Благородный дом. Роман о Гонконге.
Шрифт:
— Хорошо. Очень хорошо.
— А в сегодняшней дневной газете говорится, что на ваши акции идет накат.
— Один из конкурентов валяет дурака, не более того.
— А массовое изъятие вкладов из банков? Это как?
— Это серьезно. — Данросс тщательно подбирал слова. Он знал, насколько сильно антигонконгское лобби в парламенте, знал, что многие члены всех трех партий выступают против колониального статуса Гонконга, против того, что в нем не проводятся выборы, знал, что британские бизнесмены завидуют здешним свободам, а больше всего — низким налогам.
«Ничего, — думал он. — С тысяча восемьсот сорок первого года мы пережили не один враждебный парламент,
— Отток вкладчиков произошел только из «Хо-Пак», одного нашего китайского банка, — пояснил он.
— Он ведь самый большой, да? — спросил Грей.
— Нет, не самый. Но большой. Мы все надеемся, что банк справится с этой проблемой.
— Если он разорится, что будет с деньгами вкладчиков?
— К сожалению, они их потеряют, — признал Данросс, загнанный в угол.
— Вам нужны английские законы о банках.
— Нет, мы считаем, что наша система работает очень хорошо. Как вам Китай? — спросил Данросс.
Не успел сэр Чарльз и рта раскрыть, как Грей уже говорил:
— Большинство из нас считает, что Китай опасен, настроен враждебно. Его нужно изолировать, а границу с Гонконгом закрыть. Китайцы не скрывают намерения бросить вызов всему миру. Китайский коммунизм — лишь предлог для диктатуры и эксплуатации народных масс.
Данросс и остальные гонконгские янь даже побледнели, когда сэр Чарльз резко произнес:
— Извините, Робин, но это лишь ваша точка зрения и точка зрения комм... э-э... Маклина. Я придерживаюсь совершенно противоположных взглядов. Я считаю, что китайцы весьма искренне пытаются справиться с существующими проблемами, которые ужасны, громадны и, как мне кажется, неразрешимы.
— Слава богу, там скоро начнется большая заваруха, — презрительно фыркнул Грей. — Даже русские это поняли. Иначе почему они убрались оттуда?
— Да потому, что Советы и Китай — враги. У них общая граница на пять тысяч миль. — Данросс старался сдерживаться. — Они никогда не доверяли друг другу. В Китай захватчики всегда приходили с запада, а в Россию — с востока. Россия издавна мечтала завладеть Китаем.
— Ну что вы, мистер Данросс, — начал Бродхерст. — Вы, несомненно, преувеличиваете.
— России выгодно, чтобы Китай был бессильным и раздробленным, а Гонконг лишился своей мощи. России нужно, чтобы Китай был слабым. Это краеугольный камень политики Советов.
— В России, по крайней мере, живут цивилизованные люди, — объявил Грей. — А в «красном» Китае — фанатики, опасные и невежественные. Их нужно изолировать, по крайней мере от Гонконга.
— Чепуха! — энергично возразил Данросс. — Китай — самая древняя цивилизация на земле. Он изо всех сил стремится к дружбе с Западом. Это прежде всего китайская держава, а потом уж коммунистическая.
— Благодаря Гонконгу и вам, «торговцам», коммунисты держатся у власти.
— Вздор! Ни Мао Цзэдуну, ни Чжоу Эньлаю ни мы, ни Советы в Пекине не нужны!
— По-моему, «красный» Китай и советская Россия одинаково опасны, — выразил свое мнение Хью Гутри.
— Какое может быть сравнение! — воскликнул Грей. — В Москве едят ножами и вилками и знают толк в еде! А что было в Китае? Отвратительная еда, паршивые гостиницы и бесконечные лицемерные разговоры.
— Честно говоря, я что-то совсем не понимаю вас, старина, — раздраженно заметил сэр Чарльз. — Вы изо всех сил старались попасть в эту комиссию. Предполагалось, что вы заинтересованы в азиатских делах. А от вас никакого толку — одни жалобы.
—
Данросс упрямо выпятил подбородок:
— Тогда вы лишите нас нынешнего положения в Азии!
— Всех тайбаней — да, но народ — нет! Русские были правы насчет Китая.
— Я говорю о свободном мире! Господи боже мой, неужели кому-то ещё не ясно: советская Россия нацелена на гегемонию, на то, чтобы править всем миром и уничтожить нас. А Китай — нет, — вздохнул Данросс.
— Ты не прав, Иэн. Ты за деревьями не видишь леса, — процедил Грей.
— Послушай! Если Россия...
— Россия лишь пытается решить свои проблемы, мистер Данросс, — мягко перебил его Бродхерст. — И одна из них — американская политика сдерживания. Советам нужно, чтобы их оставили в покое, чтобы их не брали в кольцо болезненно самолюбивые янки, которые держат упитанные пальцы на пусковых кнопках ядерного оружия.
— Чушь! Янки — наши единственные друзья, — зло вставил Хью Гутри. — Что касается Советов, как насчет холодной войны? Берлина? [191] Венгрии? [192] Кубы? Египта? [193] Они заглатывают нас по частям.
— Странная штука жизнь, и память так коротка, — вздохнул сэр Чарльз Пенниворт. — В сорок пятом, это было второго мая, мы встретились с русскими в Висмаре, на севере Германии. Я никогда в жизни не был так горд и счастлив, да-да, горд. Мы пели, и пили, и поздравляли друг друга, и говорили тосты. Тогда моя дивизия и все мы в Европе, все союзники, неделями не получали приказа о наступлении. Это позволило русским ворваться в Германию, пройдя через Балканы, Чехословакию, Польшу и другие страны. В то время я не очень-то об этом задумывался. Я был рад, что война почти кончилась, и гордился нашими русскими союзниками. Но вы знаете, оглядываясь теперь назад, я считаю, что нас предали. Нас, солдат, предали — в том числе и русских солдат. Нас подставили. Не знаю, что произошло на самом деле, до сих пор этого не понимаю, но уверен на все сто, что нас предали, Джулиан. Предали наши собственные лидеры, ваши чертовы социалисты вместе с Эйзенхауэром, Рузвельтом и его введенными в заблуждение советниками. Клянусь Богом, я до сих пор не понимаю, как это случилось, но мы проиграли войну. Мы победили, но проиграли.
191
В июне-июле 1953 г. в Восточном Берлине с помощью советских войск было подавлено антиправительственное выступление рабочих.
192
В октябре-декабре 1956 г. во время широкомасштабных народных выступлений в Венгрии лишь введение советских войск позволило прокоммунистическому правительству остаться у власти.
193
Египет пошёл на сближение с СССР после Суэцкого кризиса 1956 г.