Блатной конвейер
Шрифт:
Вернув текст статьи на доработку Галке, Всеволод засел за телефон. Главы администрации на месте не было, как сообщила секретарша на том конце телефонного провода. Она пообещала доложить о звонке главного редактора газеты своему шефу. Но когда тот будет, ответить затруднялась.
Второй звонок заместителю главы по социальной сфере был более удачным. Человек этот был из учительской среды, бывший директор школы, говорить умел хорошо, но политической гибкостью не отличался. Андреев изложил причину своего звонка, поинтересовался, знает ли заместитель главы о прошедшей акции против наркомании. Разговор сразу пошел не в том русле, потому что зам главы ничего о митинге не знал. Или откровенно врал, следуя
Эту историю Всеволод знал изначально, как знал и то, что письмо по поводу предполагаемого митинга утонуло в ворохе входящей корреспонденции и до адресата не дошло. Или его похоронили.
Второй звонок был в УВД района, где Андреева тоже прекрасно знали, но отношение к нему было резко отрицательным. Полиция вообще никогда не любила, когда общественность лезла в ее дела. А она, в лице Всеволода, лезла, и очень настырно. Оперативный дежурный по городу очень удачно проболтался, что о митинге он знал и направил туда пару нарядов для надзора за общественным порядком. Проскользнуло в его словах и то, что наряды были направлены по прямому указанию… и он назвал фамилию начальника.
Дальнейшие попытки связаться с руководством УВД результата не дали. Кого-то не было на месте, кто-то сразу бросал трубку, говоря, что у него оперативное совещание. Андреев клал трубку, делал короткие пометки на листке бумаги и снова пытался звонить. Итог был тем же. Никто из работников местной полиции, особенно те, кто по должности должен был бороться с наркоманией и распространением наркотиков, на митинг не явился. Хотя, а это Всеволод хорошо знал, приглашали конкретных людей туда весьма настойчиво и устно, и письменно.
Это была старая игра. Андреев и его газета в откровенную оппозицию не вставали, действовал он демократично и максимально тактично. Критические статьи тщательно согласовывались с местной администрацией, а общественное движение, которое возглавлял Всеволод, вызывало интерес только у пенсионеров, которые не понимали и не видели разницы между процессом ради процесса и процессом ради результата. Андрееву нужен был именно процесс, видимость активной деятельности — это устраивало всех. Но все же каждый играл своими фигурами. Сегодня «противники» ошиблись, и гражданская позиция главного редактора Андреева будет объявлена во всеуслышание. Потом его при случае похлопают по плечу, посмеются, и на этом все закончится. У него галочка поставлена, что проблема озвучена, массы организованы. У противников, что в УВД, что в администрации, появятся свои галочки — влепить «по первое» число тому-то и тому-то, за то, что проморгали и подставили своего руководителя под гнев общественности.
Были у Всеволода и вполне четкие вопросы, которые он хотел кое-кому задать. Поднимать их в прессе было опасно, потому что это прозвучало бы обвинением против конкретных лиц. Вопросы были и о личности небезызвестного Коли Хохла, про которого полгорода поговаривало, что он торгует наркотой, про подпольное казино рядом с ночным клубом «Ротонда». Не может быть, чтобы это были только слухи…
Коля Хохол страдал от головной боли и неопределенности своего положения. Во-первых, он вчера крепко перебрал. Несмотря на то что было много девочек и пойло лилось рекой, пил он не от веселья, а как раз наоборот. Ничто его не радовало: ни вчера, ни уж тем более сегодня.
То, что Хохла «крышевал» сам Фома, знали многие из братвы, но этим все и ограничивалось. С ним никто не связывался, но и выбиться в лидеры города Хохлу никак не удавалось. Сбывал героина и другой «дури» он в месяц довольно прилично, но, как многие считали, богатым не был.
Хохол даже не догадывался по своей ограниченности ума, что авторитеты держали его за шушеру, шестерку. Ну отсидел в свое время, ну знал многих в городе, не наглел. Но этого для лидера маловато. Наверняка екатеринбургские авторитеты специально не держали в Верхней Лебедянке одного своего ставленника, а распылили все доходные «дела» по нескольким группировкам.
Сейчас, шатаясь с головной болью по своей скромной двухкомнатной квартире, Хохол в очередной раз терзался «непонятками». Что с Фомой, какую силу имеет Магомед, какой там вообще расклад в Екатеринбурге. Откровенно встать на сторону Магомеда, признать его, а вдруг объявится Фома и предъявит ему обвинение в предательстве? Упереться рогом и кивать на Фому? Можно потом стать героем, заслужить уважение человека, живущего по понятиям. А можно и в ящик сыграть.
Вот и вчера он пил с тоской, заливая сумрачные мысли и тревогу. Опять человек вернулся и ничего про Фому нового не узнал. Может, он уже и сгинул в колонии, может, его уже и в живых нет. Сейчас хоть что-то имеешь, хоть какой-то навар, а что потом? Магомед, говорят, человек страшный.
Была и вторая причина хвататься за голову. При Фоме менты Хохла не трогали. Он сам с ними разбирался и договаривался. А теперь? Вчера утром заявился к Хохлу местный участковый и наехал по полной, угрожал. Вот пойди и пойми! То ли у него теперь крыши нет, а такое предполагать глупо, потому что на руках у его холуйчиков килограммы наркоты, за которую бешеные бабки плачены. Тогда расценивать этот визит как намек Магомеда? Мол, решай скорее, парень, на чьей ты стороне и в чьей ты бригаде. Ошибись он сейчас, и дело кончится одним — зоной. Понятно, что Магомед «товар» не потеряет. Он со своими сыграет четко — маленький пакетик в кармане и пара свидетелей. А товаром другой займется, кто поумнее.
А если это проделки самого Фомы? Если он продолжает рулить прямо с зоны? Если это проверка на «вшивость»? Фома, он с виду только такой мягкий и заботливый, а так-то на нем кровищи не меньше, чем на Магомеде.
Ноги уже сами несли Хохла к холодильнику. Он знал, что пива там нет, а есть только початая бутылка водки. Врезать опять по шарам и отрубиться до вечера. А вечером встать и еще врезать. И чтобы не думать и не гадать.
Звонок в дверь был настолько неожиданным, что Хохол подскочил на месте. Сердце, которое до этого еле трепыхалось с перебоями, вдруг забилось гулко, отдавая в больную голову колокольным боем. Кто в такую рань? И без звонка… Какая, к черту, рань, когда времени уже половина двенадцатого! Менты? Может, вот уже оно? Конец?
Шлепая босыми ногами по линолеуму, который противно лип к пяткам, Хохол подошел к двери. Смотреть в глазок было страшно, не хотелось видеть своей судьбы.
— Кто там? — спросил он непослушным голосом, который подвел его и сорвался на втором же слове. Весомого солидного вопроса не получилось, вышло блеяние ягненка.
— Глаза-то разуй! — со смехом ответил за дверью знакомый голос с чуть заметным кавказским акцентом. — Не проспался еще?
Хохол пересилил себя и все-таки посмотрел в глазок. За дверью стоял Магомед, чье смуглое лицо, искаженное стеклышком глазка, показалось Хохлу уродливым и страшным. Да провались оно все! Голова болела так, что было уже все равно. Хохол с трудом отодвинул задвижку и толкнул дверь. Тут же перед ним выросла плечистая фигура одного из бойцов Магомеда. Парень оттеснил хозяина внутрь и деловито прошел в квартиру. Следом неторопливо, с ухмылочкой вошел Магомед. Оглядел Хохла с ног до головы, опять ухмыльнулся.