Блаженство греха (Ритуальные грехи)
Шрифт:
— Вы же вроде бы сказали, что в Санта-Долорес двери не запираются?
Люк ухмыльнулся. С образом мессии такая ухмылка явно не вязалась.
— За исключением моих. Ну так как, Кальвин выболтал все мои страшные тайны?
— Нет.
Он уселся перед камином, скрестив ноги.
— Неужели? Разве вы не спрашивали? Он мог бы рассказать, как мы познакомились в тюрьме. Или о моем детстве.
— Мне нет дела до вашего детства.
— Вот как? И вы не хотите услышать про бедного, несчастного мальчика без матери, который рос со своим стариком,
— Что-то незаметно, что вас это особенно травмирует, — сказала она.
— Некоторые из нас оставляют в прошлом свое несчастливое детство, — пробормотал он с явным намеком.
— Хотите сказать, у меня было несчастливое детство? — Рэчел понимала, что он заманивает ее, но ничего не могла с собой поделать. Отблески огня у него на коже танцевали, словно таинственные языческие символы, притягивали, манили — вопреки опасности.
— Думаю, что да, — отозвался он. — По крайней мере вы убеждены в этом, какой бы во всех отношениях защищенной и обеспеченной ни была ваша жизнь. Вы чувствуете себя обманутой, негодуете, что жизнь дала вам несколько крепких пинков, и хотите заставить меня заплатить за это. — Его загадочная улыбка отнюдь не добавила ей уверенности. — Вы подойдете и сядете или попробуете сломать дверь?
Выбирать не приходилось. Она опустилась на колени рядом с камином и как можно дальше от Люка.
— А если я позову на помощь?
— Кто-нибудь прибежит. Хотя я не понимаю, с чего бы вам звать на помощь. Я вас здесь не держу. Вы приехали в Санта-Долорес по собственной воле. Вы здесь, со мной, потому что сами так хотели. Желаете уйти — только скажите, и я открою дверь.
— Я останусь, — осторожно вымолвила она. — Если пообещаете не дотрагиваться до меня.
— Почему вы так этого боитесь?
— Я не боюсь, — смело соврала она.
— Не боитесь? Тогда, стало быть, вы боитесь меня.
— Нет.
— Нет? — Мягкий, музыкальный голос — оружие страшной силы. — Тогда идите сюда.
Только теперь Рэчел вдруг поняла, насколько он близко — ей были видны капельки на его ресницах. Длинных, черных, почти скрывающих глаза ресницах.
— Нет, — повторила она.
— Вы не ответили на вопрос, — настойчиво попросил он. — Почему вы боитесь, когда до вас дотрагиваются?
— Я не боюсь. Просто мне это не нравится.
— Не нравятся прикосновения вообще? Или только мои?
— Не льстите себе, — с горьким смешком отозвалась Рэчел. — Я вообще не люблю, когда до меня дотрагиваются, хватают руками, пытаются заставить что-то делать под предлогом заботы обо мне… — Она осеклась, поняв, что выдала уже слишком много. И перешла в наступление. — А почему вы не хотите, чтобы до вас дотрагивались?
Он даже не вздрогнул.
— С чего вы это взяли?
— Кэтрин сказала, что прикасаться к вам не дозволяется никому. Ваш обет целомудрия распространяется не только на секс, вы сторонитесь любой человеческой
— Ни ласк, ни поцелуев, — добавил он голосом тихим и порочно-соблазнительным. — Таков мой выбор.
— Почему?
Тронувшая губы кривая усмешка отнюдь не добавила ему привлекательности.
— Потому что я люблю власть. Чем недоступнее я держусь, тем сильнее люди жаждут получить желаемое. Тем охотнее готовы следовать за мной, жертвовать всем ради меня. Поскольку я неприкасаемый, все хотят прикоснуться ко мне. Это сводит их с ума.
Рэчел потрясенно уставилась на него.
— И вы в этом признаетесь?
— Конечно. А почему бы и нет? Всем известно, что вы здесь для того, чтобы навредить мне. Никто вам не поверит, даже если вы скажете им правду.
— И какова же правда? Вы действительно какой-то новый мессия или просто феноменально искусный мошенник?
— Сам факт того, что вы все еще сомневаетесь, служит утешением. Как, по-вашему, могу я на самом деле быть духовным лидером?
— Нет, — решительно ответила она. — Вы ведь сами признались, что никакой вы не лидер.
— Ни в чем я не признавался. В том-то и беда ваша. Вы не понимаете основных принципов «Фонда Бытия». Никто не свят. У всех свои недостатки, свои слабости, дурные черты характера.
— Грехи, — подсказала Рэчел.
— Опять это слово. А вы разве безгрешны? Должно быть, приятно быть совершенством в несовершенном мире.
— Ваши последователи считают вас совершенством. Они смотрят на вас, как на какого-то бога.
— А кем вы меня считаете?
— Я считаю вас угрозой.
— Только для тех, кто уязвим. Вы уязвимы? — Он поднялся одним гибким, плавным движением, и спасения уже не было. — Думаете, я могу вас обидеть?
— Нет. — Ей не убежать. Дверь заперта, он же сам сказал.
— Да, — прошептал Люк.
И придвинулся ближе.
Глава 9
Он не так уж и близко, говорила она себе. Не настолько, чтобы дотронуться, почувствовать его дыхание, шевелившее ей волосы. И все же он как будто окружал ее со всех сторон — соблазнял, притягивал, вторгался в ее личное пространство.
— Бедная богатая девочка, — пробормотал Люк с легкой насмешкой. — Ты так чертовски зла, что хочется кого-нибудь ударить. Ты ведь хочешь ударить меня, да?
За спиной у нее была стена. Она чувствовала, как бешено колотится в груди сердце, она не могла дышать, и ей ничего не оставалось, как только смотреть в эти внимательные, загадочные глаза.
— Чего ты боишься? Что, по-твоему, я могу с тобой сделать? Думаешь, я обладаю сверхъестественной силой, способностью затуманивать человеческий мозг и превращать людей в своих рабов?
— Вы, похоже, весьма преуспели именно в этом, — проговорила она дрожащим голосом.
— Правда?
— Вы же знаете, что да. — Рэчел отчаянно собирала остатки храбрости. — Вы любого можете приручить.