Блеск и нищета российского ТВ
Шрифт:
В конце 60-х (точнее, в 1968 году) Олейников дебютировал в большом кинематографе: в комедии «Трембита» он сыграл небольшую роль – закарпатского юношу. Тогда же он вплотную соприкоснулся и с телевидением. Выпускающим педагогом у него был ныне всем известный Александр Ширвиндт. В самом конце 60-х он задумал делать на телевидении свою собственную юмористическую передачу «Теремок», в которой собрал многих популярных артистов: Андрея Миронова, Татьяну Пельтцер, Рудольфа Рудина, Бориса Владимирова, Вадима Тонкова и др. К этому кругу избранных Ширвиндт чуть позже прибавил и своего ученика Илью Олейникова, к которому хорошо относился.
Дебют передачи состоялся в январе 1970 года. Однако она просуществовала на ТВ всего два года, после чего закрылась. Но Олейников выпал из проекта
Отслужив, Олейников вернулся в родной Кишинев. Но через два года рванул делать карьеру в Ленинград. Там же он, кстати, и женился. Хотя с Ириной Олейниковой – своей будущей женой-ленинградкой – познакомился на Украине во время гастролей. Олейников, тогда он был еще Клявером, гастролировал с концертами в городе Славянске, а Ирина была там в командировке и имела счастье купить билет на его концерт, да еще в первый ряд. Увидев красивую женщину, Олейников прямо со сцены стал нагло строить ей глазки, а когда концерт закончился, бросился знакомиться. Однако эта акция едва не сорвалась благодаря стараниям коллег Олейникова. Увидев, как он «клеится» к зрительнице, кто-то из них, проходя мимо, как бы ненароком бросил: «Илюша, как тебе не стыдно? У тебя же в Кишиневе жена и двое детей!» Олейников бросился доказывать Ирине обратное и весьма в этом преуспел: что-что, а язык у него всегда был хорошо подвешен. Короче, он одолжил у Ирины три рубля и пригласил ее же на них в ресторан. В 1973 году они поженились. Сами они вспоминают об этом так.
Ирина: «Свадьба была очень грустная, наверное, поэтому и жизнь счастливая, – ненастный день, папа мой был очень болен, финансовые трудности…»
Илья: «Да, свадьба была больше на похороны похожа. Зал в ресторане темный, кухня ужасная, в общем, витал призрак страшного несчастья».
Ирина: «А мое свадебное платье Илья на следующий год после свадьбы сдал за рулон туалетной бумаги. Собрал все вещи, которые якобы были не нужны, загрузил коробку в машину к товарищу, и они ездили по городу в поисках открытого пункта приема утильсырья, так что товарищ истратил бензина больше, чем Илья заработал на этих вещах».
Илья: «Но сначала она покрасила платье в зеленый цвет и встречала в нем Новый год… Я сдал 8 килограммов шмоток – получил кусок мыла, туалетную бумагу и средство от пота, которым я ни разу не воспользовался, потому что, по-моему, это было средство не от пота, а для выделения оного: когда ты им начинал мазаться, от тебя пахло в четыре раза сильнее, чем до того…»
Женившись на Ирине, Илья вскоре взял себе ее фамилию. Почему? Вот как он рассказывает об этом сам: «Я начинал карьеру в застойные годы, и мне тогда очень деликатно намекнули, что с фамилией Клявер и жить-то неприлично, не то что на сцене выступать: «Поменяй, дружок, фамилию, и мы будем тебя показывать по телевизору». Я пошел на этот страшный шаг и стал Олейниковым. Когда об этом узнал мой папа, он очень расстроился: «Зачем? Ведь у тебя такая красивая фамилия!» Но вот как-то папа приезжает ко мне в Москву, где я в то время работал с Винокуром, и мы встречаем Аркадия Хайта. Хайт протягивает ему руку: «Хайт» – папа неожиданно отвечает: «Олейников». Тут я чуть с ума не сошел…»
Между тем жить молодые стали у родителей жены, что было делом нелегким, особенно для зятя – Олейникова. Теща его не сильно любила, хотя и давала ему каждый день по рублю на «Беломор». Но потом случился скандал. Однажды Ирина уехала в очередную служебную командировку (она работала старшим научным сотрудником в химическом институте), и Илья остался с ее родителями. Работы у него тогда было не так много, поэтому большую часть времени он проводил дома. И вот как-то, мучаясь бездельем, он покусился на семейное пианино, стоявшее в квартире аж с 56-го года (папа Ирины специально приехал из Куйбышева в Москву в 25-градусный мороз и за 50 рублей купил очередь, чтобы достать этот музыкальный инструмент). Что же сделал Олейников? По его же словам, он вставил в пианино кнопки, чтобы оно звучало как клавесин. Однако вместо этого в доме во всю мощь зазвучал голос тещи, которая, вернувшись с
Между тем настоящая популярность пришла к Олейникову в середине 80-х, когда благодаря телевидению люди смогли лицезреть его дуэт с Романом Козаковым. Они тогда вместе запустили фразу, которая мгновенно стала популярной: «Вопрос, конечно, интересный». Однако в тот момент, когда к ним пришла известность, дуэт распался – из жизни ушел Роман Козаков. После этого Олейников в течение нескольких лет метался в поисках партнера. С каждым новым партнером он мог играть только в определенной тональности, ему же хотелось многообразия. Наконец в самом начале 90-х на его пути возник Юрий Стоянов.
Ю. Стоянов родился 10 июля 1957 года в Одессе. Все свое детство, а также юность он провел в этом «городе смеха» и, естественно, впитал в себя все его «соки». Вопроса «кем быть?» для Стоянова практически не существовало – он мечтал о карьере артиста. Хотя его дед всегда предупреждал: «Нельзя тебе в артисты! Убогости в тебе нет. Чтобы раз посмотрел – и сразу запомнил». Однако, несмотря на этот совет, Стоянов все равно сделал по-своему – после школы уехал в Москву и поступил на актерский факультет ГИТИСа. Учился неплохо, хотя лучше всего у него получалось тогда другое – он неотразимо действовал на девушек. Говорят, он был красив до неприличия: с волосами до плеч, светлый, голубоглазый, стройный. Романы у него в ту пору происходили один за другим, одно время он даже «крутил любовь» с Татьяной Догилевой. Но об этом лучше послушать саму Догилеву: «В институте у меня был роман со Стояновым. Он был высоким, красивым, искусно фехтовал, хорошо одевался. На первом курсе мы вместе репетировали, и на почве этих репетиций у меня приключился роман. Мы делали какие-то идиотские этюды в духе нынешних латиноамериканских сериалов, а педагоги даже не стали их разбирать и оценивать – видно, слишком уж все виделось муторным. И я бросила Стоянова, потому что решила, что наш всамделишный роман мешает учебе. Что, кстати, так и было. Он долго-долго страдал, а потом женился…»
К концу учебы Стоянов действительно женился, и у него один за другим родились два сына (один родился в 78-м, другой – два года спустя).
Окончив ГИТИС, Стоянов попал в Ленинградский Большой драматический театр к Георгию Товстоногову. Однако долгое время его актерская судьба там не складывалась – он играл преимущественно эпизодические роли: то камзол Сальери на сцену вынесет, то секретаря Ленина изобразит. И только значительно позже он сыграл Амадеуса в одноименном спектакле, поставленном на сцене БДТ (это случилось в конце 80-х, когда первый исполнитель роли Амадеуса Юрий Демич ушел из театра).
Между тем в БДТ в начале 80-х Стоянов нашел свою новую любовь, которая предстала в образе помощника завлита Марины Венской. По ее словам: «Ставили «Розу и крест», Юрка был занят, но спектакль был очень слабый. Стоянов единственный органично читал стихи, и я на него обратила внимание. Спросила Товстоногова. Гога сказал: московский актер, закончил ГИТИС. Потом то ли я к нему подошла, то ли он – разговорились… Стал встречать, провожать, я очень поздно заканчивала работу, а он приезжал вечером, ему нужно было проводить меня домой и вернуться к себе. Ну а кого может ждать артист Стоянов, стоя у театра в 12 часов ночи, когда уже больше некого ждать? Мне-то скрывать это было не нужно – девушка незамужняя, хотя мне было лет 25–26. По старым русским традициям это называется перестарок. То есть девушка, которая долго замуж не выходит…
Что в ту пору представлял из себя Стоянов? В 25 лет папа двоих детей, 120 рублей оклад, ни кола ни двора, артист совершенно бесперспективный. Но интеллигентен, язык подвешен, наблюдательность фантастическая, очень добрый. Мою маму моментально подкупил – общался с ней весело, по-доброму. Он был пижон, Стоянов: наше первое свидание – а состоялось оно зимой – он, одессит, промерз в стильных ботиночках на тоненькой подошве. И на все мои уговоры зайти домой погреться отвечал гордыми отказами. Курил «Мальборо», причем тут же предложил сигареты моей маме – курильщице. Он понял, что начать с мамы будет нелишне, а для меня наличие двоих детей означало, что это может быть только роман…»