиненный неверными действиями членов биржи или простым невезением. Оно породило неоднозначную реакцию. Спасенные клиенты Haupt, естественно, испытывали чувство благодарности. Times писала, что соглашение стало свидетельством «чувства ответственности, каковое вселило уверенность в инвесторов» и «вероятно, помогло избежать возможной паники». Президент Джонсон выкроил время и позвонил из Вашингтона Фанстону, чтобы поздравить его с удачным решением. Председатель комиссии по ценным бумагам и биржам Уильям Кэри, ранее не замеченный в исполнении дифирамбов фондовой бирже, заявил в декабре: «Биржа впечатляюще продемонстрировала свою силу и озабоченность общественными интересами». Другие биржи мира хранили молчание, но если принять во внимание отнюдь не сентиментальные способы ведения биржевого бизнеса, то можно предположить, что не один биржевик недоуменно покачал головой, узнав о странных вещах, творившихся в Нью-Йорке. Фирмы — члены биржи, обложенные на трехлетний срок обязанностью выплатить 9,5 млн долл., были в целом удовлетворены, хотя многие ворчали — не следовало бы просить старые заслуженные фирмы с безупречной репутацией оплачивать убытки жадных новичков, преступивших границы дозволенного и пойманных за руку. Удивительно, но никто не стал благодарить американские или британские банки за возмещение приблизительно половины ущерба. Наверное, дело в том, что благодарность банкам люди выражают только в телевизионных рекламных роликах.