Благословение Небожителей. Том 1
Шрифт:
Телега неторопливо тащилась по склонам и подъёмам горной тропы, солнце постепенно зашло за западный край неба, а они всё продолжали беседу. И чем дольше они говорили, тем более странным Се Ляню казался этот юноша. Он был совсем молод, но при этом и в манерах, и в словах чувствовалось лёгкое пренебрежение и вольготность, словно не было ни на земле, ни на небесах ничего такого, чего он бы не знал и что могло бы его смутить. Потому Се Ляню казалось, что юноша слишком многое понимает и умён не по годам. И всё же иногда в его поведении проскальзывали нотки юношеского интереса. Когда принц заявил,
— Монастырь Водных каштанов? Звучит, словно в нём можно до отвала наесться водяных каштанов. Мне нравится. Кому в нём поклоняются?
Вновь услышав вопрос, от которого голова становилась тяжёлой, Се Лянь кашлянул и ответил:
— Наследному принцу Сяньлэ. Ты, наверное, о нём и не слышал.
Юноша мимолётно улыбнулся, но так и не успел ничего сказать, когда телега внезапно подскочила.
Оба пассажира вместе с ней покачнулись, и Се Лянь, беспокоясь, что юноша может свалиться с телеги, резким движением протянул руку, чтобы поддержать его. Однако к удивлению принца, стоило ему дотронуться до Сань Лана, тот резко отбросил его руку в сторону, словно обжегшись обо что-то ужасно горячее.
И хотя выражение лица паренька лишь немного изменилось, Се Лянь почувствовал это, и подумал — неужели я, в самом деле, настолько противен ему? Но ведь всю дорогу они беседовали с таким удовольствием… Однако сейчас было не время размышлять об этом. Се Лянь поднялся и крикнул хозяину телеги:
— Что случилось?
Старик, погоняющий корову, спросил:
— Я и сам не понял, в чём дело! Рыжая старушка, что же ты остановилась? Ну, пошла!
Солнце уже опустилось за гору, наступили сумерки, а поскольку телега ехала через горный лесок, вокруг не осталось ни единого источника света. Старая рыжая корова встала как вкопанная, изо всех сил упираясь и не желая идти дальше, как бы ни подгонял её старик; животное то и дело мычало, глядя себе под ноги, и мотало хвостом, словно плёткой. Се Ляню происходящее показалось странным, он как раз собирался спрыгнуть с телеги, как вдруг старик, указывая пальцем вперёд, громко завопил.
Впереди на горной тропе показался целый рой зелёных огней, они тускло моргали, качаясь то в одну сторону, то в другую. К путникам медленно приближалась толпа людей в белых одеждах, которые держали в руках свои головы.
При виде незваных гостей Се Лянь вскрикнул:
— Щит!
Жое слетела с его запястья, закружилась вокруг телеги и повисла в воздухе белым кольцом, защищая троих людей и животное. Се Лянь, обернувшись к старику, спросил:
— Какой сегодня день?
Старик не успел и рта раскрыть, как юноша за спиной принца ответил:
— Пятнадцатый, седьмого месяца.
Седьмая полная луна открывает врата мира демонов. Се Лянь не взглянул на календарь, выходя за порог, и попал как раз на Праздник призраков!
Голос его сделался серьёзным:
— Никому не разбегаться. Сегодня день встречи с нечистью. Если собьёмся с пути, назад уже не воротимся.
Глава 15. Древний храм на горе и лес подвешенных. Часть третья
Толпа людей в белом при ближайшем рассмотрении оказалась группой узников в тюремной робе, однако не совсем обычных — ни у кого из них на плечах не было головы, зато каждый держал свою голову в руках. Судя по всему, это были преступники, казнённые обезглавливанием. Прижимая головы к груди и неустанно переговариваясь, они медленно приближались к телеге.
Се Лянь тихо наказал двоим спутникам:
— Когда они подойдут ближе, ни в коем случае не кричите.
Сань Лан, склонив голову на бок, спросил:
— Ого, гэгэ, а ты, оказывается, владеешь чудесными способностями?
В его голосе послышался неподдельный интерес, но Се Лянь ответил:
— Чудесные способности — слишком громко сказано, так, кое-что умею. Сейчас они не могут нас увидеть, но если подойдут поближе, это может не сработать.
Старый погонщик телеги, увидев белую шёлковую ленту, которая сама повисла в воздухе, вытаращил глаза от испуга, а безголовые узники напугали его до такой степени, что он едва не грохнулся в обморок, поэтому бедняга замотал головой и в ужасе затараторил:
— Нет, нет! Боюсь, я не смогу молчать! Даочжан, что же нам тогда делать?!
— …
Се Лянь произнёс:
— Ну, вообще-то есть один способ. Прошу меня извинить.
Принц быстрым движением нажал какую-то точку на спине старика, и тот немедленно погрузился в забытье, навалившись на телегу. Се Лянь аккуратно уложил старика на дно телеги, сам сел на место погонщика, как вдруг ощутил позади странное движение. Обернувшись, он увидел Сань Лана, который пристроился у него за спиной. Се Лянь спросил:
— С тобой всё в порядке?
Сань Лан, подперев подбородок рукой, ответил:
— Всё в порядке. Просто я испугался.
В голосе юноши не было слышно и тени испуга, но Се Лянь всё-таки решил его успокоить:
— Не нужно бояться. Пока ты за моей спиной, никакое чудище не посмеет тебя тронуть.
Юноша улыбнулся, ничего не ответив на это, но Се Лянь вдруг заметил, что тот пристально смотрит на него. Спустя мгновение до принца, наконец, дошло, что внимание юноши привлекла проклятая канга на его шее.
Канга опоясывала шею Се Ляня черным ожерельем, скрыть её было невозможно, к тому же она неизбежно вызывала у наблюдателя неприятные ассоциации. Се Лянь аккуратно потянул за воротник, понимая, впрочем, что им ничего не закроешь.
Вокруг было слишком темно, чтобы разглядеть выражение лица юноши. Се Лянь взял поводья и тихим голосом успокоил напуганное животное. Призраки узников приблизились к телеге, собираясь пройти мимо, но всё же ощутили, что посреди дороги что-то загораживает дальнейший путь. От них послышались громкие грубые возмущения:
— Это что за шутки?! Почему нельзя пройти!
— В самом деле! Никак не пройти! Это козни нечисти!
— Чёрт побери, да ведь мы и сами — нечисть, кто может строить нам козни?
Се Ляню с трудом удалось уговорить корову сдвинуться с места, чтобы пройти мимо безголовых узников. Представшая перед ним картина мертвецов, держащих в руках свои переругивающиеся головы, показалась ему невероятно смешной. Некоторые призраки недовольно жаловались:
— Эй, ты, случаем, ничего не напутал? Кажись, то тело, которое держит твою голову, — моё!