Блатной конвейер
Шрифт:
— Я тебе буду отрубать по одной фаланге от каждого пальца. До тех пор, пока ты мне все не скажешь. Понял? По маленькому кусочку!
Человек заорал истошно, парням пришлось наваливаться на него своими телами, чтобы он не вырвался. Вовчик снова выругался, поднял вверх топор, чуть помедлил, злобно глядя на жертву, а потом резко рубанул. Раздался тупой стук, когда лезвие топора вонзилось в древесину, пленник взвыл высоким нечеловеческим голосом. Сергей тупо смотрел на пытку, ожидая, что сейчас на пол отлетит кусок пальца, а на колоду ударит фонтан крови.
Но топор вонзился чуть боком, и от его
Мужик вдруг невнятно и быстро что-то стал говорить, захлебываясь слезами и кровавыми слюнями. Что он говорил, Сергей не понял, но Вовчик, кажется, прекрасно понимал, что ему отвечает пленник. Он наклонился к своей жертве, опираясь одной рукой на топор, и с гадкой усмешкой слушал, чуть кивая. Кажется, он добился своего.
Один из парней оглянулся на Резенкова, кивнул на ведро с остатками воды и коротко велел:
— Давай, вали отсюда.
Сергей молча поднял ведро и вышел на свежий воздух. Несмотря на прохладную ночь, он все еще ощущал в носу спертый, застаревший запах мяса и крови, которым пропитался склад внутри. Только теперь появилось ощущение, что это запах не только говяжьего и свиного мяса, но и человеческого. Человеческой крови. Сколько жертв тут побывало за последние годы, а сколько из них оказалось не такими сговорчивыми? А сколько людей могло пропасть без вести, сколько, возможно, расчлененных на этой вот колоде трупов покоится на дне реки, закопано в лесу?
Может, он и перегибал палку? Сергей поморщился от этой мысли. Может, несговорчивых и не бывает? Надо быть дебилом, чтобы в такой атмосфере нарушать правила игры. Правят бандиты, полиция куплена, суд куплен. И что бы мог сделать Сергей, если бы захотел вмешаться? Он справился бы со всей четверкой бандитов, смог бы вызволить их жертву, а что дальше? Это же как с перочинным ножом на танк, это же система! И сама же жертва его потом сдала бы. Обязательно, потому что тот мужик провинился в чем-то, но он не пошел против системы, а Сергей, вмешавшись, пошел бы. И скоро сам бы висел на этом же крюке! И топор опускался бы уже на его руку. И нет никакой гарантии, что Вовчик промахнулся бы. Наказание в этом мире, в котором Резенков живет уже четыре года, очень сурово и беспощадно. Это вам не государство, тут никто шансов на исправление не дает.
Всеволод Андреев сидел в кабинете за своим рабочим столом. Узел галстука съехал набок, рукава белой рубашки были небрежно закатаны. Примерно такой же беспорядок, какой был во внешности главного редактора, царил и в его маленьком кабинете. Стол завален бумагами, на другом столе, который стоял у стены, свалка из пластиковых и картонных папок. Это было обычным явлением, когда верстался очередной номер.
Обычно решение по материалам принимали конкретные помощники, ответственные по своим направлениям, но в последний месяц Всеволод принимал все решения сам. Время было такое, и такая была установка его патронов в правительстве области. Ошибаться в проводимой линии сейчас было никак нельзя.
Нажав кнопку на селекторном телефоне, Всеволод, наклонившись к аппарату, гаркнул:
— Света, где Кондратьева? Черт… время!
Дверь открылась до того, как главный редактор успел услышать ответ своей секретарши. На пороге появилась невысокая стройная рыжая девушка с короткой стрижкой, державшая в руке лист бумаги. Это была Галка Кондратьева, одна из лучших корреспондентов газеты.
— Ну, ты даешь! — Всеволод развел руками. — Ты посмотри, сколько времени! Давай сюда.
— Сева, компьютер завис, — стала оправдываться девушка, — а у меня там все черновики.
— Компьютер у нее, — проворчал Андреев, принимая листы бумаги, — забыли уже, как раньше журналисты писали. На подоконнике да в блокноте. А вы без техники и шагу ступить не можете… так, чего у нас тут…
— Я сделала, как ты и сказал, — усаживаясь на стул, стала объяснять Галка. — Больше красок на эмоции участников митинга, на атмосферу и мнение простых горожан. Типажи характерные.
— Угу… н-да… — кивал Андреев, пробегая глазами текст статьи. — Так… хорошо. А… не надо! Фамилий пока не надо, это слишком тенденциозно. Мы никого конкретно не обвиняем, мы просто описываем ситуацию, положение с наркоманией в городе, описываем, как накипело у жителей внутри. Пока бичевать никого лично не будем.
— А как же… — начала было Галка.
— Замри! — отмахнулся Андреев. — Это только начало. Сегодня я кое с кем проконсультируюсь, прощупаю ситуацию, а завтра скажу, как продолжать. Это твой материал, твое сейчас направление.
— Тогда давай я позвоню в городскую администрацию…
— Галя! Не спеши. Подбери пока материалы по школам, мнения и интервью, которые у тебя есть в запасе. Направление схватываешь?
— Ну да! — оживилась девушка. — Пустим вторую волну. Сначала стихийный митинг возмущенных горожан, потом официальное мнение руководителей образовательных учреждений и педагогов, врачей. А потом уже реакция власти.
— Умница, — похвалил Андреев. — Сейчас никто отвечать на наши вопросы не будет, потому что для городских властей этот митинг прошел незаметно. Они еще правильно не отреагировали. А вот когда мы создадим тенденцию, когда они поймут, что это акция и что она идет уже не один день, тогда у них выхода не будет и им придется с нами разговаривать и давать ответы. Главное — не злить! Мы же никого не обвиняем, мы просто констатируем факты и просим комментариев тех, кто за эти стороны жизни отвечает. Поняла, скандалистка?
Галка с улыбкой кивнула. Она славилась тем, что была не просто любительницей, но и мастером скандальных репортажей. Если бы главный редактор не держал бы свою сотрудницу за руку… короче, глаз да глаз был нужен за Галкой Кондратьевой.
Андреев немного кривил душой, разъясняя сотруднице свою тактику и ссылаясь на патронов в правительстве. На самом деле железо следовало ковать, пока горячо. Просто Всеволод не очень доверял тактическим способностям Галки при ее общении во властных структурах. Языкастая, но все же девчонка. А вот он сам — это дело другое, у него вес и имя, с ним разговаривают совсем иначе. И потом можно будет той же самой Кондратьевой подсунуть уже оговоренное интервью и выставить себя всемогущим.