Благословение и проклятие инстинкта творчества
Шрифт:
• «Жану Франсуа Шампольону (1790–1832), младшему из двух сыновей небогатого книготорговца из маленького французского городка Тижака, было 11 лет, когда впервые в Гренобле, в доме префекта Жозефа Фурье – знаменитого математика, участника египетского похода Наполеона, увидел он иероглифы, и в тот миг страстное, острое желание разгадать тайну древних значков пронзило его, и непонятная восторженная уверенность, что он сделает это, овладела им – он рассказывал об этом сам много лет спустя…» (из книги Я. Голованова «Этюды об учёных», СССР, 1976 г.). «Шампольон изучает всё, что касается Египта. В лицее он начинает работу над многотомным трудом «Египет при фараонах». В 16 лет, через четыре года после окончания лицея, Шампольон делает доклад в Гренобльской академии и избирается её академиком. В 19 лет он профессор истории Гренобльского
• «В 1829 году 7-летний Генрих Шлиман (1822–1890), заучив чуть не наизусть всё, что написано о Трое и Троянской войне во «Всемирной истории для детей» Еррера, заявил: «Когда я вырасту большой, я найду Трою и сокровища царя Приама». Всю свою богатую самоотверженный трудом и приключениями жизнь Шлиман ни на миг не переставал верить в достоверность гомеровской Трои и не отступал от намеченной цели. Вместе со своей женой и верной помощницей Софией Энгастроменос Шлиман открыл Трою, откопал несметные сокровища царя Приама и показал их всем: и тем немногим, кто верил в его энергию и успех, и тем многим, кто не хотел верить в это «чудо»…» (из книги Е. Лихтенштейна «Слово о науке: Афоризмы. Изречения. Литературные цитаты», СССР, 1981 г.). «Гомер и Шлиман попирали время: разделённые тысячелетиями, они встретились в городе царя Приама. Мальчик, поверивший поэту на всю жизнь, выполнил клятву детства: «Я раскопаю Трою». В устах сына бедняка пастора из крохотной немецкой деревушки эти слова звучали несравненно более фантастично, чем для школьника наших дней клятва: «Я буду жить на Марсе»…» (из книги Я. Голованова «Этюды об учёных», СССР, 1976 г.);
• «Покоритель Южного полюса и выдающийся исследователь Арктики норвежец Руал Амундсен (1872–1928) определил себя как полярного исследователя очень рано – ещё мальчиком. «Быть может, – писал он, – во мне заговорил идеализм молодости, часто увлекающий на путь мученичества, и он-то заставлял меня видеть в самом себе «крестоносца» в области полярных исследований»… Прекрасные объяснения! Но почему путь мученичества звал Амундсена именно в вечные льды – мало ли других «неприятных вызовов» терпит человечество? Разве бессилие перед землетрясениями или голодом меньше гнетёт сознание людей, чем неизведанность полярных окраин нашей планеты? На вопрос, почему Амундсен стал именно исследователем Севера, ответить невозможно – он им родился, льды и снега – его судьба» (из книги В. Чурбанова «В чьих ранцах маршальские жезлы, или Несколько правил развития способностей», СССР, 1980 г.).
• «Юный Альберт Эйнштейн (1879–1955) писал своей невесте, проявлявшей нетерпение и желание поскорее вступить с ним в брак (что вскорости и произошло): «Ты не должна завидовать судьбе своих подруг. Я лучше всех! Имей терпенье. Ты убедишься в том, когда я добьюсь удачи». Это из недавно опубликованных Принстонским университетом неизвестных писем Эйнштейна…» (из книги Н. Гончаренко «Гений в искусстве и науке», СССР, 1991 г.);
• «От планера и до космических ракет с человеком на борту – таков путь Сергея Королёва (1906/07–1966). Его пройти можно было, только опираясь на всю сумму знаний накопленных человечеством, и при этом до самозабвенности увлекаясь проблемами, материальная сущность которых для окружающих была столь же призрачна, как и нереальна, – конец этого бесконечно трудного пути в неизвестное видел лишь один человек – С. П. Королёв. Но он к тому же не только видел, но и знал, физически представляя все средства и способы достижения цели… «(из статьи Ч. Пило «Чувство в искусстве и науке», СССР, 1982 г.).
Служители церкви, философы
• «Епископ Римский св. Дамас I(годы понтификата 366–384), узнав о благочестивой и примерной жизни семейства Амвросия, не раз посещал их. В жизнеописании христианского святителя Амвросия Медиоланского (ок. 334–397) упомянут связанный с этим легендарный случай из его детства. Когда в родительский дом явился св. Дамас, домочадцы обыкновенно подходили под благословение и целовали ему руку. Отроку Амвросию понравился этот обычай, и он каждый раз после ухода Папы подходил к домашним и подставлял им свою руку со словами: «Целуйте! Это так нужно. Разве вы не знаете, что я тоже буду епископом?«Эти слова, по мнению дееписателя Амвросия, были внушены ему Духом Божиим, Который готовил его для пастырства» (из книги П. Таранова «Сокровищница дерзаний. Мост в неизвестное. Цепочка путеводных огней», Россия, 2000 г.);
• Освоив ремесло оптика, чтобы «иметь средства на прокорм», Бенедикт Спиноза (1632–1677) считал себя философом от Бога. «Я вовсе не претендую на то, что открыл наилучшую философию, но я знаю, что постигаю истину», – говорил он с уверенностью человека, уже подводящего итог своей жизни.
Писатели, поэты
• Из письма Эрнста Теодора Амадея Гофмана (1776–1822) к Т. фон Гиппелю (Германия, сентябрь 1805 г.): «Слишком часто жизненный путь художника именно таков, что подавляет его, но не способен задавить… Музы всё ещё ведут меня по жизни как святые заступницы и покровительницы; им предаюсь я целиком»;
• Вспоминая шумный успех романа «Страдания молодого Вертера» (Германия, 1774 г.), Иоганн Гёте (1749–1832) свидетельствовал, что уже с первой же строки он имел программу всей своей жизни: «Так начался путь, с которого я уже не сошёл на протяжении всей моей жизни… Всё доселе мною опубликованное – не более как разрозненные отрывки единой большой исповеди…» Признание предопределённости слышится и в его стихах:
Я один, и я уверен,В том, что не пойду с толпой.Может быть, мой путь неверен,Но зато он только мой…• Русский поэт-лирик Евгений Баратынский (1800–1844) «был склонен смотреть на весь мир сквозь мрачное стекло» (В. Брюсов), но твёрдо знал, что его истинное место – среди пиитов:
В дни безграничных увлечений,В дни необузданных страстейСо мною жил превратный гений,Наперсник юности моей.Он жар восторгов несогласныхВо мне питал и раздувал…• В лирических стихах последней поры своей жизни (1827 г.) русский поэт Дмитрий Веневитинов (1805–1827) признавался:
Я чувствую, во мне горитСвятое пламя вдохновенья…»;«Душа сказала мне давно:Ты в мире молнией промчишься!Тебе всё чувствовать дано,Но жизнью ты не насладишься…• «Михаил Лермонтов (1814–1841) рано поверил в своз высокое предназначение, долго и серьёзно готовился к тому, чтобы стать настоящим поэтом. В начале своего поэтического поприща 18-летний поэт писал:
Нет, я не Байрон, я другой,Ещё не ведомый избранник,Как он гонимый миром странник,Но только с русскою душой…• Тридцатилетним начинающим писателем Ганс Христиан Андерсен (1805–1875) приехал в «столицу мира» Париж и… оказался среди многих восторженных почитателей Виктора Гюго. С придыханием он попросил у него автограф. Тот не отказал, но поставил свою подпись сверху чистого листа. Придя домой, Андерсен записал в своём «Дневнике»; «Гюго не знает меня и принимает меры к тому, чтобы его имя не было подписано под чем-нибудь, что могут приписать ему! Но я, я никогда бы себе не позволил подписывать чужие строчки, даже чтобы получить гонорар побольше. Зачем? Мне хватает и работоспособности, и воображения. И я сам вскоре стану известным писателем. Передо мной будут снимать шляпу мэры и мэтры». «Шёл 1843 год. Через несколько лет датчанин сравнялся с французом в своей всемирной славе и вспоминал этот случай как забавный анекдот… Место Ганса Христиана Андерсена, великого сказочного «фрика», не занято никем по сей день…» (из книги Ж. Глюкк «Великие чудаки», Россия, 2009 г.);