Благие знамения (Добрые предзнаменования)
Шрифт:
Подозреваемая задумалась.
— Но я хочу быть ведьмой, — захныкала она. Эти мужеска полу беспомощно переглянулись. Это было выше их понимания.
— Если ты скажешь «нет», — сказала Пеппер, — то сможешь забрать мою игрушечную конюшню из набора для Синди. Я ее и в руки не брала, — добавила она, яростным взглядом предостерегая соратников от каких-либо комментариев.
— И вовсе она не новая, — живо откликнулась ее сестра. — Я сама видела, совсем старая, и штука для сена сломана, и…
Адам внушительно кашлянул.
— Так ты ведьма, viva espana? —
Малышка заметила выражение лица Пеппер и решила не рисковать.
— Нет, — заявила она.
По общему мнению, пытка удалась на славу. Единственная сложность теперь состояла в том, чтобы как-нибудь избавиться от предполагаемой ведьмы.
Становилось все жарче, и стражникам начинало казаться, что их дурачат.
— Не понимаю, почему мы с братом Брайаном должны за всех отдуваться, — сказал брат Уэнслидэйл, утирая пот со лба. — Я считаю, что пора ее отпустить, а самим попробовать самим. Benedictine ina decanter.
— Хочу еще! — потребовала подозреваемая, выливая воду из своих туфель.
Во время своих энциклопедических исследований Великий инквизитор пришел к выводу, что Британская инквизиция еще не вполне готова к повторному внедрению в обиход таких пыток, как «железная дева» и «стальная груша». Но изображения средневекового «позорного стула» наводили на мысль, что он прямо-таки предназначен для возрождения. Требовались лишь пруд, несколько досок и веревка. Эта комбинация всегда привлекала Этих, и они с легкостью нашли все три составляющие.
Подозреваемая уже позеленела до пояса.
— Как на качелях! — ликовала она. — Оп-ля!
— Если мне не дадут попробовать, я лучше пошел домой, — пробормотал брат Брайан. — Почему это веселиться должны одни только грешные ведьмы?
— Инквизиторов нельзя подвергать пыткам, — строго сказал Великий инквизитор, но особой убежденности в его голосе не было. Жарило все сильнее, инквизиторские наряды из старой мешковины воняли затхлым ячменем и кололись, отчего пруд выглядел вдвойне заманчиво.
— Ладно, ладно, — сказал он и обратился к подозреваемой: — Мы установили, что ты ведьма, все в порядке, больше не греши, а теперь поживей вылезай, а то у нас тут очередь. Oh lay, — добавил он.
— А что дальше? — спросила сестренка Пеппер.
Адам колебался. Сжигать ее на костре, рассудил он, слишком рискованно. Кроме того, она такая мокрая, что все равно не загорится.
К тому же он смутно предвидел грядущие вопросы по поводу грязных туфель и заляпанного ряской розового платьица. Но будущее было далеко — на дальнем конце длинного жаркого дня, полного досок, веревок и прудов. И оно могло подождать.
И вот будущее настало и отошло в прошлое — как свойственно всякому будущему, слегка обескураживающим образом: мистер Янг не стал утруждать себя лишними расспросами, а просто запретил Адаму смотреть телевизор, из чего следовало, что тому придется довольствоваться старым черно-белым телеком в спальне.
— Не понимаю, почему шланги запрещено подключать к водопроводу, — ворчал мистер Янг, выходя из дома
Адам, старательно сутуля плечи, слонялся по пыльной дорожке. Слонялся он мастерски. Он умел слоняться так, чтобы своим видом выводить из терпения благонамеренных обывателей. Он не просто горбился и волочил ноги. Нет, его тяжелая походка была полна скрытого смысла, она выражала боль и недоумение человека, чье бескорыстное стремление помочь окружающим вновь и вновь встречало на своем пути лишь препоны и нелепые придирки.
Толстый слой пыли покрывал кусты.
— И поделом им всем будет, когда ведьмы завладеют страной, запретят людям ходить в церковь да заставят всех есть здоровую пищу и плясать без одежды, — пробурчал он и пнул камешек. Хотя ему пришлось признать, что такая перспектива не кажется слишком уж пугающей, за исключением разве что здоровой пищи. — Дали бы нам нормально развернуться, так мы сотни ведьм нашли бы, — убеждал он сам себя, продолжая пинать камешек. — Уж, наверное, старика Такиминаду никто на старте не стопорил только из-за того, что какая-то глупая ведьма перепачкала платье.
За своим Хозяином послушно плелся Барбос. Конечно, такая жизнь несколько не соответствовала представлениям цербера о том, как будут проходить последние дни перед Армагеддоном, но она невольно начинала ему нравиться.
Его Хозяин ворчал:
— Спорим, даже викторианцы не заставляли людей смотреть черно-белые телики.
Внешность формирует характер. Стиль поведения, свойственный лохматой собачонке, заложен на генетическом уровне. Нельзя просто принять и остаться, чем ты был раньше, — врожденная мелкособачность неизбежно начнет вступать в свои права.
Он уже научился гонять крыс. Ничего лучше с ним еще не случалось.
— Поделом им всем, если нас победят Силы Зла, — ворчал Хозяин.
А ведь есть еще кошки, вспомнил Барбос. Его поразил вид огромной полосатой кошки из соседнего дома, и он попытался напугать ее до смерти старым добрым способом, который прежде безотказно действовал на грешников, — пылающим взглядом и грозным низким рыком. На сей раз дело кончилось тем, что он получил звонкую оплеуху, так что слезы брызнули. Кошки, рассудил Барбос, гораздо опаснее грешников. Он с нетерпением предвкушал новые стычки с этими тварями и планировал, как будет прыгать вокруг них, заливисто тявкая. Затея, конечно, рисковая, но не безнадежная.
— И пусть даже не суются ко мне, когда старый Пикер превратится в лягушку, тогда уж поздно будет, — бормотал Адам.
И в этот миг он осознал два обстоятельства. Во-первых, он очутился как раз возле Жасминового коттеджа. А во-вторых, оттуда доносился плач.
Слезы обычно вызывали у Адама сочувствие. Нерешительно помедлив, он осторожно заглянул за изгородь.
Сидевшей в шезлонге Анафеме, которая к тому времени извела уже полпачки бумажных салфеток, вдруг показалось, что над изгородью взошло растрепанное солнышко.