Бледный всадник
Шрифт:
— Твой он король или нет, он завтра сможет получить крепость обратно, если только как следует нам заплатит.
Переговоры длились до темноты. Передур, по словам отца Мардока, был согласен заплатить больше ста шиллингов, но боялся, что мы обманем его — возьмем деньги и уйдем без боя, поэтому он хотел получить от меня какие-нибудь гарантии. Передур потребовал оставить заложников, но я ему отказал. Спор длился больше часа, но мы так и не пришли к соглашению.
И вот тогда-то Передур и призвал королеву. Лично я не усмотрел в этом ничего особенного, но затем увидел, как
Исеулт.
Встретить ее здесь было все равно что отыскать золотое украшение в мусорной куче. Я увидел ее — и забыл про Милдрит. Смуглокожая Исеулт, черноволосая Исеулт, большеглазая Исеулт. Она была невысокой, миниатюрной, словно эльф, с ясным личиком и волосами цвета воронова крыла. В тот день на Исеулт был черный плащ, на шее у нее красовались серебряные обручи, а на запястьях и лодыжках — серебряные браслеты, и все эти украшения тихо позвякивали при ходьбе. Она была, наверное, года на два-три младше меня, но, несмотря на свою юность, почему-то ухитрялась держать в страхе придворных Передура, которые буквально отшатнулись от нее.
Судя по виду короля, тот тоже нервничал, а стоявший рядом со мной Ассер перекрестился и сплюнул, чтобы отвратить беду.
Я же сам зачарованно смотрел на Исеулт.
На лице юной красавицы читалась такая боль, как будто жизнь казалась ей невыносимой, а на лице ее мужа, когда он заговорил с ней тихим уважительным голосом, был написан откровенный страх. Королева задрожала, когда супруг к ней обратился, и я даже подумал, что, похоже, она безумна, потому что гримаса на ее лице была ужасна и сделала ее некрасивой. Но потом Исеулт успокоилась и посмотрела на меня, а король заговорил с Ассером.
— Ты расскажешь королеве, кто ты и что собираешься сделать для короля Передура, — сказал мне Ассер холодным разочарованным тоном.
— Она понимает по-датски? — спросил я.
— Разумеется, нет, — огрызнулся священник. — Просто расскажи ей, и покончим с этим фарсом!
Я посмотрел Исеулт в глаза — в огромные темные глаза, и у меня возникло жуткое ощущение, что эта женщина умеет читать по глазам и угадывает мои тайные мысли. Но по крайней мере, она не гримасничала, глядя на меня, как перед этим гримасничала, глядя на мужа.
— Меня зовут Утред Рагнарсон, — проговорил я. — Я здесь для того, чтобы сражаться на стороне короля Передура, если он заплатит мне столько, сколько я стою. А если не заплатит, мы уйдем.
Я думал, что Ассер переведет это, но монах хранил молчание.
Исеулт все смотрела на меня, а я — на нее. У нее была безупречная кожа, не тронутая болезнью, и печальное, с тонкими чертами лицо. Печальное и красивое. Неистовое и красивое. Она напомнила мне Бриду, ту девушку из Восточной Англии, которая прежде была моей любовницей, а теперь осталась там с Рагнаром, моим другом. В Бриде было полно ярости, скрытой, словно лезвия в ножнах, и я ощущал нечто похожее и в королеве — такой молодой и прекрасной, но такой пугающе странной.
— Я Утред Рагнарсон, — снова услышал я свой голос, хотя едва ли испытывал желание говорить. — И мой меч творит
Почему я так сказал — сам не знаю. Позже я выяснил, что Исеулт понятия не имела, что именно я сказал, так как в то время говорила только на языке бриттов, но все равно она как будто поняла меня и улыбнулась.
Ассер возмущенно задохнулся.
— Будь осторожен, датчанин, — прошипел он. — Она все-таки королева!
— Действительно королева? — переспросил я, все еще глядя на Исеулт. — Или же просто супруга этого короля?
— Небеса благословили Передура еще тремя женами, — неодобрительно сказал монах.
Исеулт отвернулась и заговорила с королем. Тот кивнул, потом уважительно указал на дверь, через которую вошла Исеулт. Ее явно отпускали, и она послушно двинулась к дверям, но помедлила и напоследок бросила на меня задумчивый взгляд.
Потом она ушла.
И внезапно все уладилось лучше некуда. Передур согласился заплатить нам серебром. Он показал нам свои запасы серебра, спрятанные в задней комнате. Там были монеты, сломанные ювелирные украшения, помятые кубки и три канделябра, взятые из церкви. Когда я взвесил серебро с помощью весов с рыночной площади, там оказалось триста шестьдесят шиллингов, не так уж и много. Ассер разделил все это на две неравные части: одна вдвое больше второй.
— Мы отдадим тебе меньшую часть нынче вечером, — сказал монах, — а остальное ты получишь, когда вернешь королю Дрейндинас.
— Ты никак принимаешь меня за дурака? — спросил я, предвидя, как трудно будет получить оставшееся серебро после боя.
— Это ты принимаешь меня за дурака! — ответствовал он, зная, что, если отдаст нам все серебро, «Огненный дракон» исчезнет на рассвете.
В конце концов мы сошлись на том, что возьмем одну треть сейчас, а остальные две трети нам принесут на поле битвы. Передур надеялся, что я оставлю большую часть серебра в доме и тогда мне придется сражаться, пробиваясь на вершину холма по его загаженным навозом улицам, и этот бой я бы проиграл — вероятно, перспектива такой битвы и помешала людям Каллина атаковать «дворец» короля. Они надеялись уморить Передура голодом, или, по крайней мере, так считал Ассер.
— Расскажи мне об Исеулт, — потребовал я у монаха, когда с торговлей было покончено.
Он злобно оскалился.
— Я могу читать тебя, как молитвенник, — сказал он.
— Это еще что такое — молитвенник? — спросил я, притворяясь, что не знаю.
— Сборник молитв. И, клянусь, тебе понадобятся молитвы, если только ты прикоснешься к королеве! — Он перекрестился и неистово воскликнул: — Она зло!
— Исеулт — совсем еще молодая женщина, да вдобавок королева, — возразил я. — Как же она может быть злом?
— Что ты знаешь о бриттах?
— Что они все вонючие, как горностаи, и вороватые, словно галки.
Ассер одарил меня хмурым взглядом, и мне на мгновение показалось, что больше он не скажет ничего, но священник проглотил свою бриттскую гордость.
— Мы христиане, — проговорил он, — и я не устаю благодарить Бога за эту великую милость. Но среди моих соплеменников все еще живы кое-какие старые предрассудки. Языческое наследие. И Исеулт — его часть…
— Часть чего?
Ассеру было не по душе об этом распространяться, но он сам заговорил о том, что Исеулт — зло, поэтому нехотя объяснил: