Бледное солнце Сиверии
Шрифт:
Надо сказать весьма вовремя. Из темноты закоулка вылетел камень, который лишь чудом не разбил мне не голову. Тут же темная фигура бросилась назад и скрылась за углом.
Ни хрена себе, дело! Кому я уже дорогу перешёл? Это ж он наверняка следил, ждал покуда мы с Гомоновым наговоримся.
Я подошёл к месту засады. Следы тут, конечно, были, но я снова ощутил себя глупым юнцом. Разобраться кому они принадлежат просто не смог. Единственное, что отметил, так это их небольшой размер. И, если судить ещё по той тёмной фигуре, нападавший был малого роста,
Возвращаться и отслеживать, откуда он пришёл, да куда дальше дёрнул, было бы пустым делом. И единственное, что сейчас стало мне понятно, так это то, что ухо следовало держать востро.
Я ещё раз огляделся и снова направился к Руте Снеговой.
Она обитала в небольшой старенькой избе, стоявшей на самом отшибе поселка, шагах в пятидесяти от лабаза Молотовых. Здесь была только одна комнатка, часть из которой занимала печь.
Первое, что сразу бросилось в глаза, там это именно глаза Руты. Вернее, даже её взгляд. А он о многом рассказал.
Конечно, кое-кто возразит, что по внешности о человеке судить трудно, да и неправильно. Ведь при этом легко ошибиться, и надо быть большим специалистом, чтобы «читать» человека как книгу. Бывает, что видишь чьё-то лицо, и его владелец кажется злобным человеком. А в жизни окажется, что всё наоборот. Вот и выходит, что ты ошибся, зазря на кого-то понапридумывал.
Но вот в случае с Рутой (и я был в этом отчего-то уверен) дело обстояло совсем по-иному.
В её взгляде читалось одиночество, обречённость и некая беззащитность, приправленная эдакой формулой, типа, будь, что будет, всё равно жизнь пропащая. И ещё глубокая печаль человека, потерявшего в этой жизни что-то очень-очень важное. У неё было лицо умного человека, человека потонувшего в каких-то тяготах, смирившегося с ними, как с неизбежным злом. Я даже не заметил, как вдруг стал ей сочувствовать. На какое-то мгновение-другое Снегова показалась мне малой девчонкой, не способной самой справиться с жизненными трудностями, но имеющей гордость никого не просить о помощи.
Я даже придумал ей своеобразный девиз: «Сделаю всё сама».
Так оно видно и выходило. Да и к тому же в пользу этого заключения говорил тот факт, что она была интендантской у Молотовых, а те бездельников не терпят.
Рута нисколько не удивилась моему приходу, видно её уже известили. Я начал было объясняться, но Снегова перебила мои словоизлияния встречным вопросом:
— Будете кушать? У меня всё готово.
Её голос был чуть низким, но приятным. Он даже как-то гармонировал с её внешностью. Я отметил про себя, что, пожалуй, другой голос ей не подошёл бы.
Рута быстро глянула мне в глаза, и тут же опустила взгляд, несколько растеряно улыбаясь. Было похоже на сцену, типа: «Да, хозяин! Конечно, хозяин. Как скажите, хозяин».
Она была невысокого роста, относительно молодая, с симпатичным личиком, напоминавшим лисью мордочку. Темно-русые волосы были сплетены в длинную косу. На лбу красовалась широкая нежно-голубая лента. Одета Рута
— Можно и поесть, — кивнул я, проходя внутрь.
На стол Снегова накрыла довольно-таки быстро. Потом отошла в сторону, наклонила голову и стала чего-то ждать. И снова я подумал, что она внутренне говорит: «Как скажите, хозяин».
Я вдруг ощутил некий дискомфорт. Подумалось даже: уж не больна ли эта девушка? Или умом нездорова.
— Садись, — приказал я, указывая на лавку у стола.
Рута подняла взгляд. На какую-то секунду в нём мелькнул недобрый огонёк, но Снегова послушалась и присела.
— Что-то не так? — спросил я.
Вместо ответа Рута вдруг налила мне из зеленой бутылки полугара. Её лицо заострилось, отчего она ещё больше стала походить на умную лисичку.
Предположения, словно стая гомонящих ворон, закружились в мозгу.
То, что у Снеговой был муж, было ясно по голубой ленте на челе. И даже было видно, что он был за человек. Его отпечаток хорошо запечатлелся в поведении девушки, да и не только в нём. То, что проблема пьянства в Сиверии стояла ребром, как нигде в другом месте. А с ней и все вытекающие отсюда последствия.
А вот куда муж делся, я тоже понял по узору на голубой ленте, — помер. Значится, вдова. Судя по хилой избушке, нехитрой утвари да грубоватой одежде, Снегова к зажиточным молотовцам не относилась.
Скинув верхнюю одежду и, отцепив от пояса мечи, я сел за стол.
Пахло чем-то едва уловимым, но знакомым. Я покрутил в руке чарку, всё ещё поглядывая на Снегову, не в силах до конца определить суть её загадочной отстраненности.
Скорее всего, для неё все мужики — хуже козлов.
— Меня зовут Сверр, — представился я. — А тебя Рута?
— Да, — чуть слышно ответила девушка.
— Демьян предложил мне стать у тебя на постой. Не против?
— Ну… почему же сразу против. Надо так надо…
— И всё же?
Рута подняла взгляд… Её губы полуоткрылись.
И снова ноздри втянули тот тонкий терпкий запах.
— Не против.
— Точно? — настаивал я, чуть наклонившись вперёд.
Рута выдержала взгляд. Она долго-долго смотрела на меня, словно пытаясь найти что-то конкретное. Я слушал её глубокое дыхание словно зачарованный…
— Почему вы не едите? — скромно спросила она.
Я оглядел содержимое блюд. Омуль, черный хлеб, пареная свекла… Не густо, но и не пусто.
— Вижу, ты неплохая хозяйка, — сделал я комплимент, хотя, признаюсь, думал о том, что поем чего-то получше.
Девушка снова потупила взор, краснея, словно ягоды рябины. Когда я одним махом выпил полугар, она тут же взяла бутылку и начала наливать по новой.
Я взял её за руку и хотел остановить. Пальцы ощутили тонкий нежный бархат её кожи.