Благословение
Шрифт:
Сегодня, как и все предыдущие дни, клиенты приходили вместе с детишками. Бедные женщины, не имеющие родных в этом холодном городе, им не с кем было оставить детей.
– Это мой Рамон. Ему исполнилось два года на прошлой неделе. Поздоровайся с тетей.
Рамон посмотрел своими черными глазками, потом наклонил голову, спрятав испачканный нос в маминой юбке.
– Он большой для двух лет, – сказала Дженни, не имея ни малейшего представления о том, как выглядят двухлетние дети.
– Да, и сильный. А это Селия. Ей восемь месяцев. Ребенок, которого
– Она чудесная, – сказала Дженни. Женщина кивнула.
– Они мои бриллианты, мои сокровища, эти двое.
Эти слова напомнили Дженни эпизод из древней истории, которой она занималась в колледже два семестра: римлянка Корнелия показывала своих детей:
– Вот мои сокровища.
Эта женщина была тоже измученной и потерянной: ее выселяли из квартиры. Она смотрела сейчас с любопытством, удивляясь, вероятно, почему Дженни все еще держит ребенка за руку. Дженни высвободила свою руку.
– Хорошо, теперь давайте посмотрим, что мы можем сделать для вас, миссис Фернандес.
Позже, позвонив ей, как обычно, Джей сообщил, что у него есть новости.
– Хорошие или плохие?
– И те, и другие. Хорошая – то, что совет по планированию отклонил предложение компании «Баркер». И все это благодаря тебе.
Довольная Дженни однако более трезво оценила ситуацию.
– Все было, вероятно, решено с самого начала. Как я уже сказала твоим родителям, у них уже сложилось определенное мнение еще до того, как я открыла рот.
– Это верно лишь отчасти. На некоторых из них произвело впечатление то, что ты сказала еще дома, а другие изменили свое мнение, когда услышали тебя на собрании. Они думают, ты просто одержала победу над другой стороной. Голосование было трудным, расхождение всего в два голоса.
– А какие плохие новости?
– Ну, это не столько плохие, сколько неприятные. Мой отец и несколько других членов комитета по защите окружающей среды получили ряд непристойных анонимных писем, отправленных по почте где-то в десяти или пятнадцати милях от города. Отец прочитал мне одно по телефону. Довольно мерзкое.
– Угрозы? – Она вспомнила, как ее толкнули с лестницы.
– Что-то в этом роде, но не совсем так. Все хорошо продумано, нельзя подкопаться с юридической точки зрения. Но очень оскорбительные в то же самое время. И ты упоминаешься в некоторых из них.
– Какая честь! Я польщена.
– Очевидно, тот, кто стоит за всем этим, обеспокоен предстоящим в следующем месяце голосованием в городском совете, и они боятся, что ты можешь убедить их. Джордж Кромвелл – он входит в совет, ты помнишь, – говорит, что компания «Баркер» прислала кучу бумаг, большинство из которых посвящено детальному анализу водной системы, о чем ты говорила, и некоторые
– А не могут ли они стоять за этими письмами?
– Могут, но я не думаю, что это они. Это, кажется, не их метод. Хотя, кто знает? В самом городе есть всякий сброд. Фишер первый тому пример, как ты сама могла убедиться. И наш мэр может использовать его для своих целей. Не забывай, здесь поставлены на карту большие деньги. Большие деньги. Как бы там ни было, я не хочу, чтобы ты ходила одна по городу, когда снова поедешь туда. Я поеду с тобой. – Джей переменил тему. – Как насчет кино сегодня вечером? Потрясающий фильм идет недалеко от твоей работы.
В обычное время, думала Дженни, повесив трубку, это дело в Грин-Марч вряд ли вызывало бы такое беспокойство. Она назвала бы это бурей в стакане воды, подумаешь, кучка сердитых обывателей, написавших мерзкие письма, – только и всего. Но она так нервничала в эти дни, что было вовсе не похоже на нее.
Стакан молока помог бы успокоиться. Когда она доставала пакет из холодильника, то выронила его, и белая лужа разлилась на полу.
Звонков от Эммы Данн больше не было, но каждый телефонный звонок звучал как угроза.
Это постоянное ожидание было похоже на страх падения. Однажды, очень давно, она смотрела фильм, в котором самолет, потеряв управление, начал с бешеной скоростью падать в горы. Он грохотал и гудел, скорость падения увеличивалась по мере приближения к земле, в то время как пассажиры, беспомощные, неподвижно застывшие в своих креслах, слишком напуганные, чтобы кричать, с ужасом взирали на мелькавшие облака, острые вершины, заснеженные поля, мелькающие куски неба и кружащиеся горы; с ужасом смотрели туда, где в тысяче метров внизу их ждала смерть. Странно, но она не помнила, как закончилась картина, осталось только ощущение чудовищной беспомощности.
Суббота: трудный, распавшийся на куски день, события которого не имели логической связи между собой.
Утром была примерка свадебного костюма, который Дженни заказала в очень дорогом ателье у Сакса. Глядя в зеркало в примерочной, она почти не узнавала себя.
Ярко-красный бархат отбрасывал розовый отсвет на ее лицо, оттеняя густые черные волосы. Ворот и манжеты были отделаны присборенным кружевом серовато-бежевого цвета. Юбка обтягивала ее узкие бедра, не создавая складок.
– Лучше и быть не может, – с удовлетворением сказала мастер.
Да, не может быть.
– Сюда подойдут черные босоножки с очень тонкими ремешками на высоком каблуке. Очень высоком, если только ваш муж… – Женщина заколебалась.
Дженни улыбнулась.
– Он очень высокий.
– Тогда хорошо. И маленькая черная сумочка. Бархатная желательно. Из очень мягкой замши тоже подойдет.
– Вы оказали мне огромную услугу, – сказала Дженни. – Я хочу поблагодарить вас.
– О, с вами очень легко работать. Просто одно удовольствие. Так много женщин не знают, чего они хотят.