Бледный всадник
Шрифт:
Я скользнул мимо людей, державших цепь, и увидел слева еще одну комнату — большую, возможно, бывшую трапезную монахинь. Мое внимание привлек блеск золота в свете полупогасшего огня, и я вошел внутрь.
Но оказалось, что это блестел не металл, а позолота на раме небольшой арфы, на которую наступили с такой силой, что она сломалась. Я огляделся по сторонам, всматриваясь в тени, и увидел человека, лежащего ничком в дальнем углу. Я подошел к нему и узнал Альфреда.
Король был почти без сознания, но жив и, насколько я мог судить,
Я подтащил его к стене и усадил. На нем не было ни плаща, ни сапог.
Оставив Альфреда, я вернулся в церковь и нашел там пьяного, к которому сумел войти в доверие. Я помог ему встать, обнял за плечи и убедил, что веду его в постель, после чего вывел через заднюю дверь во двор перед сортиром монастыря, три раза ударил в живот, дважды — в лицо, снял с него плащ с капюшоном и сапоги и отнес все это Альфреду.
Король уже пришел в себя и без удивления смотрел на меня, потирая подбородок. Его лицо украшали синяки.
— Им не понравилось, как я играл, — сказал он.
— Потому что датчане любят хорошую музыку, — ответил я. — Надень вот это.
Я бросил рядом с ним сапоги, накинул на него плащ и заставил натянуть капюшон так, чтобы тот прикрыл лицо.
— Тебе никак жить надоело? — сердито спросил я.
— Мне надоело пребывать в неведении относительно моих врагов, — ответил он.
— Я уже все разузнал для тебя. Их примерно две тысячи.
— Я так и думал. — Он поморщился. — В чем это вымазан плащ?
— В блевотине датчанина.
Король содрогнулся.
— Они напали на меня втроем. — В его голосе звучало удивление. — Пинали и колотили меня.
— Я же объяснил: датчане любят хорошую музыку! — Я помог ему встать. — Тебе еще повезло, что они тебя не убили.
— Они думали, что я тоже датчанин, — ответил Альфред и сплюнул кровь из распухшей нижней губы.
— Неужели были настолько пьяны? — изумился я. — Ты ведь даже толком не говоришь на их языке.
— Я прикинулся немым музыкантом. — Король скорчил мне гримасу, а потом ухмыльнулся окровавленными губами, гордый своей хитростью.
Я не улыбнулся в ответ, и он вздохнул.
— Датчане и впрямь были очень пьяны, но я хотел выяснить, каковы их настроения, Утред. Уверены ли они в себе? Готовы ли к атаке? — Он помедлил, чтобы вытереть кровь с губ. — Я мог выяснить все это, только если бы сам на них взглянул. Ты видел Стеапу?
— Да.
— Я хочу забрать его с собой.
— Мой господин, да ты глупец! — не сдержавшись, воскликнул я. — Стеапа закован в цепи! И его сторожат полдюжины датчан!
— Даниил был в львином логове, но спасся. Святой Павел попал в темницу, однако Бог освободил его.
— Тогда пусть Бог и присмотрит за Стеапой, — ответил я. — А ты вернешься со мной на мельницу! И немедленно!
Альберт согнулся и напряженно произнес:
— Они ударили меня в живот.
«А еще, — подумал я, — завтра у тебя расцветет шикарный фингал под глазом».
Альфред
— Я хочу увидеть свой дом, — упрямо сказал Альфред.
— Зачем?
— Потому что это мой дом, неужели не ясно? Ты можешь пойти со мной или остаться, как пожелаешь.
— Но там Гутрум! Ты хочешь, чтобы тебя узнали и убили?
— Гутрум будет внутри, а я собираюсь только посмотреть на дом снаружи.
Его нельзя было отговорить, поэтому я провел короля через двор на улицу, прикидывая, не лучше ли просто связать его и унести. Но Альфред был в таком упрямом настроении, что, вероятно, начал бы бороться — и кричал бы до тех пор, пока не явились бы люди, чтобы посмотреть, что тут за шум.
— Интересно, что случилось с монахинями? — спросил король, когда мы покинули монастырь.
— Одна из них вон там ублажает датчан всего за несколько пенни, — ответил я.
— О всемилостивый Господь! — Альфред перекрестился и повернул обратно.
Догадавшись, что он решил спасти эту женщину, я решительно потащил его вперед.
— Это безумие! — запротестовал я.
— Пойми, Утред, иначе нельзя, — спокойно ответил Альфред и остановился, чтобы прочесть мне проповедь. — Во что сейчас верит Уэссекс? Мои подданные считают, что я побежден, думают, будто датчане победили, и смирились с тем, что весной здесь появятся новые захватчики. Поэтому людям следует объяснить, что все обстоит иначе. Они должны узнать, что король жив, что он ходит среди врагов и дурачит их.
— Что ему хорошенько расквасили нос и поставили фингал под глазом, — добавил я.
— Это мы от них скроем, — улыбнулся Альфред, — и ты не расскажешь народу о той бессовестной женщине, которая отшлепала меня угрем. Мы должны даровать людям надежду, Утред, и весной эта надежда расцветет и подарит нам победу. Вспомни Боэция, Утред, вспомни его! Никогда не оставляй надежды.
Альфред искренне верил в то, что говорил. Он верил, что его хранит Господь, что ему дозволено ходить среди своих врагов, ничего не боясь. До известной степени он был прав, потому что у датчан имелись хорошие запасы эля, самодельного вина и меда, и большинство из них были слишком пьяны, чтобы обращать внимание на покрытого синяками человека со сломанной арфой в руке.
Никто нас не остановил, пока мы шли к бывшей королевской резиденции, однако у входа стояли шестеро облаченных в черные плащи стражей, и я не позволил Альфреду к ним приблизиться.
— Стоит им посмотреть на твою окровавленную физиономию, и они докончат то, что начали другие, — заявил я.
— Тогда позволь мне хотя бы пойти в церковь.
— Ты хочешь помолиться? — саркастически спросил я.
— Да, — ответил он просто.
Я попытался его остановить.
— Если ты здесь погибнешь, погибнет и Исеулт.