Благочестивые вдовы
Шрифт:
Когда колоритная пара удалилась, Катрин тяжело вздохнула:
– Я слышала от здешних преподавателей, что такие типы нередко появляются. Купят полуребенка у бедной семьи и думают, что всех облагодетельствовали. Даже представить себе страшно, как они сексом занимаются.
– У ворот стоит подозрительный субъект. Посмотри-ка вниз!
Катрин вскочила, выглянула на секунду в окно и, тяжело дыша, снова опустилась в свое шаткое кресло:
– Это сутенер из Гросс-Герау, который однажды приходил к Эрику по делу, уголовному.
– Ну и?… –
– Такой бы не стал просто так тут околачиваться. Он ждет меня! – поразила ее догадка. – Он мог меня заметить? Что нам теперь делать? – не на шутку испугалась Катрин.
Я попадала и не в такие переделки. Спокойно, сейчас что-нибудь придумаем.
Человек, отрекомендованный Катрин как сутенер из Гросс-Герау, расположился перед единственным выходом из университета. В любом случае придется идти мимо него, и нужно сделать так, чтобы он нас не заметил или же не узнал. Я велела Катрин укрыться в проверенном секретном месте – женском туалете – и прошла по зданию в поисках спасения.
На втором этаже, за дверями одного из классов, я услышала звериный вой и веселые детские голоса. На двери класса – плакат, на нем яркие корявые буквы:
Я просунула свой любопытный нос в щелочку: посреди комнаты с маленького трамплина на старые матрасы скакали дети, ровесники моего Бэлы: клоуны в белилах, тигрята с полосатыми щечками, пушистые мишки и балерины. Молодой воспитатель, дрессировщик, командовал – звери пролезали сквозь большую автопокрышку. Он заметил меня и выкрикнул:
– Мы почти закончили, через пять минут приходите за ребенком!
Я временно отступила в соседнюю комнату и, когда детей разобрали и класс опустел, учинила обыск. Все необходимое для хорошего цирка лежало в расписном сундуке: грим, клоунские носы, кудлатые парики, мячи, ленты и все такое прочее… Схватив реквизит для своего представления, я понеслась обратно к Катрин и с ходу приставила ей кошачью мордочку к носу. Густые брови Катрин сошлись на переносице, она замахала на меня руками:
– Что еще за детский сад? Стара я уже играть в Тома и Джерри!
Но возражать мне было бесполезно. И вскоре она предстала в полной боевой выкладке Кота в сапогах: на голове острые плюшевые ушки, розовый носик, усы-антенны. Довершал картину зеленый плащик, жаль, не по размеру короткий. Замаскированная Катрин храбро выпрямилась и спросила:
– А ты?
– Я же твоя мать! – И потащила ее за руку к выходу Не прошло и нескольких минут с тех пор, как разошлись раскрашенные дети, а из дверей показалась еще одна мамаша с дочкой-акселераткой. Наблюдатель у ворот скользнул по нам скучающим взглядом и опять уставился на дверь.
Спасены! Я ликовала.
Тут Катрин опомнилась:
– От страха я забыла вытрясти из шефа денег. У тебя есть хоть сколько-нибудь?
Свой пустой кошелек я с собой даже не носила.
– Зря ты отказалась от двух сотен того жирдяя! – сказала я.
Ее утихшая вроде бы паника вновь усилилась до параноидального бреда:
– Надо оставлять машину подальше от дома! Эрик бегает каждое утро, что ему стоит начать прочесывать улицу за улицей. Самое верное – отогнать машину в другой город.
– Не сходи с ума! Он что, станет бегать по всему Франкфурту в поисках твоей машины? Самой не смешно?
Но она не смеялась.
– Все равно от машины лучше избавиться. У Эрика везде сообщники, они найдут ее на любой стоянке. Я ее продам! И кроме того, у нас опять зазвенит в кармане!
Не слишком ли мы сгущаем краски? Ей нужно успокоиться.
Мы шли мимо небольшого парка. Я усадила Катрин на скамейку:
– Отдохни-ка тут в теньке. Заодно приведешь себя в человеческий вид, я – за колой.
В парке было людно: в солнечную погоду горожане обожают топтать газоны. Повсюду на лужайке расселись молодые матери. Некоторые отпускали малышей возиться на траве, а сами доставали фрукты и бутылочки с чаем из багажных сеток на детских колясках. Ничего не стоило стянуть сумочку – только подождать, когда очередная мамаша бросится догонять своего младенца. Но грех обкрадывать себе подобных. Велосипед с лиловым сиденьем – вынужденное исключение.
С игроками в бадминтон, метателями бумерангов и пластиковых тарелок меня ничто не роднило. Но к сожалению, охота на их рюкзаки принесла не много: в кошельках молодняка одна только мелочь. Будь родители побогаче, их отпрыски торчали бы, ясное дело, не в парке, а в теннисном клубе…
Через пять минут я уже вернулась к Катрин с двумя красными баночками в руках, а когда она удивленно вскинула брови, достала из кармана шорт двадцатку:
– Наш ужин! А чтобы ты была спокойна, я отгоню завтра машину в Дармштадт и поставлю у Энди.
Катрин уловила скрытый мотив раньше, чем я его осознала:
– Не обязательно же ехать до самого Дармштадта. Так и скажи, что Феликсу пора платить за итальянские ночи.
Катрин хотела оставить машину в Грисвальде и настырно требовала моего согласия. Зачем ей понадобилось мое одобрение, не знаю, но пришлось немножко повосхищаться ее идеей, иначе она бы не отстала.
– А после пойдем, посмотришь на мою итальянскую группу. – Похоже, Катрин боялась идти на работу без сопровождения.
По пути домой мы купили вино и оливки, сыр и хлеб, чтобы расслабиться, запершись от всего мира, у телевизора с каким-нибудь глупым фильмом в вечерней программе.
Нам помешали: неожиданно зазвонил телефон – мы обе разом вздрогнули. Никто же не знает, что мы здесь! Должно быть, звонят этнографине. Я подняла трубку. Оттуда меня окатило таким потоком площадной брани, что я сначала оторопела и могла только молча слушать. Насладившись, я без слов передала трубку Катрин. Та недоверчиво прислушалась – лишь на секунду – и бросила трубку, как холодную гадину.