Благословение Небожителей 1-5 тома
Шрифт:
— Ваше Высочество?
Се Лянь поднял голову и действительно увидел лицо Хуа Чэна, облик которого буквально горел волнением. Принц застыл и хотел было что-то сказать, но сердце вновь сковало резкой болью.
На сей раз он пробудился окончательно, в тот же миг согнулся пополам и едва не вонзился ногтями в кожу на груди, сжав с такой силой, будто собирался вырвать собственное сердце. Хуа Чэн немедля схватил его за руку.
— Ваше Высочество!
Промедли он хоть миг, и на груди Се Ляня осталось бы пять кровавых царапин. Рядом послышался другой голос:
— Похоже, с ним что-то
Оказывается, Му Цин тоже был здесь.
— Если я отпущу его, а он поранит себя, что тогда?! — возразил Хуа Чэн.
Тут же раздался голос Фэн Синя:
— Я помогу тебе его держать! Если как можно скорее не разобраться, мы не сможем снять его боль!
Се Лянь, по-прежнему скрюченный, почувствовал, как другая рука схватила его запястье. Хуа Чэн на миг застыл, но потом всё же отпустил принца, как и было предложено.
И вот что странно — стоило ему отнять руку от Се Ляня, и боль в самом деле значительно спала. По крайней мере, принц наконец смог пошевелиться. Он перевернулся и увидел возле постели Фэн Синя и Му Цина, которых, должно быть, вызвали для выяснения обстоятельств. Ну а Хуа Чэн стоял неподалёку и неотрывно смотрел на него.
От этого взгляда едва отступившая боль вновь победно вернулась. Му Цин заметил, как переменилось лицо принца, и обратился к Хуа Чэну:
— Встань подальше! Кажется, стоит ему оказаться рядом с тобой или увидеть тебя, и ему делается больно!
Хуа Чэн остолбенел, выражение его лица сделалось таким пугающим, что не передать словами. Однако он мгновенно покинул комнату. А стоило ему исчезнуть из поля зрения Се Ляня, боль в груди принца в самом деле резко прекратилась. Эти муки, когда боль то усиливалась, то стихала, едва не довели принца до сумасшествия, он отдышался и с трудом выговорил:
— Что… в конце концов… происходит?
Му Цин и Фэн Синь всё же решили вместе крепко держать принца, чтобы тот не вскочил сгоряча и не побежал к Хуа Чэну.
— Что происходит? — повторил за принцем Му Цин. — Это тебя надо спросить! Что с тобой? Наверняка нарвался на какую-нибудь нечисть!
— Да разве я мог сам не знать, что нарвался на какую-нибудь нечисть?
Да и Хуа Чэн тоже осматривал его.
— Тогда, может быть, ты недавно наведался в какое-то необычное место?
— Недавно я наведывался только на гору Тунлу и… на могилу советника.
— Что? — нахмурился Му Цин. — На могилу советника? Какую ещё могилу советника?
Однако Хуа Чэн, который стоял за переделами комнаты, понял без пояснений:
— На могилу советника Фан Синя?
Се Лянь позвал:
— Сань Лан, лучше всё же зайди сюда…
Но тот мрачным голосом отозвался снаружи:
— Гэгэ, оставайся здесь и отдыхай, а я отправлюсь туда и всё разузнаю.
— Я с тобой! — но стоило принцу подняться, и боль снова уложила его обратно.
От Хуа Чэна больше не донеслось ни звука, похоже, он уже ушёл. Се Лянь хотел было снова подняться, насколько это было в его силах, но Му Цин предостерёг:
— Лучше тебе поменьше шевелиться, ты и шага сделать не сможешь!
Се Лянь, которого в четыре руки держали двое небожителей, всё ещё пытался сопротивляться:
— Мне ведь уже приходилось терпеть боль, поболит-поболит, и привыкну.
Он не мог из-за какой-то боли не видеться с Хуа Чэном!
— Ты готов сносить боль, а вот твой Сань Лан явно против.
Се Лянь замер, потом вспомнил лицо Хуа Чэна, увиденное им перед потерей сознания, затем представил, с каким чувством Хуа Чэн осознал, что принцу больно, только когда он подходит ближе… Дыхание вдруг оборвалось, сердце охватила резкая раздирающая мука, лицо сделалось мертвенно бледным. Му Цин и Фэн Синь не сводили с него глаз, и последний озадаченно спросил:
— Разве Собиратель цветов под кровавым дождём не ушёл? Почему ему до сих пор больно?
Му Цин же оказался весьма проницательным:
— Ты ведь только что не думал ни о чём, кроме него, верно?
Се Лянь, стиснув зубы, стерпел очередной долгий приступ, после чего наконец смог выговорить:
— И что… неужели… даже подумать нельзя?
— Не думай. Похоже, чем дальше, тем хуже тебе становится, тем сильнее боль. Я налью тебе попить.
У Се Ляня не осталось сил даже на то, чтобы покачать головой и сказать «не стоит». Му Цин поднялся и вышёл, а принц постарался выровнять душевное состояние. Но чем спокойнее он становился, тем сильнее волновался. Неизвестно ещё, какая тварь к нему прицепилась, ни один из них не выяснил причину внезапной болезни, а теперь Хуа Чэн отправился на поиски один… Се Лянь никак не мог успокоиться по-настоящему.
Тем временем вернулся Му Цин с белоснежной и изящной чайной пиалой, при виде которой Се Лянь вспомнил, что Хуа Чэн только вчера вечером пил из неё. С лица принца вновь сошли все краски, он молча лёг на постель. Му Цин сразу понял, что мысли принца опять улетели к «тому самому», поэтому он так и не поднёс чай, только с потемневшим лицом сказал:
— И почему ты постоянно думаешь о нём? Жизнь не дорога?!
— Да разве мне под силу это контролировать?
Если бы можно было так просто перестать думать о ком-то, многие горести и невзгоды мира людей попросту исчезли бы.
— Мне думается, легче просто вырубить его, раз не может удержать собственные мысли.
Однако Фэн Синь, будучи в прошлом личным помощником принца, ни при каких обстоятельствах не мог его ударить. Разумеется, он также не позволил бы никому другому совершить подобное на его глазах, и тут же возразил:
— Так нельзя! Лучше тебе всё-таки побольше говорить с ним, чтобы отвлечь внимание, так он не будет постоянно возвращаться мыслями к Собирателю цветов под кровавым дождём.
— Да о чём я могу с ним поговорить? Он ведь в любом разговоре найдёт повод вспомнить о Собирателе цветов под кровавым дождём! Пусть просто валяется без сознания!
— В любом случае, бить его нельзя! Давай так, сыграем в цепочку слов, тут он точно не сможет подумать ни о чём другом, верно? Ручаюсь, у него просто не останется времени. Я начну. Живите долго как южные горы [327]!
Фэн Синь до отвращения ненавидел эту игру и пересилил себя, чтобы её начать — даже зубы стиснул, говоря первую фразу. Му Цин испытывал чувства ничуть не лучше и с огромным нежеланием, но всё же продолжил:
— Горы бесплодны, реки коварны [328].