Блеск клинка
Шрифт:
Алексий произнес, обращаясь ко всем сразу:
— В деле Теодора, в прошлом мегаскира Талассополиса, нет ничего, препятствующего согласию императора на его назначение торговым представителем, если французский министр финансов выскажет такое мнение. — Теодор сразу понял причину вызова. Джастин и Пьер улыбнулись ему. Теперь великий герцог обратился непосредственно к Теодору:
— В полицейских сведениях о вас, сэр Теодор, есть только одна запись, которую я нахожу подозрительной или, возможно, неполной. Известно, что три года назад вы продали армянскому купцу Хоакиму из Карса 4632 мусульманских молитвенных коврика персидской работы. Разумеется, сделка была законной, и вопрос об уклонении от уплаты пошлин не возникал, поскольку товары религиозного назначения, как христианские, так и мусульманские, освобождены от налогов на всей территории империи. Но где вы достали такую уйму языческих молитвенных ковриков и зачем они армянину-христианину?
— Сначала он не хотел брать их, Ваше Высочество, — ответил Теодор. — Коврики отдал мне Балта Оглы. Он считал, что они ничего не стоят. Они были прелестные — с коротким ворсом, плотные, из лучшей шерсти и, разумеется, тканые двойным узлом. Но из-за глупой ошибки художника узор, который, как очевидно известно Вашему Высочеству, должен быть на таких изделиях вполне определенным, оказался очень цветистым и декоративным. Более того, рисунок каймы издалека напоминал христианский крест — наверное, художник работал слишком близко к рисунку. Оглы пришел в бешенство. Ни один мусульманин не станет молиться на таком коврике, решил он, и отдал их отцу и мне в качестве арендной платы за караван-сарай.
— И что же вы сделали?
— Я нашел Хоакима из Карса, Ваше Высочество, и сказал ему, что у меня есть большая партия материала для верблюжьих вьючных мешков.
— Вьючных мешков?
— Немного поработав, они сшили отличные вьючные мешки, Ваше Высочество. Многие из них используются до сих пор. Говорят, что они по долговечности не уступают железу. Хоаким хорошо заплатил мне и сам хорошо заработал.
Алексий подумал мгновение, потом хихикнул.
— Сэр Питер и сэр Джон, если ваш хозяин согласится назначить этого человека вашим посредником, по-моему, французские интересы будут соблюдаться в полной мере. Я считаю своего рода достоинством умение продать хотя бы один молитвенный коврик армянину, а сэр Теодор продал их тысячи.
Благодаря хлопотам сэра Теодора, содержимое караван-сарая после уплаты импортных и экспортных пошлин было погружено на борт «Святой Марии», и корабль отправился обратно во Францию с одним из самых компактных и ценных грузов, когда-либо покидавших империю.
Пьер вежливо отказался от всех предложений остаться в Трапезунде, а сэр Джон наедине сообщил великому герцогу причину этого:
— Лишь тело моего юного друга находится здесь, Ваше Высочество, — сказал он. — Его душа и сердце пребывают во Франции, где благородная дама, которую он любит, поверила глупым слухам о его смерти и ушла в монастырь. Не сомневаюсь, что он захочет вернуться сюда, в свой город. Но все города в Трапезунде не стоят одной пряди волос с милой головки девушки, которая, может быть, навсегда покрыла свои локоны черной священной вуалью ордена Цистерцианцев.
Евнух Алексий задумчиво кивнул мудрой старой головой.
— Это можно понять, сэр Джон. Тогда мы будем ждать его возвращения после того, как Бог или его возлюбленная остудят его кровь и в нем проснется честолюбие. Ему здесь будет хорошо. Немногие люди завоевывали такое расположение Великих Комнинов. И никому не удавалось, — хихикнул он, — так загнать в тупик купцов побережья.
Погода стала прохладнее, а дни короче, когда «Леди» взяла курс на запад, к Константинополю и Средиземному морю. Она несла как раз такое количество грузов, купленных по самым низким ценам со складов образумившихся купцов, которое обеспечивало ей хороший ход. Ее флаги трепетали на сильном осеннем ветру, а на борту ее среди других щитов висел щит сэра Питера с Орлом Трапезунда, свирепо смотрящим через правое крыло; под его золотыми когтями был написан по-гречески девиз мегаскира Талассополиса: «Я помню».
Глава 34
Человек в земле Уц, которого звали Иов [35] , пораженный проказой от подошв ног по самое темя, скобливший себя черепицей и сидевший в пепле, не заслужил таких мучений.
С другой стороны, можно доказывать, что Пьер не заслужил почестей, которые были чрезвычайно высоки по сравнению с его заслугами. Но то был век, щедрый как на награды, так и на невыразимо жестокие наказания.
Английский поэт, живший через многие годы после сэра Питера, заметил, что в людских деяниях бывают приливы и отливы, и приливы приносят удачу. Пьер, не сознавая этого, попал в полосу прилива, который поднял и долго нес его.
35
Библия, Книга Иова (прим. перев.).
За пределами кругозора Пьера существовали определенные, вполне объективные силы, работавшие в его пользу. Многие жестокие смутьяны-дворяне, чьи старомодные представления о феодальной независимости мешали французскому королю в его стремлении к объединению королевства, погибли за одно лето в двух коротких кровавых сражениях в Лотарингии и горах Швейцарии. На их место пришло поколение Пьера с французской гордостью и новыми представлениями о единстве нации. Поредевшее дворянство вновь выросло; монархия усиливалась с каждым днем; во Франции появились новые люди.
Жак Кер, который сам был не дворянского происхождения и которому Пьер служил столь верно и успешно, употребил все свое огромное влияние, чтобы добиться ратификации графского титула Пьера Французской Геральдической палатой. Рыцарство Пьера, разумеется, не нуждалось в ратификации. Ученые французские дворяне изучали старые свитки в тщетных попытках найти европейский эквивалент экзотического греческого титула «мегаскир». Тогда Кер указал, что ему соответствует титул «граф», поскольку трапезундское имение сэра Питера крупнее и доходнее многих графств во Франции.
Кер тонко заметил однажды в разговоре с королем, что французской казне не будет стоить ни одного су сделать сэра Питера графом, поскольку он получает свои доходы из Трапезундской империи. Король прислушался к неоспоримому экономическому доводу министра финансов, и сэр Питер получил в установленном порядке титул графа Талассополиса и право на обращение «милорд».
«Святая Мария» покинула Трапезунд неделей раньше «Леди». Последняя провела сорок восемь часов в Константинополе, где пополнила свой груз. Но «Леди» плавала быстрее любого судна Франции, и Джастин привел ее в Монпелье всего через день после прибытия «Святой Марии».
Капитан «Святой Марии», конечно, предостерегал свою команду от распространения слухов. Но вино в прибрежных тавернах развязало языки морякам, и скоро весь Монпелье гудел от новостей, обсуждая в деталях достижения Пьера в далекой греческой империи.
Хозяин гостиницы, где жил Пьер, преступный Монах, чья маленькая ханжеская гостиница так долго использовалась для хранения контрабандных товаров, в панике прибежал к де Кози. У Бернара была масса времени для организованного отступления. В ту же ночь, прихватив приличное состояние, похищенное из сундуков Жака Кера, де Кози бежал в Испанию, где с помощью остроумных историй и богатства пристроился при дворе добродушного и ленивого Джона Кастильского и вел жизнь изгнанника в пышности и относительном покое. Его самолюбие ранило то, что никто не обвинял его и даже не пытался вернуть во Францию. В самом деле, король решил, что благополучно избавился от еще одного продажного дворянина. Говорили, что позднее де Кози стал главным фаворитом у молодого сына правителя Кастилии, который упоминается в истории под грубоватым именем Генри Импотента.