Бледный всадник
Шрифт:
Поскольку я никак не ожидал, что они знали об этом, то почувствовал укол страха. И ничего не ответил.
— Гутрум говорил, что жаждет твоей смерти. — Брида снова перешла на датский.
— Да ну, это он не всерьез, — вмешался Рагнар.
— Еще как всерьез, — настаивала Брида.
— Так я и позволю ему убить Утреда, — заявил Рагнар. — Какое счастье, что теперь ты здесь!
Он снова хлопнул меня по спине и гневно посмотрел на своих людей, будто давая понять — пусть они только осмелятся выдать меня Гутруму. Никто не двинулся
— Теперь ты здесь, — продолжала Брида, — однако еще не так давно ты сражался за Альфреда и оскорблял Гутрума.
— Я направлялся в Дефнаскир, — сказал я, как будто это все объясняло.
— Бедный Утред, — проговорила Брида. Ее правая рука ласкала черно-белую шерсть на загривке Нихтгенги. — А я думала, ты у нас теперь герой саксов.
— Это еще почему?
— Ты же убил Уббу.
— Альфреду не нужны герои, — проговорил я достаточно громко, чтобы он меня услышал, — ему нужны только святые.
— Так расскажи нам про Уббу! — потребовал Рагнар.
И я описал, как погиб Убба. Датчане — любители послушать о сражениях — захотели узнать каждую деталь. Я выдал им превосходную историю, превратив Уббу в великого героя, который почти уничтожил армию восточных саксов. Я сказал, что он сражался как бог, что он разбил «стену щитов» своим огромным топором. Я описал, как горели корабли, как дым плыл над полем битвы, словно облако из преисподней, и поведал, как очутился лицом к лицу с Уббой во время его победоносного наступления. То была неправда, конечно, и датчане это прекрасно знали. Я не просто случайно столкнулся с Уббой, я искал его, но, когда рассказываешь историю, всегда щадишь свою скромность, и слушатели, зная этот обычай, одобрительно закивали.
— Я никогда еще не испытывал такого страха, — сказал я и поведал, как мы сражались: Вздох Змея против топора Уббы, который изрубил в щепки мой щит.
Потом я правдиво описал, как Убба поскользнулся на внутренностях погибшего человека. Датчане у огня огорченно вздохнули.
— Я перерезал Уббе сухожилия… — Тут я рубанул левой рукой по локтю согнутой левой, чтобы показать, куда именно ударил. — А потом сразил его.
— Он принял смерть достойно? — спросил кто-то тревожно.
— Как настоящий герой, — ответил я и рассказал, как опустил топор на голову Уббы, чтобы тот мог отправиться в Валгаллу. — Его смерть была очень достойной, — закончил я.
— Убба был славным воином, — сказал Рагнар.
Теперь он был пьян. Не то чтобы вдребезги пьян, просто человек устал. Огонь угасал, и тени в западной части церкви, где сидел Альфред, становились все гуще.
Были рассказаны и другие истории, огонь погас, несколько свечей оплыли. Люди вокруг спали, а я все сидел, пока Рагнар не улегся и не захрапел. Я выждал еще некоторое время, наконец все вокруг уснули, и только тогда вернулся к Альфреду.
— Теперь пойдем, — сказал я.
Он не спорил.
Никто,
— С кем это ты говорил? — спросил Альфред.
— С ярлом Рагнаром.
Он озадаченно остановился.
— А разве этот человек не был среди заложников?
— Вульфер его пощадил, — ответил я.
— Пощадил? — удивленно переспросил король.
— И теперь Вульфер перешел на сторону Гутрума, — сообщил я плохую новость. — Он здесь, в доме. Согласился сражаться за Гутрума.
— Здесь?
Король с трудом мог в это поверить. Вульфер был двоюродным братом Альфреда, да еще вдобавок женат на его племяннице.
— Он здесь?!
— И на стороне Гутрума, — резко ответил я.
Альфред молча смотрел на меня, потом еле слышно произнес:
— Не может быть… А Этельвольд?
— Его взяли в плен, — ответил я.
— Что?! — резко переспросил король, понимавший, что Этельвольд имел для датчан ценность только в том случае, если согласился стать их марионеточным королем на троне Уэссекса.
— Его взяли в плен, — подтвердил я.
Это была неправда, конечно, но мне нравился Этельвольд, и я был у него в долгу.
— Он пленник, — продолжал я, — и с этим мы ничего не можем поделать, поэтому давай поскорее убираться отсюда.
Я потащил короля прочь, но поздно, потому что дверь церкви открылась и наружу вышла Брида с Нихтгенгой.
Брида вряд ли была пьяна, и ей должно было быть очень холодно, потому что поверх простого голубого шерстяного платья она не накинула плаща. Однако, несмотря на страшный мороз, женщина не дрожала.
— Ты уходишь? — спросила она по-английски. — Ты не останешься с нами?
— У меня есть жена и ребенок, — ответил я.
— О которых ты за весь вечер ни разу не упомянул, Утред, — улыбнулась она. — Что случилось?
Я не ответил, и Брида просто уставилась на меня; признаться, это порядком действовало мне на нервы.
— Может, расскажешь, что за женщина теперь с тобой? — попросила она.
— Она очень похожа на тебя, — признался я.
Брида засмеялась.
— И она заставила тебя сражаться за Альфреда?
— Моя возлюбленная видит будущее, — уклонился я от ответа. — Она видит будущее во сне.
Брида пристально посмотрела на меня. Нихтгенга тихо заскулил, и хозяйка погладила его, чтобы успокоить.
— И она видит, что Альфред уцелеет?
— Больше того. Она видит, что он победит.
Альфред рядом со мной шевельнулся, и я понадеялся, что у него хватит здравого смысла не откинуть с головы капюшон.
— Неужели победит?
— Она видела зеленый холм и мертвых людей, видела белую лошадь и возрожденный Уэссекс.
— Твоей женщине снятся странные сны, — проговорила Брида, — но ты так и не ответил на мой первый вопрос, Утред. Если ты думал, что Рагнар мертв, зачем ты сюда пришел?