Блеф

Желязны Роджер Джозеф

Сегодня особый случай. Он пьет на собственных похоронах.

– Каджуны устраивают грандиозные поминки, – сказал он вслух, наливая еще бренди. Графин полный был? Он уже не мог вспомнить. Сейчас там осталась половина.

Он снова поглядел на телефон. Какого хрена ему хочется поговорить хоть с кем-нибудь? В конце концов, никто же не хочет говорить с ним. Теперь, когда он обо всем этом думал, о последних нескольких месяцах вместе с Майклом, то понял, что с тем же успехом мог

быть один. А теперь он умрет, уж точно в одиночестве. Хватит жалости к себе. Но ведь это так просто…

– Так в чем дело? – спросил Майкл, закрывая дверь после того, как обнял Джека. Больше никаких приветствий. Никаких предисловий. Насколько Джек был худощав, смугл и высок ростом, настолько Майкл всегда создавал ощущение залитой солнцем улицы – будто весна спустилась сама в подземное жилище Джека. Но не сегодня. Сегодня Джек не мог понять, что у него на уме.

– А? – спросил Майкл. Джек отвернулся и высвободился из объятий. Сделал шаг назад.

– Что-то не так?

Джек внимательно поглядел на лицо Майкла. Его любовник просто излучал здоровье. И невинность.

– Хорошо бы тебе присесть, – сказал Джек.

– Нет.

Майкл внимательно поглядел на него.

– Просто говори то, что хотел сказать.

У Джека пересохло во рту.

– Я сегодня ходил в больницу.

– И?

– Анализы…

Джек не смог выговорить это сразу.

– Анализы дали позитивный ответ.

– Анализы? – переспросил Майкл, непонимающе глядя на него.

– СПИД, – произнес Джек ненавистное слово. У него сжало живот.

– Нет, – сказал Майкл и покачал головой. – Никак. Без вариантов.

– Да, – сказал Джек.

– Но кто…

Глаза Майкла расширились.

– Джек, ты не…

– Нет, – ответил Джек, пристально глядя на него. – У меня никого не было. Никого, кроме тебя, мон шер.

Майкл вскинул голову.

– Не может быть. В смысле, я бы не…

– Это не непорочное зачатие, Майкл. Чудес не бывает. Что-то было.

– Нет, – ответил Майкл. Потряс головой. – Невозможно.

Его глаза заметались, и он отвел взгляд. Потом резко развернулся, открыл дверь и вышел.

– Нет, – послышался голос Майкла, уходящего прочь.

Будто ржавый нож в живот воткнулся.

Бренди вроде противостолбнячного укола, в области эмоций, подумал Джек. Только вот не сработало. Стало еще хуже, он потерял контроль над своими чувствами.

Внезапно ему показалось, будто в его жилище кончился кислород, пригодный для дыхания, весь и сразу. Ему захотелось быстрее выбраться наверх, выскочить на улицу. Он осторожно убрал графин с бренди, вдруг поняв, что его движения стали слишком размашистыми. И вышел через дверь, ту же самую, через которую вышел Майкл. Двинулся по еле различимым ступеням, ведущим к тоннелям и лестницам. Ведущим наверх.

Он шел. Джек мог бы воспользоваться путейской

дрезиной, но решил, что не хочет. Вышел наружу. Было изрядно прохладно, но это и лучше. Сейчас ему было нужно что-то такое, чтобы прийти в себя. Чтобы забыть об отметинах, похожих на синяки. Чтобы очистить свою плоть. Он понял, что хочет ощутить что-нибудь сильнее этой боли.

Пошел по городу, не особо осознавая, где находится, пока не увидел вывеску «Юношеских забав». Вот сюда не надо было ходить, подумал он. Только не сюда. Здесь он повстречал Майкла. Не надо было вообще в Вест-Вилидж идти. Тем более – к этому бару. Но уже поздно. Он здесь. Черт. Джек развернулся и пошел обратно.

– Эй, красавчик, ищешь, кто бы на хвост сел? Или сам на хвост садишься?

Слишком знакомый голос. Джек поднял взгляд и увидел бугрящееся мускулами лицо, а потом и тело, которые трудно было бы забыть. От входа в закрытую прачечную отделилась массивная фигура Дубины, джокера. Джек развернулся и быстро пошел прочь.

На тротуар упала поллитровка «Броганс» и разбилась. Пальцы размером с баварские колбаски вцепились в его плечо и рывком развернули Джека.

– Ох уж эти надменные глаза, – сказал Дубина. – Так и хочется надавить в них пальцами, пока не выскочат, как зеленые оливки из стряпни макаронников.

Джек дернул плечом, стряхивая руку. Он ощущал лишь раздражение, но не страх. Чего тут нервничать?

– Отвали, – сказал он.

– Тебе тоже такой пойдет, – сказал Дубина, касаясь пальцами своей щеки и проводя по краснеющему на ней извилистому шраму, от правого глаза и до бесформенной нижней челюсти.

Джек вспомнил торжествующий вопль черного кота Вонищенки. Он был стар, но проворен, достаточно, чтобы увернуться от кулаков Дубины и располосовать ему когтями лицо.

– Кошачьи царапины часто гноятся, – сказал Джек, продолжая отступать в сторону улицы. – Тебе бы лучше обратиться к врачу. У меня есть знакомый.

– Такому куриному дерьму, как ты, понадобится гробовщик, – угрожающе сказал Дубина. – Мистер Маззл реально обрадуется, если я ему твой член пришлю в пакете для сэндвичей. Гамбионе любят сосиски готовить, особенно из таких желтушных хренов, как ты.

– Нет времени с тобой ругаться, – сказал Джек.

– Сейчас будет, – сказал Дубина. И улыбнулся, приоткрыв рот так, что туда бы младенец поместился. – Только я и ты. Думаю, я как-нибудь справлюсь с небольшим аллигатором.

Дверь «Юношеских забав» распахнулась, и на улицу выскочила добрая дюжина ребят, хохочущих. Дубина остановился в нерешительности.

– Свидетели, – сказал Джек. – Остынь, парень.

– Я их всех сделаю, – ответил Дубина, оглядывая возможных жертв. Стукнул огромным уродливым кулаком правой руки по ладони левой. Звук был такой, будто кусок жаркого уронили с лестницы на кафельный пол.

– Решил гея попугать маленько? – сказал мужчина, судя по всему, главный в группе. Скривился, глядя на Дубину: – Все здесь шляешься, лох тупой?