Бледная графиня
Шрифт:
— Милостивые государи, — сказал, повысив голос, Митнахт. — Моя честь, на которой раньше не было ни малейшего пятнышка, затронута легкомысленным или умышленно ложным обвинением, которое предъявляет мне эта девушка. Со мной подобное случается первый раз в жизни, поэтому-то я и потребовал, чтобы суд разъяснил это дело. Когда в городе пронесся слух, что найдена некая особа, называющая себя молодой графиней, моя госпожа, графиня Варбург, несмотря на всю нелепость этого слуха, ухватилась за него, как за последнюю надежду. И что же она нашла? Всего лишь постыдный обман. Я могу только повторить слова графини: эта девушка мне совершенно
— Где вы находились в воскресенье вечером, когда было совершено преступление?
— В своей комнате, в замке. Это может засвидетельствовать конюх, приходивший ко мне за распоряжениями наутро, как раз перед началом грозы. На следующий день графиня чуть свет послала за мной и поручила отыскать ее падчерицу. Я сам принимал участие в поисках, о результатах которых вы уже знаете.
Председатель обратился к Лили.
— Вы по-прежнему утверждаете, что узнали в ту ночь господина Митнахта?
— Да, — отвечала Лили. — Губерт невиновен. Чтобы фон Митнахт ни говорил, настоящий преступник — он. Я хорошо видела его лицо?
— Знаете ли вы какой-нибудь повод к преступлению? Имел ли фон Митнахт причины ненавидеть вас или что-нибудь подобное?
— Нет, я не знаю таких причин. Он всегда был внимателен со мной и любезен.
— Я хорошо знал молодую графиню, — сказал Митнахт на очередной вопрос председателя, — и все более и более убеждаюсь, что это — обман. Говоря, что эта девушка мне незнакома, я был не совсем точен. Это не графиня Лили, но ее молочная сестра Мария Рихтер. Ее внезапный отъезд был лишь отводом глаз. Желая завладеть богатым наследством покойной, она решила разыграть роль воскресшей Лили, тем более что некоторое сходство между ними всегда наблюдалось. Посудите сами, может ли быть, чтобы человек, упавший в пропасть и пролежавший там без чувств две недели, смог добраться до города, позвонить у дверей доктора и тут же полумертвым свалиться на скамью? Во всем этом нет и намека на правдоподобие.
— Но кто же я тогда?! — вскричала в отчаянии девушка, видя, что слова Митнахта произвели впечатление на присяжных. — Почему же мне никто не хочет поверить? Я прошу, по крайней мере, чтобы были вызваны в качестве свидетелей доктор Гаген и асессор Вильденфельс.
Председательствующий сказал, что суд удовлетворит просьбу истицы-ответчицы, и объявил перерыв.
Разбирательство дела было отложено до появления новых свидетелей: доктора, асессора и молочной сестры Марии Рихтер.
XXI. ДУЭЛЬ
Бруно возвратился домой в сильном волнении. Всю ночь он не сомкнул глаз. Нанесенное ему оскорбление требовало отпора, и в то же время он думал о Лили, которой так необходимы сейчас его помощь и поддержка.
Что будет с ней, если его убьют? Конечно, останется еще один верный друг — доктор Гаген, но Бруно был уверен, что его смерть разобьет сердце молодой девушки.
Он решил не говорить ни слова о предстоящей дуэли ни Лили, что было бы с его стороны безумием при ее неокрепшем здоровье, ни доктору. Но при этом он не учел, что Гаген все равно узнает о предстоящем поединке, тем более что они в тот вечер лишь разминулись, и доктор, побывав у больной, после его ухода возвратился в таверну и присоединился к ожидавшим его друзьям.
Первым делом ему сообщили о случившейся ссоре и предстоящей дуэли. Новости эти чрезвычайно удивили Гагена. Он знал спокойный характер и хладнокровие Вильденфельса и был убежден, что того не так-то легко вывести из равновесия.
— Вы не ошибаетесь? — переспросил он. — Неужели асессор Вильденфельс собирается драться на дуэли?
— Именно так, — отвечали ему, — асессор и лейтенант Брандт. Они обменялись визитными карточками, а всякий знает, что это значит.
— Гм. Странно… — пробормотал он, поднеся ко рту свой недопитый стакан вина.
После первого же глотка он вдруг выплеснул вино в открытое окно и потребовал другую бутылку, так как вино в стакане имело странный, неприятный привкус.
Налив себе из новой бутылки, он продолжил разговор со своими собеседниками, но видно было, что мысли его заняты предстоящей дуэлью своего друга. Против обыкновения, он не стал ничего рассказывать и, выпивши всего лишь стакан вина, распрощался.
Едва вернувшись домой, Гаген почувствовал недомогание. Он не обратил на это внимания и лег в постель, думая, что просто переутомился. Однако ночью ему стало настолько плохо, что он даже потерял сознание. Перепуганная экономка сбегала за первым попавшимся доктором. Осмотрев коллегу, тот пришел к выводу, что у него приступ лихорадки, и дал необходимые предписания. Таким образом, доктор Гаген вынужден был несколько дней провести в постели.
Тем временем события развивались своим чередом.
На следующее утро после ссоры к Бруно явился его друг фон Ильменау.
— Ну что, вы обо всем условились? — спросил асессор, усаживая Ильменау в кресло.
— Все устроено, друг мой. Секундантами Брандта будут барон Альгейм и лейтенант Валкер, вашими — фон Блюм и я. Встреча завтра в семь утра в пригородном лесу. Оружие — пистолеты. Вам стрелять первому. На всякий случай с нами будет еще доктор Мюллер.
— Значит, все решилось… Хорошо. Но я хотел бы пригласить еще доктора Гагена.
— К сожалению, это невозможно.
— Почему же?
— У вашего доктора приступ лихорадки.
— Гаген болен?! — изумился Бруно. — Вчера вечером с ним все было в порядке.
— Так мне говорили. Подробностей я не знаю.
— Очень жаль, — огорченно проговорил Бруно.
— Будем надеяться, что до врачебной помощи дело не дойдет, — сказал фон Ильменау, по-своему истолковав огорчение Бруно. — Но в любом случае для беспокойства нет оснований. Господин Мюллер, говорят, тоже неплохой врач, к тому же специалист по огнестрельным ранениям…