Бизнес

Бэнкс Иэн М.

Я поехала дальше; погода менялась, посылая то дождь, то солнце, то мелкий снег, то слякоть. Старые дороги, которые проходили через вересковые пустоши, оказывались то заброшенными и серыми, то, в следующий момент, солнечно-яркими и свежими от лилового вереска. Сделав остановку в Хексэме, чтобы заправить «аурелию» самым качественным бензином, я получила напоминание о том, как показательна поездка на дорогой машине: если парни на заправках глазеют на нее больше, чем на тебя, значит, ты стареешь. На сей раз восторги разделились поровну. Я продолжила путь к северу.

Дэвид

Реннел приехал на синем «мондео». Я купила ему бургер и газированную воду, и мы уселись в мою прогретую «аурелию»: со стороны нас можно было принять за парочку прелюбодеев, устроившую тайное свидание перед окончательным разрывом. По крыше стучал дождь.

Дэвид Реннел оказался высоким, жилистым парнем с короткими каштановыми волосами. Умница – принес пару цветных фотографий рабочих столов, которые вынесли из загадочного, некогда «совершенно секретного» помещения в сердце завода «Сайлекс». Столы были необычные. Слишком много полок. А на плоских поверхностях слишком много отверстий для кабелей. Еще он захватил несколько разъемов и розеток, которые там валялись.

– Вот это похоже на телефонную розетку, но не совсем, – сказал он.

– Так-так. Больше ничего не вспомнилось? Я просила заранее припомнить все, что ему известно, – как в полицейских телесериалах: «даже если это, по-вашему, несущественно...»

– Я поговорил с парнем, который видел один из грузовиков, увозивших оборудование.

– Он заметил название агентства грузоперевозок?

– Названия на кузовах не было. На них вообще ничего не было написано, но, по его мнению, похоже на транспорт фирмы «пайкфрит», хотя точно объяснить он затрудняется. А сам я, к сожалению, в этом мало что смыслю.

«Пайкфрит» – это наша дочерняя фирма, одна из немногочисленных европейских компаний, специализирующихся на перевозке прецизионной аппаратуры и чувствительных приборов. При ближайшем рассмотрении видно, что их грузовики немного отличаются от обычных. А именно воздушными амортизаторами. Я просто кивнула.

– Кстати, ребята из Эссекса куда-то исчезли. И там, по-моему, все были этому рады. – (Он растягивал гласные: «ра-ады» – и это звучало очень трогательно.)

– Что за ребята из Эссекса?

– Ну, так их на «Сайлексе» прозвали. Они в основном работали в том помещении, ни с кем не общались. Но были малость нагловаты – так все говорят. В пятницу устроили большую пьянку, а в понедельник уже не объявились. И все перевезли.

Я растерялась:

– Они и вправду были из Эссекса?

– Вроде как с юга. Насчет Эссекса точно не скажу.

– Фредди говорил, на заводе видели Адриана Пуденхаута. Это так?

– Да, на той неделе.

У меня сами собой сощурились глаза:

– А ты абсолютно уверен, что это был он? Дэвид Реннел кивнул.

– Абсолютно. Мы с ним пару раз встречались и до этого – он помогал завести машины мистера Ферриндональда и заряжал ружья, когда тот охотился.

– А он тебя заметил?

– Нет. Но это был он, совершенно точно. Как тут не свихнуться...

Мы разъехались в разные стороны. Я возвращалась в Блискрэг другим путем, но по-прежнему

придерживалась живописных деревенских дорог, даже когда солнце закатилось и настала ночь. Передо мной лежало еще много миль, и мне еще многое надо было осмыслить.

Сидеть за рулем «данчии» – это нечто.

Похороны дяди Фредди должны были состояться через три дня. У меня оставалось предостаточно времени, чтобы съездить в Лондон.

Глава 11

Сазрин-Хаус, что на Уайтхолл в Лондоне – единственное здание на этом отрезке набережной, которое еще не заняли правительственные организации. Оно взирает через Темзу на железобетонное варварство шестидесятых, комплекс Национального театра, как древний, седой стрелок – на ковбоя-выскочку. Его некрасивость по-своему живописна и примечательна какой-то гнетущей мрачностью.

Темно-коричневая призма главного здания немного скошена вовнутрь и отделена от Темзы остекленным блоком в несколько этажей, крыша которого со стороны набережной тянется вверх к главному корпусу. Из-под самой верхушки главного здания пристально глядят громадные декоративные окна. Всякий раз, видя это строение издалека, я пыталась понять, что же оно напоминает; потом до меня дошло – оно похоже на гигантский кассовый аппарат, какие были в ходу много лет назад.

Одну часть здания занимают офисы, другую – стандартные квартиры. Здесь-то и работал Адриан Джордж. Наутро после кончины дяди Фредди я села на лондонский поезд, предварительно позвонив А. Д. и договорившись вместе пообедать.

– Я очень расстроился, когда услышал насчет старины Фредди Ферриндональда.

– Да, жалко его, правда?

– У вас есть какие-то конкретные планы?

– Мне нравится итальянская кухня.

– Я не то имел в виду: вы хотите поговорить о чем-то конкретном?

– В общем-то, нет, – соврала я.

Мы встретились в Ковент-Гардене, в довольно приличном французском ресторане, по выбору Адриана Джорджа. Он не стремился к итальянским блюдам. К спиртному он тоже не стремился, якобы потому, что у него еще было много работы. А. Д. был невысок, но элегантен, темноволос и хорош собой. Я помнила времена, когда его брови сходились на переносице, но ему, наверно, слишком часто не везло с девушками, которых матери предостерегали против мужчин с заросшими лбами; теперь он, по всей видимости, выбривал дорожку между бровями. Разговор ни к чему не обязывал: в основном мы сплетничали о сотрудниках компании. Он был из числа тех, с кем я предпочитала общаться по электронной почте, а вот с Люс – по телефону.

Лишь в самом конце обеда я упомянула о том, что он, по слухам, месяц назад встретил в Лондоне Колина Уокера, начальника службы охраны Хейзлтона. Эту тему он постарался замять и, посмеявшись, сказал, что обознался. Он настоял на том, чтобы оплатить счет.

Я сказала, что вернусь в Сазрин-Хаус вместе с ним. На улице было прохладно, ветрено и сухо, и я предложила прогуляться по Стрэнду или по набережной, но ему захотелось взять такси. Он болтал о пустяках. А я уже знала все, что нужно.