Благословение святого Патрика
Шрифт:
– А ты так зависишь от Жениной реакции?
– Да не завишу я от ее реакции! Дело же не в этом! Получается, что моя мать ее семью разбила, как ты это не понимаешь? Ты думаешь, мы после этого сможем оставаться подругами?
– Я не знаю, Маш. Наверное, разберетесь как-нибудь. Женя умная девочка, рассудительная, она все поймет.
– Ну да, поймет, как же… И не надейся, мам… Нет, как это у тебя все просто – взяли и полюбили друг друга! Никак в толк не возьму… Да ты ли это, мамочка? Уж от кого подобного поступка ожидать было…
– Разве я не
– Да можешь, конечно… Смотря кого… Нет, папа, конечно, сам виноват… Совсем он тебя достал, я понимаю. Но чтоб вот так, с первым встречным! Да еще с Женькиным отцом! А может, все-таки передумаешь, а? Ну, встречались бы потихоньку…
– Нет, Маш, я не передумаю. Поможешь мне вещи собрать? Где у нас чемодан, кстати?
– Да вон, на антресолях… А где вы квартиру сняли?
– Мы будем в тети-Ритиной квартире жить. Она вчера в Австралию замуж выходить уехала.
– Что ж, хорошо устроились… И квартирка прям как по заказу образовалась…
– Маша! Что за тон?
– Извини, мам. Просто ты – как обухом по голове со своими новостями. Представляю, что будет, когда папа узнает… Ты не боишься, что он Женькиному отцу морду расквасит?
– Нет, не боюсь. С какой стати? Мы же разведены, мы чужие друг другу люди.
– А то ты папу не знаешь… И вообще, мой тебе совет – не затевалась бы ты с этим делом… И жили бы мы с тобой, как раньше… И всем бы хорошо было! И мне, и Женьке! Не делай этого, мам! Ну, ради меня!
– А вот это уже чистой воды эгоизм, Машенька. Ты ж не ребенок, чтобы наивно требовать от меня жертвы.
– Да какой жертвы? Ничего я такого не требую, я просто хочу, чтобы всем было хорошо! Ты просто меня не любишь, вот и все!
– Люблю, Маша. Я тебя очень люблю. И всегда буду любить. Но сейчас я уйду. А ты найдешь в себе силы, улыбнешься и пожелаешь матери счастья.
– Ничего я тебе не буду желать…
– Что, и вещи собрать не поможешь?
– Нет. Я не хочу, чтобы ты уходила. Не хочу потворствовать подлости.
– Что?!
– А ты как думала? – вскинула вдруг Машка на нее злые глаза. – По-твоему, это не подлость, мужа из семьи уводить?
– Маша… Что ты говоришь… – в изнеможении опустила она руки.
– Правду говорю, вот что! Нет, я как подумаю, что Женьке объяснять буду… Не ожидала я от тебя, мам, честное слово, не ожидала! Я ж думала, ты у меня святая… А ты… А, да что говорить…
Машка подскочила с дивана, унеслась в свою комнату, плотно закрыв за собой дверь. Лиза еще посидела немного, опустив голову и рассматривая узор на ковре, потом решительно поднялась, прошла в прихожую, вытянула с антресолей чемодан. И глянула на часы – маленькая стрелка приближалась к половине первого. Надо бы поторопиться, чтобы к трем часам дома быть…
Он ждал ее на скамеечке, у подъезда. Подхватил чемодан, ткнулся губами в висок, в щеку.
– А где твои вещи, Саш? – глянула она растерянно.
– А нет вещей. Вот, только документы. Я гол как сокол, Лизонька. Даже зубной щетки
Она глянула на него сбоку, кивнула головой. Потом обхватила руками, погладила по спине, как ребенка:
– Ничего, Сашенька, ничего… Мы же знали, что будет… трудно. Да и бог с ними, с вещами. Хочешь, завтра пойдем, тебе новую рубашку купим?
Он лишь тихо рассмеялся, открывая дверь подъезда и пропуская ее вперед. В лифте она снова обхватила его руками, глянула в глаза, улыбнулась:
– А знаешь, с дочерью у меня тоже разговора не получилось… Наверное, это так и должно быть, правда?
– Я не знаю, Лизонька. У меня опыта нет. Я впервые в жизни такой поступок совершаю. Я только одно знаю – обратно повернуть уже ничего нельзя. Надо как-то начинать нашу новую жизнь… Завтра с утра пойду работу искать.
Двери лифта открылись, она закопошилась в сумке, пытаясь найти ключи. Нашла, сунула их в замочную скважину, открыла дверь. И обернулась к нему, будто спохватилась:
– Уже завтра?
– Ну да… А чего тянуть? Или ты мне предлагаешь сесть на твою хрупкую шею?
– А мне завтра в ночную смену… Значит, я целый день без тебя буду? Одна?
– Ну… займешься чем-нибудь. Сходишь в магазин, купишь мне зубную щетку.
– Да… И продуктов надо купить… У Ритки в холодильнике ничего нет. Хочешь, я завтра борщ сварю? Я умею!
– Хочу…
– И котлеты!
– И котлеты! Я всего хочу, Лиза! А больше всего – тебя хочу…
Он потянулся к ней, пытаясь обнять, но она вдруг увернулась, спросила тихо:
– А ты… Ты маме своей уже сказал?
– Нет. Но я думаю, она уже знает. Прислала мне сообщение на телефон, чтобы срочно предстал на ковер. Завтра пойду разговаривать…
– Не боишься?
– Нет, не боюсь.
– А я боюсь…
– Чего? Я же с ней буду разговаривать, не ты.
– Она… Она будет унижать тебя. Я знаю. Скандал устроит. Попытается на тебя свой колпак надеть.
– Хм, колпак… Это ты сейчас довольно точно выразилась. Но я буду просто молчать и слушать, слушать и молчать… Не надо бояться словесных унижений, Лизонька! Помнишь, как ты сама мне объясняла про замену? Когда не потраченная на пустословие сила меняется на силу духа?
– Помню… Но я же тогда абстрактно говорила, в общем и целом… А теперь… Теперь я за тебя боюсь!
Она шмыгнула носом, ткнулась ему в плечо. Он тут же поднял ее на руки, с силой прижал к себе, зашептал в ухо горячо:
– Лиза, Лизонька… Как же я люблю тебя… Я и не знал, что так могу…
– И я… И я не знала, Саш… Погоди, что ты делаешь… Ты же голодный с дороги, наверное…
Он не дал ей больше сказать ни слова. Да и она через минуту уже не помнила, что хотела сказать. Полуденное солнце, заглянув в окно квартиры, смущенно отступило за набежавшее облако, напоследок обласкав их сплетенные на постели тела жарким всплеском лучей. И там, за облаком, пожало плечами – хоть бы портьеры догадались задернуть, безумцы влюбленные, наивные…