Благодарю за любовь
Шрифт:
— Как это понять? — опешила Милочка.
— Я вижу, вы считаете, что я друг вашего знакомого Льва Александровича Рудкевича. Так вот, это не так. Я с ним даже не знаком. Это его друзья мне дали ваш телефон и велели сослаться на него.
— Ну и какая разница? — пожала круглыми плечами Милочка. — Друзья Льва Александровича — мои друзья, а значит, и их друзья — тоже. А с ним самим вы познакомитесь минут через сорок, вот и все.
Когда появился Лев Александрович, высокий, лохматый и действительно очень симпатичный, история стала постепенно проясняться.
— Виктор Николаевич! Так кто же из моих венских друзей
— Юрий Кац и его жена Лиля.
— Юрий Самуилович и Лилия Ефимовна? Знаю, знаю… У них еще сын Самуил Юрьевич.
— Да нет, сын у них совсем маленький, еще в пеленках…
— Так наверняка он и есть! — засмеялась Милочка. — Наш Лев Александрович даже младенцев величает по имени-отчеству.
Еще через пятнадцать минут выяснилось, что ни телефона, ни адреса Милочки Лев Александрович Кацам не давал и не думал давать, зная, что это ловкачи и торгаши, и уж тем более никого к ней не посылал.
— Как же так? — поразилась Милочка. — Последний год почти каждый месяц кто-нибудь приезжает во Франкфурт и просится на постой от вашего имени!
— Боже мой! — ужаснулся Лев Александрович. — Могу себе представить, сколько же у вас было хлопот с этими самозванцами!
— Честно говоря, так оно и было, — грустно сказала Милочка. — Некоторые так капризничали, что я не понимала, почему они столько всего от меня требуют: и документы помоги подать, и на пособие встать… Как будто я им обязана! А у меня ведь работа, у меня нет времени по учреждениям в очередях сидеть. Оказывается, они так и считали — что я все это должна для них делать, что мои услуги оплачены! Фу, как противно…
— Почему же вы ни разу мне не позвонили и не пожаловались? — сокрушался Лев Александрович.
— Левушка, да мне это и в голову не пришло! Я ведь знаю, сколько вы сами возитесь с прибывающими в Вену эмигрантами и как они порой вам на голову садятся. Ну вот я и думала, что всего лишь делю с вами заботы. Нет, ну какие же мазурики, а?
— Не мазурики, а гешефтмахеры. Они наверняка не даром все так толково организовали. — Тут они оба вспомнили про Виктора и посмотрели на него. — Виктор Николаевич, а сколько они взяли с вас за всю эту операцию?
— Тысячу двести долларов. Я отдал Кацам все, что у меня было.
— А Мюнхен они вам случайно не предлагали?
— Предлагали. За тысячу долларов. Но советовали выбрать Франкфурт.
— Тысяча долларов — это обычная такса за нелегальный переход границы. Так что наше с вами участие в этом гешефте, Людмила Алексеевна, оценивалось в двести долларов. Немалые, между прочим, деньги для эмигрантов! Да и для нас с вами, если бы мы в самом деле в этом участвовали. И все равно мы с вами, сами того не ведая, стали участниками ряда уголовных преступлений.
— Ой, какой ужас! — испугалась Милочка.
— Людмила Алексеевна, послушайте меня внимательно! В Вене уже несколько человек за такие дела получили по два-три года тюрьмы с последующим выдворением из страны. Причем, как вы понимаете, ни СССР, ни европейские страны этих мошенников принимать не желали, а потому все они отправились в Израиль.
— Бедный Израиль!
— Не скажите! Еще Бен-Гурион говорил, что государство может считаться состоявшимся только тогда, когда у него появятся свои собственные преступники и проститутки. Так что деятельность супругов Кац в конце концов окажется направленной на укрепление государства Израиль: я сделаю все, чтобы их выслали. Но сначала пусть посидят в германской тюрьме и подумают перед дорогой на историческую родину! — Лев Александрович даже встал и потряс кулаком. Но потом сел и сказал: — Да нет, ничего не выйдет. Кац отсидит и останется в Вене: его сын родился в Австрии и имеет право на гражданство. Пока он будет сидеть, Лилия Ефимовна будет хлопотать об австрийском гражданстве и тоже наверняка его получит.
Виктор понял, что если он хочет успеть на электричку во Франкфурт, ему пора двигать из этого дома. Он встал, задвинул табуретку под кухонный стол и сказал с легким поклоном:
— Я должен поблагодарить хозяйку дома за вынужденное гостеприимство, принести свои извинения и поторопиться на электричку — время позднее.
Милочка удивленно на него поглядела.
— Куда это вы собрались? Вы-то тут при чем? Садитесь на место и допивайте свой чай! Давайте я вам горячего подолью…
— Но я попал к вам в дом мошенническим путем…
— Да ладно вам! Вы такая же жертва махинаций супругов Кац, как мы с Левушкой! Лев Александрович, наверное, нам надо немедленно сообщить о них в полицию?
Виктор тотчас снова поднялся: знакомство с германской полицией совсем не входило в его планы на ближайшее время.
— Да сидите же вы спокойно! — сердито прикрикнула на него Милочка. — Не о вас речь, а о Кацах!
Лев Александрович внимательно поглядел на растерявшегося Виктора.
— Знаете, Людмила Алексеевна, вы правы, да не совсем. Конечно, как законопослушным гражданам, нам следовало бы немедленно сделать заявление в полицию. Но вы представляете, скольких людей это затронет? Сколько эмигрантов, уже получивших политическое убежище в Германии, с нашей помощью из Германии вылетит? А ведь наверняка многие из них уже начали как-то устраиваться, получили пособие, квартиру, учат язык… Да и самих Кацев в общем-то жаль, ведь у них грудной ребенок. Не говоря уже о присутствующем здесь Викторе Николаевиче, который попал в эту историю как кур в ощип. Давайте мы поступим проще. Я через неделю вернусь в Вену, зайду к Кацам и предупрежу их, что если они хоть раз еще кого-нибудь переправят таким образом в Германию, то мы с вами составим список их клиентов и передадим его прямо в Интерпол.
На том друзья и порешили, а Виктор остался у Милочки до завтра. Но назавтра сердобольная Милочка все-таки пошла с ним подавать прошение о политическом убежище, а потом стала опекать и дальше. Тронутый ее добротой и заботой, Виктор отплатил ей единственной оставшейся у него после ограбления Кацами возможностью — своим мужским вниманием. После первой их ночи Виктор понял: надо или выметаться на улицы заснеженного Эпштайна и плестись на станцию, или немедленно делать предложение. Поразмыслив, пока Милочка готовила на кухне завтрак, Виктор выбрал второй путь. Свадьбу им справили в русском клубе при издательстве «Посев»: ведь пухленькая уютная Милочка состояла в НТС, Народно-Трудовом Союзе российских солидаристов, единственной по-настоящему серьезной политической партии русских эмигрантов. Старшие друзья Милочки намекали и даже говорили напрямую, что не худо бы им обвенчаться, но Виктор не был крещен и венчание не состоялось, о чем Милочка не переставала сокрушаться.