Бледные короли и принцы
Шрифт:
— В одного мужика, в ногу. Пару недель назад.
Хоук хмыкнул и замолчал.
— Слушай, ты там на складе не Вилли Нельсона насвистывал? — спросил я, введя Хоука в смущение.
— Сьюзен мне всю дорогу его крутила — в ушах застрял.
— А может, тебе Вилли, как это... типа того, что нравится?
— Ха! С Джимми Рашингом не сравнить, — ответил Хоук.
Глава 29
Сьюзен вернулась от Кэролайн Роджерс. Она вошла в бар, где нас
— Заказал шампанского, а мне принесли «Корбел», — улыбнулся Хоук.
— Такова судьба колонистов, — сказала Сьюзен.
Хоук пересел, и Сьюзен устроилась между нами. Вирджи прошла к нам вдоль почти пустого бара и посмотрела на нее.
— "Маргариту". Со льдом и с солью, — заказала Сьюзен.
— Ну, что скажешь? — спросил я ее.
— Я разговаривала с Вагнером. Он — ничего.
Не очень искушен в том, что касается эмоции, но знает об этом и рад получить помощь.
— Как Кэролайн?
— Она дома. Вагнер выписывал ее как раз в тот момент, когда я была там, и мы отвезли ее домой. Месяца три будет принимать транквилизаторы, а потом постепенно начнем уменьшать дозу.
— Иначе возникнут проблемы с сердцем, — раздался голос Хоука.
Мы со Сьюзен оба посмотрели на него.
— Верно, — сказала она.
Хоук раздвинул губы в улыбке.
— Когда ты так улыбаешься, ты похож на Мону Лизу, только жутковатую слегка, — сказала Сьюзен.
Улыбка Хоука стала еще шире.
— Как Кэролайн отреагировала на тебя?
— Противоречиво. К психотерапевтам она относится с подозрением. Ей бы больше понравилось, если бы пришел ты.
— Угу.
— У нее сложилось впечатление, что ты без разбега перепрыгиваешь через небоскребы.
— Ну, не небоскребы, конечно.
— Кому бы она ни отдавала предпочтение, она знает, что ей нужна помощь. И, кажется, верит хотя бы отчасти, что помочь ей можно.
— Это уже хорошо, — сказал я.
— Да. Когда человек не верит, ему помочь гораздо труднее.
— Вы договорились с ней о чем-нибудь?
— Завтра я зайду к ней, а там посмотрим. Обычно я не работаю по вызову на дом. И не уверена, что она захочет дважды в неделю проделывать путь в сорок миль туда и столько же обратно.
— Можешь порекомендовать ей кого-нибудь другого?
— Да, потом. А пока еще наблюдаются суицидальные настроения, и ты ей можешь помочь не меньше меня.
— Чем?
— Просто бывая у нее. Говори ей, что она может положиться на тебя. Ты для нее сейчас, когда все рухнуло, оказался самым близким человеком, и она хватается за тебя, как за спасительную соломинку.
— Да ведь я в какой-то мере и был причиной того, что все рухнуло.
— Это не имеет значения, — сказал Хоук.
— Хоук прав. Не имеет. Это как для вылупившихся инкубаторских цыплят —
— Или, как в случае с Кэролайн, в действительности, — сказал я.
— Да. Так что Кэролайн, по сути, тот же только что вылупившийся цыпленок.
— А ты для нее как мама, старик, — подмигнул мне Хоук.
— Только потому, что рядом не было тебя, Мона, — отпарировал я.
— Очень даже может быть, — согласился Хоук.
— Но там не только горе, — задумавшись проговорила Сьюзен.
— Что еще? — спросил я.
— Чувство вины.
— В чем?
— Пока не знаю. Знаю только, что оно у нее есть.
— Многие чувствуют себя в чем-то виноватыми когда умирает кто-то из близких, — сказал я. — Что-то вроде «лучше бы я, чем он», или «если бы я была хоть чуточку внимательнее к нему»...
— И «что я теперь буду делать без денег и без мужчины в доме», — вставил Хоук.
— Может быть, это, может быть, что-нибудь другое, — сказала Сьюзен. — Но она уже начинает идеализировать своего мужа. И не идеализирует сына.
— Что означает...
— Я не знаю, что это означает. Я только знаю, что то, как она переживает свое горе, несколько отлично от того, с чем я сталкивалась до сих пор.
— Нетипично? — сказал я.
— Да, — ответила Сьюзен. — Нетипично. Человеческую психологию не изучишь, препарируя птиц. Если у тебя есть опыт и ты повидал многих людей, переживших большое потрясение, ты замечаешь шаблонность их поведения. И когда ты видишь кого-то, чье поведение не соответствует этим шаблонам, начинаешь задумываться.
— Поведение Кэролайн нешаблонно?
— Да. Разговаривай я с коллегой, ни за что не осмелилась бы так заявлять. Я бы говорила «возможно» и «дальнейшее обследование выявит», но тебе я говорю уверенно — присутствует чувство вины.
— Потому что я не твой коллега?
— Именно поэтому. Ты мой душка. — Сьюзен улыбнулась.
В бар вошел круглолицый коротышка и направился к нам.
— Спенсер? — спросил он.
— Да, — ответил я.
— Меня зовут Конвей. Я тот полицейский, что был в больнице возле регистратуры.
— Когда я спрашивал о раненом.
— Да.
— Вы, кажется, сказали, что никакого раненого там нет, — сказал я.
— Мы можем поговорить?
— Пожалуйста.
— Это конфиденциально.
— Один за всех и все за одного. Можете говорить, не бойтесь.
Конвей вздохнул и посмотрел на Вирджи. Она была в дальнем конце бара.
— Вы играете крапленой колодой, — чуть слышно произнес он.
Я внимательно посмотрел на него.
— Полиция не на вашей стороне, — так же тихо продолжал он.