Блеск и нищета российского ТВ
Шрифт:
Имя Доренко было у всех на слуху до середины следующего года. Потом телевизионные начальники от него попросту избавились. И с тех пор Доренко пропал в буквальном смысле этого слова, как и предрекли ему астрологи: о нем не писали газеты, не упоминало телевидение. Так продолжалось несколько месяцев. Потом его имя всплыло в скандальной хронике в связи с «мотоциклетной историей» (когда он, катаясь на мотоцикле, сбил человека, к счастью, не насмерть). Тогда над Доренко дамокловым мечом нависла уголовная статья. Но он сумел выкрутиться. И вновь «выпал в осадок» на какое-то время.
Объявилась бывшая телезвезда летом 2003 года: ряд газет опубликовали интервью с ним, где он заявил, что собирается баллотироваться в качестве депутата
Сегодня Сергей Доренко уже не является медийным персонажем, хотя его имя прочно вписано в историю российской капиталистической журналистики в качестве одного из самых талантливых и беспринципных телекиллеров (второго после Александра Невзорова). В течение нескольких лет Доренко работал в рупоре либералов – на радиостанции «Эхо Москвы», которую в народе прозвали «Эхом Тель-Авива». Однако летом 2008 года Доренко внезапно покинул эту либерал-обитель и подался в противоположный лагерь, к державникам: устроился работать на радиостанцию «Русская служба новостей». Соответственно, и смысл его речей после этого изменился. Например, после агрессии Грузии в Южную Абхазию (8—12 августа) Доренко заявил следующее (интервью газете «Твой день», номер от 3 сентября): «Я сначала думал, что наши не вмажут грузинам хорошенечко. Не верил… И вдруг пошли! Боже милостивый! Вы не представляете степень моей благодарности. У меня же было совсем подлючее состояние, что мы все – легли… Продали уже все до конца. Вся эта коммерциализация, буржуазность бесконечная, Куршевель, шлюхи – все уже потонуло в этом паскудстве. И вдруг 8 августа – ба-бах, пошли! Я молюсь на этот курс, только бы не свернуть. Не дай бог свернуть. Дальше, дальше, дальше. Пленных не брать…»
Вот такие метаморфозы происходят в наши дни с известными телеведущими. Сегодня ярый поборник американской демократии, гражданин США Владимир Познер называет американские СМИ «мерзотными» (за необъективную оценку действий России в грузино-осетинском конфликте), а недавний телекиллер Сергей Доренко, верой и правдой служивший олигархическому ТВ, клянет нынешнее общество за разврат и коммерциализацию. Лед тронулся, господа присяжные?..
Ксения Стриж
К. Стриж (настоящая фамилия Волынцева) родилась в 1966 году в Москве в творческой семье. Ее отец – Юрий Волынцев – был актером Театра имени Вахтангова, но в памяти миллионов советских людей остался паном Спортсменом из популярного «Кабачка «13 стульев».
По словам Ксении, в детстве она была очень спокойным человеком, твердым «хорошистом». За все десять лет учебы для нее редкостью было получить пятерку и такой же редкостью – двойку. Однако вне пределов школы она предпочитала тусоваться не с девчонками, а исключительно с мальчишками. Как вспоминает она сама: «Ребята меня совершенно не воспринимали как девчонку. Я была «сыном полка», и на меня смотрели как на какого-то бесполого товарища. Но относились все очень хорошо. Может быть, поэтому у меня не возникло по этому поводу комплекса. Несложно догадаться, что общалась я в основном с мужским населением, и мальчишки, с которыми я после уроков играла в «банку», даже не обращали внимания, если у меня вдруг задиралось платье. Если бы то же самое произошло с другой девочкой, была бы и реакция другая. Ну а для меня это было все равно, что у какого-то парня выскочила рубашка из штанов и видно майку…»
Со
Вспоминает К. Стриж: «Мой папа в свое время очень часто ездил за границу, и у меня у одной из первых в классе появились жвачка, джинсы настоящие, а не фирмы «Чебурашка», и моего папу больше меня ждал из-за границы весь класс. Когда он приезжал, я приходила с большой коробкой жвачки, и все ее моментально расхватывали. И вот однажды я попросила отца привезти мне ботинки, высокие такие, на шнуровочке, мальчиковые. И красные, чтобы под школьную форму можно было надеть. Я знала, какие я хочу, они мне снились. И вот папа привозит мне совершенно другие ботинки, протягивает, а у меня на глазах слезы. И тогда я, пожалуй, впервые соврала родителям: сказала, что плачу от радости…»
Ближе к концу школы родители Ксении стали задумываться над будущим своей дочери. Отец, например, мечтал, чтобы она работала стюардессой в «Аэрофлоте», причем обязательно на международной линии. Однако Ксения всегда отличалась чрезмерной самостоятельностью, поэтому профессию себе выбрала без всякой подсказки со стороны родителей: она поступила в театральное училище имени Щукина. Этот выбор ужасно расстроил ее родителей, но еще больший шок они испытали после того, как уже на первом курсе их дочь собралась выйти замуж за своего коллегу по Щуке. Жених (его звали Игорь) был на пять лет старше невесты (ему было 23, он учился на четвертом курсе) да к тому же, как тогда говорили, лимитчик – родом из Орла. Когда мать Ксении в порыве душевного волнения заявила дочери: «Или я – или он», Ксения, недолго думая, собрала вещи и ушла из родительского дома в никуда.
Вспоминает К. Стриж: «Когда мне исполнилось 18, мы поженились. Свадьба была пафосная, на 150 человек, в «Метрополе». У Игоря достаточно богатые родители. Они нам и помогли. Сняли квартиру. Мои ни копейки не давали. Я работала дворником в Сивцевом Вражке. В то время москвичам, которые шли в дворники, давали коммуналки. Вот я и подалась. Летом мела, а зимой лед колола. И там, где мое место рабочее было, стояло какое-то большое ведомственное здание – то ли Академии наук, то ли Министерства культуры. Я должна была расчищать тропинку для этих ученых деятелей, чтобы они благополучно донесли свои задницы до рабочего места. И вот стою я зимой – в руках лом, лед долбаю: а-ах! А-ах! А тельце тщедушное! Смотрю, идет какой-нибудь чувак из этих ученых – в шляпе, с портфелем. Я к нему: простите, мужчина, вы не могли бы помочь? Я вот тут уже полчаса долблю одно место, а ничего не получается. Видно, сил не хватает. Он так оглядывается вокруг – чтобы коллеги не увидели или, еще хуже, подчиненные, – ставит чемодан, берет у меня лом и – р-раз! Лед тут же откалывается. Потом берет портфельчик и удаляется. А я стою, жду следующего. Смотрю, вот уже новый работничек из-за угла выплывает. Я к нему: мужчина, вы не поможете? Вот эти ученые дяди так мне все дорожку и расчищали. Я сама только пару раз ударяла…
Потом я работала посудомойкой в кинотеатре «Октябрь», в кафе. Рядом с институтом, чтобы только дорогу перебежать. Недалеко от «Мелодии» была квасная палатка. Мы с парнем одним, с другого курса, взяли две смены – с 8 утра до 8 вечера. Квас, сигареты (кстати, сама Ксения начала курить в 10-м классе. – Ф. Р.), вялая «Фанта». Бизнес!
Мы так распределились, по очереди: он бежит на «мастерство» – я сижу; потом наоборот. По совместительству платили рублей семьдесят. И еще копеечки по три с кружки, когда не дольешь…»