Благую весть принёс я вам
Шрифт:
– В самый раз. Нет больше родичей и чужаков, а есть верные Науке и отвергшие Её. Времена такие - суровые. Надо всех взнуздать как следует, чтобы шли в одной упряжке, подчинялись быстро и споро, а не тянули в разные стороны, как ошалевшие псы. Ежели сожмёмся в единый кулак - одолеем нечисть. А не сожмёмся, перещёлкают нас как щенят. Такие дела.
Все притихли, переваривая слова Головни. Тот добавил:
– Ты не совладаешь, Лучине поручу. Он мигом управится. Верно, Лучина?
– Сделаю как скажешь, вождь!
Сполох холодно зыркнул на товарища, ответил,
– Совладаю, чего уж. Земля мне в уши, если осрамлюсь.
Головня повернулся к Косторезу:
– Тебе, Жар, задание: до сей поры ты нам идолов из кости и дерева резал, маленьких, для жилищ только, наружу таких не вынесешь, ну да Огонь со Льдом большего и не заслуживали. А теперь дело иное. Величие богини таково, что его в малое тело не втиснешь, нужно что-то большое и крепкое. Камень нужен! Много камня. Целая глыба, чтобы всякий издали видел, кто здесь правит, и трепетал. Чтобы ворожба пришельцев разбивалась о него как ветер о скалы. Чтобы родичи вдохновлялись, видя отовсюду неспящий каменный лик. Вот и займёшься этим.
– За камнем далеко идти, - возразил Жар.
– Да и люди... Откуда?
– Найду я тебе людей. Справишься?
Жар помялся.
– С камнем работать... новинка.
– Что ж, трусишь?
Косторез взглянул на него, вжал голову в плечи, кивнул, не поднимая глаз.
– А что до вестей...
– продолжил вождь.
– Если кузнецы и плавильщики нас обходят, силком затащим. Лучина, тебе поручаю это дело. Возьмёшь несколько человек, отправишься в поиск.
– Словить бродяг - полдела, - хмуро вставил Сполох.
– Где металлы брать? Раньше-то, земля мне в нос, гости всё привозили. Нынче с ними беда. Подковы того и гляди поотвалятся, что делать будем? Новых-то не сыскать, а без лошадей сам понимаешь...
– Металлов полно, только руку протяни. О чём Искромёт говорил? Помнишь?
– Ты к чему это?
– насторожился Сполох.
– Он о мёртвых местах толковал, земля мне в глотку.
– То-то и оно. Там всего вдосталь, только копни. Туда и пойдём.
Жар-Косторез тихо ахнул и принялся судорожно грызть ноготь на большом пальце. Сполох задумчиво потёр нос.
– Община может взбрыкнуть. Дело-то неслыханное, чтоб мне провалиться.
– Это уж моя забота, - проворчал Головня.
– Твоё дело - выполнять.
Сполох поднял на него глаза, с каким-то новым выражением посмотрел на старого товарища. Хотел что-то сказать, но лишь усмехнулся и опять принялся катать игральные кости в пальцах. Зато Искра вдруг оживилась, заявила угрюмо:
– В мёртвое место я не пойду.
Все удивлённо уставились на неё.
– Буду я тебя спрашивать!
– буркнул Головня.
– Пойдёшь как все.
– Вот ещё! Тебе надо - ты и иди. Если душа не дорога, пусть там и пропадает.
Вождь в бешенстве уставился на жену.
– Я сказал, пойдёшь - значит, пойдёшь.
– Прихвостням своим приказывай, - вдруг выкрикнула Искра.
– Они тебе в рот смотрят, с рук едят, а мне не смей. Я - Артамонова, никто мне не указ. Мы - ровня с тобой. Забыл? Мы все тебе ровня, хоть никто не вспоминает об этом. Боятся. А мне бояться нечего. Захочу - вообще к отцу уйду. Или к Павлуцким.
В мертвенной тишине оглушительно затрещали поленья. Служанка, раскрыв рот, воззрилась на госпожу. Сполох, отвернувшись, почесал подбородок. Лучина с детским любопытством глядел на обоих спорщиков, точно наблюдал за увлекательной игрой. Жар-Косторез вжался в стену и не подавал признаков жизни.
Головня потянул носом воздух, обвёл взглядом родичей:
– Все меня слышали. Теперь идите. Сполох, объяви, что послезавтра выступаем к мёртвому месту - тому, которое на Тихой реке. Здесь оставим Сияна и его выводок, чтоб скотину кормили и охраняли от волков. Остальные пусть сбираются в путь.
Сполох, поколебавшись, сказал:
– Может, земля мне в уши, одних охотников взять? Бабы-то с ребятнёй к чему?
– Все пойдут, - отрезал вождь.
Мужчины молча сползли с лавок и вышли вон, косолапо переваливаясь в пушистых ходунах. Вождь помолчал, косясь на супругу тяжёлым взором. Так и хотелось отхлестать её по щекам, дуру такую. Шлея ей что ли под хвост попала? Не могла потерпеть, пока все выйдут. Нашла время...
Он хмуро сказал служанке:
– Хватит там возиться. Убери всё это.
Потом повернулся к жене.
– Когда я говорю, все должны молчать.
– Много чести!
Головня досадливо потёр ладони.
– Что с тобой творится, Искра?
– А с тобой? Никого не слушаешь, делаешь всё по-своему, гонишь нас куда-то... Будто демон вселился. Ты - не человек, Головня. Ты - злой дух.
– На свадьбе-то веселилась, - угрюмо ответил Головня.
– А теперь вишь ты - злой дух.
– Дура была. Думала, кровь Отца Огневика смоет все грехи.
– Разве хуже жить стали? Мяса вдосталь, молока вдосталь, про голод и не вспоминаем. Чего ж ещё надо?
– Ледовое искушение, - тихо промолвила Искра.
– Ты мне это брось! От тебя ещё такое слышать! Довольно и других болтунов. От папаши своего нахваталась, не иначе.
– Папашу не тронь. Он тебе ничего плохого не сделал. Лучше на себя посмотри. Женатый, а сам по девкам бегаешь. Думаешь не знаю? Вся община о том судачит. Ладно - девки! Они хоть - Артамоновы. Обидно, горько, но - пусть. Все вы, мужики - кобели. Отец мой такой же. Но он хоть со служанками не путается. А ты... посмотри на себя! Не совестно тебе? О чести бы подумал.
Головня остолбенел. Этого он никак не ожидал. Жена вождя - и забитая бессловесная девка, почти вещь, ходячее орудие. Что им делить? Ну не смешно ли?
Искре, однако, было не до смеха. Служанка, которую она мнила соперницей, как раз входила в возраст, наливалась соками, хорошела. А сама Искра если и наливалась, то только желчью. К тому же, она была на сносях, огрубела лицом, стала раздражительной. Вот и будешь тут ревновать, когда рядом вертится эта ягодка - сладкая, мягкая, только сорви. Ревность истасканной жизнью бабы к пышущей здоровьем и свежестью молодухе - вот что разъедало её.