Благодать и стойкость. Путешествие сквозь жизнь и за ее пределы
Шрифт:
Это было действительно остроумно, и все мы рассмеялись. Но, увы, то, что говоривший понимал под реальностью, было реальностью эмпирической науки, – грубо говоря, тем, что может быть воспринято органами чувств человека или их искусственными продолжениями (микроскопами, телескопами, фотографическими пластинками и т. д.). Все, что лежит за пределами этой узкой сферы, что так или иначе касается человеческой души, или Бога, или вечности, объявляется ненаучным, а следовательно, нереальным. Всю свою жизнь я изучал науку только для того, чтобы прийти к неприятному выводу: она не то чтобы неверна, но чудовищно ограничена и замкнута в очень узкой сфере. Если человеческие существа состоят из материи, тела, разума, души и духа, наука сносно разбирается только в материи и теле, но очень слабо – в разуме и совершенно игнорирует и душу, и дух.
А мне больше не хотелось заниматься материей и телами, я был сыт по горло истинами о них. Я желал узнать больше о разуме и еще больше о душе и духе. Я хотел, чтобы в хаосе фактов, которые мне приходилось переваривать, появился хоть какой-то смысл.
Так получилось, что я наткнулся на каталог книжного магазина Shambhala Booksellers. Я ушел из аспирантуры, прекратил работу над диссертацией, удовлетворившись степенью магистра; последнее яркое воспоминание, которое осталось у меня от аспирантуры, – ужас, нарисованный на лицах профессоров, когда я рассказал им о своих планах написать книгу о «сознании, философии, душе и всем таком». Чтобы оплачивать аренду
И я таки написал свою книгу. Мне было двадцать три года, книга называлась «Спектр сознания» (The Spectrum of Consciousness). К счастью, она вызвала восторженные отзывы. Во многом именно положительная реакция придала мне сил двигаться дальше. В последующие пять лет я мыл посуду, работал помощником официанта, в бакалейном магазине и написал еще пять книг [18] . К тому времени я практиковал медитацию в традиции дзен-буддизма почти десять лет; книги имели большой успех, и я был абсолютно доволен. Девять лет я был счастливо женат, а потом – счастливо разведен (мы до сих пор остаемся хорошими друзьями).
18
«Никаких границ: восточные и западные подходы к личностному развитию» (М., 2004; на русском языке есть вариант названия: «Безграничное». Прим. науч. ред.), «Проект Атман: трансперсональный взгляд на человеческое развитие» (М., 2004), A Sociable God («Общительный Бог: краткое введение в трансцендентальную социологию»), Up from Eden («Восхождение из Эдема: трансперсональный взгляд на эволюцию человека»); «Очи познания» (М., 2016). Прим. авт.
В 1981 году я переехал в Кембридж в попытке спасти журнал ReVISION [19] , который за три года до этого мы основали вместе с Джеком Криттенденом. ReVISION был примечателен во многих отношениях, в первую очередь благодаря организаторской энергии и проницательности Джека. В эпоху, когда кросскультурная философия и междисциплинарные исследования, как правило, игнорировались, он стал чем-то вроде маяка для тех ученых и интеллектуалов, кто интересовался сравнительными исследованиями Востока и Запада и работами, находящимися на стыке науки и религии. Например, мы первыми опубликовали обстоятельные работы по голографической парадигме, написанные Карлом Прибрамом, Дэвидом Бомом, Фритьофом Капрой [20] и другими. Позже я опубликовал эти статьи в сборнике под названием The Holographic Paradigm: Exploring the Leading Edge of Science.
19
ReVision: A Journal of Consciousness and Transformation – академический журнал, посвященный проблематике трансперсональной психологии. Основан в 1978 г. Джеком Криттенденом и Кеном Уилбером. Классические номера, выпущенные под редакцией Уилбера (и содержащие ряд его основополагающих статей раннего периода, позже вошедших в первые тома собрания его сочинений и такие книги, как «Проект Атман» и «Очи познания»), – букинистические раритеты. В последние годы осуществлена попытка перезапуска журнала (revisionpublishing.org), однако издание уже не имеет отношения к Уилберу, и архив старых выпусков все еще недоступен. Прим. науч. ред.
20
Карл Прибрам (1919–2015) – американский ученый австрийского происхождения, нейрохирург, крупный исследователь мозга. Широкой публике известен в основном разработкой голографической модели мозга. На русский переведена работа: Прибрам К. Языки мозга: экспериментальные парадоксы и принципы нейропсихологии. М.: Либроком, 2010 (первое издание: М.: Прогресс, 1975). Дэвид Бом (1917–1992) – американский физик-теоретик, один из разработчиков квантовой теории, автор книги Quantum Theory (1951). Помогал Прибраму в создании голографической модели мозга. После знакомства с восточной философией через труды Кришнамурти увлекся разработкой духовно-философских аспектов квантовой теории, которые выразил в книгах Wholeness and the Implicate Order (1980) и Science, Order and Creativity (1987). На русский переведен ряд трудов Бома по физике, квантовой теории и специальной теории относительности, а также: Кришнамурти Дж., Бом Д. Окончание времени. Будущее человечества. Беседы Джидду Кришнамурти с Дэвидом Бомом. М.: Ганга, 2017. Также в интернете можно найти текст книги «Развертывающееся значение: три дня диалогов с Дэвидом Бомом» (в пер. М. Немцова, 1992). Фритьоф Капра (р. 1939) – американский физик австрийского происхождения. Проводил исследования по физике элементарных частиц и теории систем. Русскоязычному читателю знаком по книге «Дао физики» (М.: Манн, Иванов и Фербер, 2017), в которой заявлено, что физика и метафизика неумолимо приводят к одному и тому же знанию. См. также: Капра Ф., Луизи П. Л. Системный взгляд на жизнь: целостное представление. М.: Ленанд, URSS, 2020. Прим. ред.
Верится с трудом, но журналом занимались всего два человека. Я, живя в Линкольне, отвечал за общую редактуру, а Джек, обитавший в Кембридже, занимался всем остальным: корректурой, набором, версткой, печатью, рассылкой. Наконец он принял на работу в отдел подписки девушку, невероятно умную (и невероятно красивую), и очень скоро женился на «отделе подписки», а «отдел подписки» вскоре забеременел. Джеку пришлось оставить ReVISION, чтобы подыскать себе настоящую работу, а я отправился в Кембридж, чтобы выяснить, можно ли спасти журнал.
В Кембридже я наконец-то лично познакомился с Сэмом. Мы сразу стали друзьями. Плотного телосложения, бородатый, гений бизнеса с крупномасштабным мышлением, Сэм больше всего напоминал мне огромного плюшевого медведя. Он приехал, чтобы разведать возможности переноса издательства Shambhala в Бостон, – в конце концов так он и поступил.
Прожив год в Кембридже, я понял: с меня хватит. Друзья считали, что мне понравится Кембридж, ведь там интеллигентная среда; но мне она показалась не столько интеллигентной, сколько занудной. Люди явно путали скрежет зубовный с мыслительной деятельностью. ReVISION в итоге удалось спасти, перенеся его в издательство Heldreff Publications, и я переехал из Кембриджа в Сан-Франциско – точнее говоря, в Тибьюрон, где и поселился у Фрэнсис с Роджером, которые год спустя познакомили меня с Трейей.
Сэм вернулся к семье в Боулдер, а я, перед тем как сделать предложение Трейе, очень хотел, чтобы они с Сэмом посмотрели друг на друга. Поэтому по дороге в Аспен, где я должен был познакомиться с семьей Трейи, мы сделали остановку в Боулдере. Поговорив с Трейей чуть больше пяти минут, Сэм утащил меня в сторонку и сказал:
– Я не просто одобряю. Я не пойму, как тебе удалось ей понравиться.
В тот же вечер у выхода из ресторана «Руди» на Перл-стрит я сделал Трейе предложение. Она ответила коротко: «Если бы ты не сделал мне предложения, я бы сама его сделала».
Я еще раньше планировала приезд в Колорадо к родителям. Хотя мы с Кеном знали друг друга не больше двух недель, я отчаянно хотела, чтобы он с ними познакомился. Мы решили совместить деловую поездку в издательство Shambhala в Боулдере с визитом в Аспен. Я вылетела раньше и, решительно
Улетая в Денвер, где я должна была встретиться с Кеном в аэропорту, я вдруг страшно занервничала. Ожидая его, я немного выпила, – это было для меня очень непривычно. Я нервно смотрела на всех выходящих из самолета и втайне надеялась, что он не появится. Что это вообще за высокий, бритоголовый, совершенно ни на кого не похожий мужчина, которого я так жду? Готова ли я к этому? Нет, на тот момент я была не готова.
И в этом самолете его не оказалось. У меня появилось время, чтобы еще раз все обдумать. Мои чувства менялись – от опасений, что он не прилетит, к облегчению, что я его не увидела, к разочарованию и легкой панике при мысли, что он вообще больше не появится. А вдруг он просто плод моей фантазии? А вдруг он остался в Лос-Анджелесе со своей бывшей возлюбленной? А вдруг… И я всем сердцем захотела увидеть его снова.
И он прилетел – следующим рейсом. Его невозможно было ни с кем спутать, нельзя не заметить. Со смешанными чувствами взвинченности, смущения и искренней радости я приветствовала его, все еще до конца не привыкнув к тому, что его бросающаяся в глаза внешность привлекает всеобщее внимание.
Несколько следующих дней мы провели в Боулдере с его друзьями. Поскольку мы с Кеном всегда были вместе – неважно, на людях или наедине, – мне стало интересно, что думают обо мне его друзья. Как-то вечером, после ужина, когда мы стояли у выхода из ресторана, где только что отужинали с Сэмом и Хэзел, я спросила его, что он рассказал про меня своим друзьям. Он взял мои руки в свои и, глядя на меня огромными карими глазами, произнес: «Я сказал Сэму вот что: если эта женщина согласится, я хотел бы на ней жениться». Без малейших раздумий или колебаний я ответила: «Конечно, соглашусь». (Я подумала, а может быть, и произнесла вслух: «Я сама собиралась тебе это предложить».) И мы пошли, чтобы выпить шампанского, – всего через десять дней после нашего первого свидания. Был прекрасный летний вечер, с ветерком, свежий, ясный, наполненный энергией. Я чувствовала присутствие Скалистых гор, неясно вырисовывающихся позади нас, ощущала, как они радуются нашим планам, благословляют нас. Мои любимые горы. Мужчина моей мечты. Я была на седьмом небе от головокружительного счастья.
Через несколько дней мы прибыли в Аспен – город, где я прожила больше десяти лет. Кен понравился моим родителям. Он понравился моему брату и невестке. Он понравился всем моим друзьям. Одна моя сестра позвонила, чтобы поздравить меня. Другая, чем-то обеспокоившись, решила задать мне несколько вопросов и убедиться, что это всерьез. Этот тест я успешно сдала. Мы с Кеном гуляли по моему любимому маршруту, вверх по Ручью Загадок, окаймленному с обеих сторон живописными холмами. Великолепная ледниковая долина, заросшая стройными осинами и могучими хвойными деревьями, с грядами голых скал, отпечатавшихся на фоне кристально чистого голубого неба.
В детстве я гуляла здесь чуть ли не каждый день. Эту долину я воскрешала в памяти всякий раз, когда мне надо было успокоиться. И вот мы здесь, и нам сопутствуют умиротворяющее журчание ручья, колибри, время от времени проносящиеся стрелой; воздух наполняет мягкий шелест осиновых листьев, а вокруг цветы – «индейская кисточка», горечавка, астры и водосбор, усеявший окрестности.
В тот вечер мы отправились в маленькую хижину в осиновой роще, чтобы спокойно побыть наедине. Она выглядела так, словно была построена гномами или эльфами. Огромная, красноватая, заросшая лишайником скала образовывала одну из стен, по углам которой росли живые осиновые деревья, а остальные стены были сложены из осиновых бревен. Можно было пройти совсем рядом с хижиной и не заметить ее – так естественно она вписывалась в пейзаж. Бурундуки чувствовали себя внутри как дома – даже больше, чем снаружи. Там мы с Кеном поговорили о будущем и, счастливые, уснули друг у друга в объятиях.
Мы одни; сидим напротив камина, огонь освещает прохладную ночь, а электричество в доме снова не работает.
– Вот тут, у тебя на левом плече, – говорит Трейя. – Ты видишь?
– Нет, я ничего не вижу. А что надо увидеть?
– Смерть. Она прямо здесь, на твоем левом плече.
– Ты что, серьезно? Ты просто шутишь, да? Я не понимаю.
– Мы говорили о том, какой великий учитель смерть, и вдруг у тебя на левом плече я увидела фигуру – темную, но мощную. Это смерть, я уверена.
– И часто у тебя бывают галлюцинации?
– Нет, никогда. Я просто увидела смерть на твоем левом плече. Я понятия не имею, что это значит.
Я ничего не могу с собой поделать. Бросаю взор на свое левое плечо. И ничего там не вижу.
Глава 2. За пределами физики
Свадьба должна была состояться 26 ноября, несколько месяцев спустя. Тем временем мы с головой погрузились в хлопоты. Точнее сказать, Трейя погрузилась, а я писал книгу.
Эта работа под названием «Квантовые вопросы» [21] была посвящена тому примечательному факту, что буквально все великие первооткрыватели современной физики – люди вроде Эйнштейна, Шрёдингера и Гейзенберга – были в том или ином смысле духовными мистиками, что само по себе уже весьма необычно. Самая основательная из естественных наук – физика – пересеклась с самой тонкой гранью религии – мистицизмом. Почему? И что такое мистицизм?
21
Wilber K. (Ed.). Quantum Questions: Mystical Writings of the World’s Great Physicists. Boston & London: New Science Library, Shambhala, 1984. Прим. науч. ред.
В общем, я собирал высказывания Эйнштейна, Гейзенберга, Шрёдингера, Луи де Бройля, Макса Планка, Нильса Бора, Вольфганга Паули, Артура Эддингтона и Джеймса Джинса [22] . Научный гений этих людей не подлежит сомнению (все упомянутые, кроме двоих [23] , были нобелевскими лауреатами); но самое удивительное, как я уже сказал, в том, что все они разделяли глубоко духовный, мистический взгляд на мир. Казалось бы, меньше всего этого можно было ожидать от передовых ученых.
22
Вернер Гейзенберг, Эрвин Шрёдингер, Луи де Бройль, Макс Планк, Нильс Бор, Вольфганг Паули – физики-теоретики, создатели квантовой теории и квантовой механики; Артур Стэнли Эддингтон и Джеймс Хопвуд Джинс – выдающиеся астрофизики. Прим. науч. ред.
23
Исключения – Артур Эддингтон и Джеймс Джинс. Прим. науч. ред.