Бледный всадник
Шрифт:
Одда взглянул на небо. Показавшееся ненадолго солнце скрылось за облаком, знобящий ветер ерошил камыш, которым была посыпана улица.
— И давай-ка зайдем под крышу, — предложил Одда, — пока опять не начался дождь.
Поначалу некоторые детали вызвали у нас споры, но все уладилось довольно быстро. Датские всадники отступят в восточный конец города, а люди Харальда вернутся в крепость. Каждая сторона сможет взять в дом по десять человек, они сложат оружие на улице, и его будут охранять шестеро датчан и столько же саксов.
Слуги
— Неужели это и вправду ты сжег корабли? — спросил он.
— Да, в том числе твой.
— «Белую лошадь» строили год и один день, — сказал он. — Она была сделана из стволов деревьев, на которых мы повесили тех, кого принесли в жертву Одину. Это был хороший корабль.
— Теперь от него остался только пепел на берегу, — ответил я.
— Ну что ж, однажды я тебе за все отплачу. — Он говорил мягко, но в его голосе слышалась недюжинная угроза. — Да, кстати, ты был не прав, — добавил он. — Золотого алтаря в Синуите не оказалось.
— И поэтому ты сжег монахов?
— Я сжег их живьем, — кивнул он, — и согрел руки у пламени костра, на котором они горели. — Свейн улыбнулся этим воспоминаниям. — Ты мог бы снова присоединиться ко мне, — предложил он. — Я прощу тебе сожженный корабль. Не хочешь снова сражаться бок о бок со мной? Мне нужны смелые воины. И я щедро плачу.
— Я дал клятву Альфреду.
— А, — кивнул он. — Ну, тогда так тому и быть. Значит, враги.
И он вернулся к скамьям Одды.
— Хочешь повидаться с отцом до начала переговоров? — спросил молодого олдермена Харальд, указав на двери в конце зала.
— Я повидаюсь с ним тогда, когда мы с тобой вновь станем друзьями. А иначе и быть не может.
Последние слова Одда произнес громко, и люди спешно заняли скамьи.
— Ты созвал фирд потому, что Утред привез тебе приказ от Альфреда? — обратился Одда к Харальду.
— Именно так и было.
— Тогда ты поступил правильно, это достойно похвалы.
Свейн, слушавший, как один из его людей переводит английскую речь, без выражения уставился на нас.
— А теперь ты снова выполнишь свой долг, — продолжал Одда, — распустишь фирд и отошлешь людей по домам.
— Но король дал мне другие указания, — возразил Харальд.
— Какой король? — спросил Одда.
— Альфред, конечно. Какой же еще?
— Но в Уэссексе есть и другие короли. Например, Гутрум — король Восточной Англии, и он сейчас в Уэссексе. Некоторые говорят, что еще до начала лета монарх будет коронован.
— Какой монарх, Этельвольд? — уточнил Харальд.
— А ты разве не слышал? — удивился Одда. — Вульфер из Вилтунскира присоединился к Гутруму, и они вдвоем заявили, что Этельвольд будет королем Уэссекса. А почему бы и нет? Разве не он сын покойного короля? Разве не он должен царствовать?
Харальд
— Вульфер и вправду с Гутрумом, — кивнул я.
— Поэтому Этельвольд, сын Этельреда, станет королем Уэссекса, — заявил Одда, — а у Этельвольда сейчас тысяча мечей. Эльфрид из Кента присоединился к датчанам. Датчане в Лундене, в Скеапиге и на стенах Контварабурга. Весь Северный Уэссекс в их руках. Датчане и здесь, в Дефнаскире. А теперь объясни мне — Альфред, он король чего?
— Уэссекса, — ответил я.
Одда смотрел на Харальда, не обращая на меня никакого внимания.
— Мы поклялись в верности Альфреду, — сказал шериф упрямо.
— А до этого ты принес клятву мне, — напомнил Одда и вздохнул. — Бог свидетель, Харальд: никто не был так верен Альфреду, как я. Однако он нас подвел! Датчане напали на страну, и они до сих пор здесь! А где Альфред? Прячется! Через несколько недель датские армии начнут свой марш, они придут из Мерсии, Лундена, Кента! Их флот двинется к нашим берегам. Целые армии датчан и флотилии викингов! И что ты тогда будешь делать?
Харальд беспокойно дернулся.
— А что будешь делать ты? — поинтересовался он.
Одда указал на Свейна. Тот, когда ему перевели вопрос, впервые заговорил. Я переводил для Харальда.
— Уэссекс обречен, — сказал Свейн своим скрежещущим голосом. — К лету он будет наводнен датчанами, а с севера явятся новые, и выживут только те саксы, которые теперь помогают датчанам. Те же, кто с ними борется, умрут, и их женщины станут шлюхами, а их дети — рабами. Такие саксы потеряют свои дома, имена их будут забыты и исчезнут, как дым погасшего костра.
— Ну-ну, а Этельвольд будет королем, — пренебрежительно вставил я. — Неужели ты думаешь, что люди станут поклоняться пьянице и распутнику?!
Одда покачал головой.
— Датчане щедры. — Он сбросил свой плащ, продемонстрировав всем шесть золотых браслетов на руках. — Тем, кто им помогает, они дадут в награду земли, эти люди станут богатыми и уважаемыми.
— А Этельвольд будет королем? — повторил я свой вопрос.
Одда снова жестом указал на Свейна. Могучий датчанин, казалось, не слишком охотно ответил:
— Все верно, саксами должен править сакс. Мы сделаем королем местного уроженца.
Я усмехнулся.
Они уже сделали саксов королями в Нортумбрии и Мерсии — и теперь дергали этих, с позволения сказать, правителей, словно кукол за веревочки. И тут вдруг я понял, что именно Свейн имел в виду, и открыто рассмеялся.
— Так вот в чем дело! Он пообещал тебе трон! — бросил я обвинение Одде.
— Вонючая свинья и то разумнее тебя! — ответствовал олдермен, но я знал, что прав.
Гутрум собирался посадить на трон Уэссекса Этельвольда, но Свейн враждовал с Гутрумом и хотел сделать королем своего человека. Одду Младшего.