Бледный всадник
Шрифт:
Хотя чего уж там удивляться: слухи о золоте расползаются во все стороны, как сорная трава.
— Я слышал об этом, но не верю, — закончил я.
— У священников есть деньги, — задумчиво проговорил он, а потом нахмурился. — Но что за странное место для того, чтобы построить церковь?!
— Почему странное?
— Так близко к морю? Там, где на нее легко напасть?
— А может быть, они хотят, чтобы на церковь напали? — предположил я. — И у них есть много людей, чтобы ее защитить?
— Ты имеешь в виду, что это ловушка. — Свейн поразмыслил над моими словами.
— И
— Гутрум может приказывать что угодно, но я Свейн Белая Лошадь и не подчиняюсь приказам какого-то там Гутрума.
И он продолжал идти, хмуро пробираясь между сетями, которые люди, которые были теперь мертвы, еще совсем недавно развесили для просушки.
— Вообще-то говорят, что Альфред не дурак, — сказал Свейн.
— Он и вправду не дурак.
— И если он помещает такие ценности рядом с морем, то наверняка не оставит их без охраны.
Свейн был воином, но, подобно многим другим лучшим воинам, вовсе не был безумцем. Когда в наши дни речь заходит о датчанах, люди почему-то считают, что все датчане были дикими язычниками, неистовыми, жестокими и безрассудными, однако большинство датчан, как и Свейн, боялись потерять в битве слишком много людей. Это всегда было самой большой их слабостью.
Корабль Свейна назывался «Белая лошадь», его команда состояла из пятидесяти трех человек. Если дюжину из них убьют или тяжело ранят, это смертельно ослабит судно. Если начнется бой, Свейн, как и все датчане, будет, конечно, ужасен, но до начала сражения он очень многое хорошенько обдумает и тщательно взвесит.
Свейн почесал место блошиного укуса и указал на рабов, которых захватили его люди:
— Кроме того, у меня есть они.
Он имел в виду, что не пойдет к Синуиту. Если продать рабов, за них можно выручить немало серебра, и, должно быть, Свейн рассудил, что сокровища Синуита не стоят возможных потерь.
На следующее утро Свейну понадобилась моя помощь. Его корабль находился в гавани Каллина, и он попросил доставить туда его самого и часть его людей, чтобы привести судно. Остальную его команду мы оставили в поселении Передура: они охраняли рабов, а заодно сожгли все дома, в то время как мы перевезли Свейна на восток, на берег возле поселения Каллина.
Там мы прождали целый день, пока Свейн улаживал свои дела, и воспользовались этим временем, чтобы продать шкуры и олово торговцам Каллина. Хотя мы и выручили за это не слишком много, но, согласитесь, все-таки лучше путешествовать с серебром, чем с громоздким грузом.
Теперь на «Огненном драконе» повсюду блестело серебро, и члены команды, зная, что их щедро вознаградят, были счастливы. Хэстен хотел отправиться вместе со Свейном, но я отказал ему в этой просьбе.
— Я спас тебе жизнь, — сказал я ему, — и в уплату ты должен послужить мне подольше.
Датчанин согласился и даже был доволен, когда я дал ему второй браслет в награду за то, как он сражался у Дрейндинаса.
«Белая лошадь» Свейна была меньше «Огненного дракона». На ее носу была укреплена лошадиная голова, а на корме — волчья. На флюгере красовалось изображение белой лошади. Я спросил
— Когда мне было шестнадцать, я заключил пари, поставив коня моего отца против королевской белой лошади, что побью чемпиона короля в рукопашной и в бою на мечах. Отец потом поколотил меня за то, что я заключил такое пари, но я победил! Поэтому с тех пор белая лошадь приносит мне удачу. Я езжу только на белых лошадях…
Я доставил его корабль обратно к берегу. Толстый шлейф дыма все еще отмечал то место, где недавно правил Передур.
— Мы останемся с ним? — спросил Леофрик, удивленный, что мы возвращаемся на запад, вместо того чтобы повернуть к Дефнаскиру.
— Мне бы хотелось увидеть, где кончается Британия, — сказал я.
К тому же у меня не было желания возвращаться в Уиск, к вечно несчастной Милдрит.
Свейн погрузил рабов на свое судно, а мы провели последнюю ночь в бухте, под густой завесой дыма, и утром, едва только первые лучи солнца осветили море, двинулись на веслах прочь.
Когда мы проходили мимо западной оконечности мыса, направляясь в открытое море, я увидел какого-то человека, наблюдающего за нами с вершины утеса. На нем была черная ряса, и, хотя до него было далеко, мне показалось, что я узнал Ассера.
Исеулт тоже увидела его и зашипела, как кошка. Сжав руку в кулак, она выбросила ее в сторону человека на утесе, в последний миг разжав пальцы и насылая на монаха злые чары.
А потом я забыл про него, потому что «Огненный дракон» оказался в открытом море и мы двинулись к краю земли. И рядом со мной была Исеулт, королева-тень.
Часть вторая
Король болота
Глава четвертая
Я люблю море.
Я вырос у моря, хотя море близ Беббанбурга запомнилось мне серым, часто неспокойным и редко озаренным солнцем — вовсе не похожим на огромное водное пространство, которое перекатывается за островами Мертвых, чтобы с грохотом разбиваться о скалы Западной Британии.
Там море вздымалось, будто морские боги напрягали свои мышцы, там без устали кричали белые птицы и ветер рассыпал брызги у подножий утесов и возле «Огненного дракона», а тот бежал себе, подгоняемый свежим ветром, оставляя дорожку на воде. Рулевое весло пыталось вырваться у меня из рук, пульсируя жизненной силой воды, море подчиняло себе корабль и наполняло наши сердца радостью плавания.
Исеулт пристально глядела на меня, удивляясь, отчего это я так счастлив, но потом я дал ей рулевое весло и стал наблюдать, как ее крошечная фигурка сражается с силой моря. Постепенно она поняла несгибаемое упрямство весла, не в силах даже немного повернуть судно, и рассмеялась.
— Я бы жил в море, — сказал я, хотя Исеулт меня и не понимала.
Я отдал ей браслет из клада Передура и серебряное кольцо, которое полагалось носить на ноге, еще ожерелье из зубов зверя — острых, длинных и белых, висящих на серебряной проволоке.