Бледный преступник
Шрифт:
– А кто же финансирует институт?
– Трудовой фронт и военно-воздушные силы.
– Ну конечно! Разменная монета Премьер-министра.
Глаза Марианны сузились.
– Послушайте, вы задаете слишком много вопросов. Кто вы, полицейский или что-нибудь в этом роде?
Я встал с кровати, надел халат и сказал:
– Что-нибудь в этом роде.
– Вы расследуете здесь какое-нибудь дело?
– Ее глаза расширились от возбуждения.
– Что-нибудь, в чем замешан Киндерман?
Я открыл окно и на минутку высунулся из него. Приятно вдыхать утренний
– Здесь нельзя курить, вы знаете?
– Я не знаю, замешан ли в этом деле Киндерман или нет, - сказал я. Именно это я и хотел выяснить, ложась сюда.
– Ну, тогда вам нечего меня опасаться, - с жаром заверила она.
– Мне наплевать, если с ним что-нибудь случится.
– Она встала, сложив руки на груди, ее лицо приняло жесткое выражение.
– Он негодяй. Знаете, несколько недель я работала все выходные, потому что больше было некому. Он сказал, что заплатит мне вдвойне и наличными, но до сих пор ничего не заплатил. Вот какая он свинья. А я купила себе платье. Это, конечно, глупо, надо было подождать. Теперь я задолжала квартирной хозяйке.
Я размышлял, не разыгрывает ли она меня, как вдруг увидел у нее на глазах слезы. Если она меня и разыграла, то, надо признаться, сделала это мастерски. Такая игра заслуживала признания.
Она потерла нос и сказала:
– Можно попросить у вас сигарету?
– Конечно.
– Я протянул ей пачку и затем чиркнул спичкой.
– Вы знаете, Киндерман был даже знаком с Фрейдом, - сообщила она, закашлявшись немного после первой затяжки.
– Они познакомились в Венской медицинской школе, где Киндерман учился. После ее окончания он какое-то время работал в Зальцбургской психиатрической лечебнице. Он сам родом из Зальцбурга. Когда в 1930 году умер его дядя и оставил ему в наследство этот дом, он решил превратить его в клинику.
– Похоже, вы его хорошо знаете.
– Прошлым летом у него две недели болела секретарша. Киндерман знал, что у меня есть некоторый опыт секретарской работы, и попросил меня заменить ее. Так что я его хорошо изучила. Достаточно хорошо, чтобы возненавидеть. Я не собираюсь здесь задерживаться - сыта всем этим по горло. Поверьте, тут очень многие думают так же, как я.
– А как вы считаете, есть среди здешних сотрудников кто-нибудь, кто хотел бы ему отомстить? Тот, кого он очень сильно обидел?
– Вы имеете в виду серьезную обиду, да? Не какие-нибудь там неоплаченные часы?
– По-видимому, да.
Я выкинул сигарету за окно.
Марианна отрицательно покачала головой.
– Нет, подождите, - спохватилась он.
– Был такой человек. Примерно три месяца назад Киндерман уволил одного санитара за то, что тот явился на работу пьяным. Довольно противный тип, и, по-моему, никто не огорчился, что его выгнали. Меня здесь в то время не было, но я слышала, что, уходя, он весьма крепко выражался в адрес Киндермана.
– А как его звали, этого санитара?
– Херинг,
– Она посмотрела на свои часы.
– Ой, пора браться за работу. Я не могу болтать с вами все утро.
– Еще одно, - остановил я ее.
– Мне нужно осмотреть кабинет Киндермана. Вы можете мне помочь?
– Она покачала головой.
– Я не могу этого сделать без вас, Марианна, - настаивал я.
– Сегодня ночью!
– Не знаю. А если нас поймают?
– Слово "нас" здесь не подходит. Вы будете стоять на страже, и если кто-нибудь наткнется на вас, скажете, что услышали шум и решили проверить. А я что-нибудь придумаю. Может быть, скажу, что хожу во сне.
– Это вы хорошо придумали.
– Ну так как, Марианна?
– Ладно, я помогу вам. Но нам нельзя выходить до полуночи, пока не закроют двери. Я буду вас ждать в солярии примерно в половине первого ночи.
Выражение ее лица изменилось, когда она увидела, как я достаю из бумажника банкнот в пятьдесят марок. Я засунул его в нагрудный карман ее крахмального белого халата. Она вытащила его оттуда.
– Я не могу это взять. Вы не должны этого делать.
Я сжал ее кулак, не давая ей возвратить мне деньги.
– Послушайте, это только для того, чтобы помочь вам продержаться, по крайней мере до того момента, когда вам заплатят сверхурочные.
На лице у нее было написано сомнение.
– Не знаю, - колебалась она.
– В этом есть что-то неправильное. Столько я зарабатываю в неделю. Мне этого хватит не только, чтобы продержаться.
– Марианна, сводить концы с концами, конечно, очень хорошо, не иногда нужно и пошиковать.
Глава 4
Понедельник, 5 сентября
– Доктор сказал мне, что электротерапия имеет временный побочный эффект - ухудшение памяти. Если не считать этого, я чувствую себя замечательно.
Бруно озабоченно посмотрел на меня.
– Ты в этом уверен?
– Никогда не чувствовал себя лучше.
– Ладно, я предпочитаю, чтобы тебя, а не меня включали в розетку.
– Он фыркнул.
– Но что же получается? Все, что тебе удалось разнюхать, пока ты отлеживался в клинике Киндермана, временно затерялось в твоей голове, не так ли?
– Дела не так уж плохи. Я ухитрился осмотреть его кабинет. Одна очень привлекательная медсестра мне все о нем рассказала. Киндерман читает лекции в Медицинской школе военно-воздушных сил, а также работает консультантом в партийной частной клинике на Блайбтройштрассе. Не говоря уже о том, что он член нацистской ассоциации докторов и "Херрен-клуба".
Бруно пожал плечами.
– Парень, надо думать, купается в золоте. И что из этого?
– Купается-то купается, но его не очень ценят. Подчиненные его не любят. Я узнал имя человека, которого он вышвырнул из клиники, и похоже, он относится к тому типу людей, которые не прощают обид.
– Подумаешь - вышвырнул!
– По словам моей медсестры, Марианны, все считают, его выбросили из-за того, что он воровал наркотики. И, вероятно, торговал ими на улице. Так что, как видишь, на члена Армии спасения он не похож.