Блеск клинка
Шрифт:
— Они не испортились, — с сожалением произнес он. Больше не было необходимости пробовать, и Абдул положил финик в рот Пьера.
— В середине есть косточка, — сказал Абдул. — Не ешь ее, но и не выбрасывай на дорогу. Многие люди никогда не видели косточек, которые находятся в сердце этих безобидных и питательных фруктов, и могут испугаться, увидев их. Сохрани их, как это сделал господин, или в крайнем случае позволь мне бросить их в кусты, когда никого не будет поблизости.
— Это мудрая предосторожность, Абдул, — сказал Хью с лукавой усмешкой. Владелец и раб, господин и слуга, они так долго жили вместе, что почти умели читать мысли друг друга.
Впереди, через головы барона де Реца и его людей, они увидели курьера, облаченного в великолепную церковную ливрею епископа Бове [3] и ведущего за собой коня без всадника. Он подвел коня к Изамбару и его монахам. Спустя мгновение Изамбар уже был на коне и вместе они унеслись в направлении Руана, обдав людей пылью и камешками из-под копыт.
Глава 3
Монотонный ритм неспешной походки мула, ощущение тепла в желудке от сладких фруктов, возможность прижаться к сильному телу Абдула и горячее солнце, светившее на непокрытую голову мальчика, усыпляюще подействовали на него, и когда они въезжали в Руан, он крепко спал.
3
Бове — город на севере Франции, примерно в 70 км восточнее Руана (прим. перев.).
Все улицы были заполнены молодежью и стариками, здоровыми и дряхлыми, горожанами с женами и детьми вплоть до грудных младенцев, монахами из разных монастырей, небрежно одетыми студентами, нищими, ворами, крестьянами из близлежащих районов и марширующими отрядами копьеносцев и лучников, главным образом, англичан, чьей задачей было поддержание порядка в этом столпотворении. Они без труда справлялись с этим. Лавки были закрыты. Повседневная жизнь прекратилась, как во время праздника, но праздничного настроения, которое обычно царило во время казней, не было, потому что большинство французов верили в божественную миссию Девы.
Честно говоря, все англичане были убеждены, что она колдунья, и даже некоторые французы разделяли это убеждение. Сам король Карл, чей трон она укрепила своими победами, был более чем наполовину убежден, что она одержима дьяволом. Пьер Кошон, епископ Бове, категорически утверждал, что Жанна была орудием дьявола. Церковный суд, который судил ее, действовал справедливо и в рамках закона, приговорив ее не к смерти, а к пожизненному заключению. И кто знает, может быть, она бы вышла на свободу через год-другой, когда страсти поутихли бы и люди забыли о ее ослепительном взлете?
Апатичному Карлу VII теперь, когда его трон был в безопасности, казалось, что ее следует наказать, если так решили самые ученые судьи двух королевств. Отступничество Жанны исключило ее из юрисдикции церковного суда и отдало в руки светской власти, которая заранее решила уничтожить ее.
Хью послал подмастерьев с вьючными мулами в мастерскую. Он хотел было отправить Пьера с ними, но решил, что неожиданное появление незнакомого мальчика со ссылкой на гостеприимство хозяина может взволновать его жену. Кроме того, мудрый человек не станет отлучаться на неделю, а потом возвращаться с новым и, быть может, постоянным членом семьи, не посоветовавшись предварительно с другими домашними. Поэтому он взял мальчика с собой.
На площади Старого Рынка, у рыбного базара толпа была гуще, чем в боковых улочках. Хью и его слуга заняли место в углу площади, возможно дальше от центра драмы, главным образом, из-за мальчика. В то же время с этого места все можно было видеть.
Вдруг к удивлению Хью стражник, который сопровождал через толпу священника, взял под уздцы его мулов и обратился к нему:
— Прошу прощения, мастер Хью, но я вынужден использовать ваших животных в качестве тарана, чтобы пробиться сквозь толпу и доставить этого почтенного служителя Господа к судейскому помосту. Иначе нам не пройти. Оставайтесь в седлах, друзья мои, и я обещаю, что у вас будут самые лучшие места во всем Руане.
— Черт возьми! — пробормотал Хью. — Я вполне доволен этим местом.
— Хорошо, ваша воля выбирать, но тогда вы вообще ничего не увидите, — и без дальнейших церемоний он повел мулов сквозь толпу. Люди вынуждены были расступаться, чтобы не оказаться под копытами. Монах, шедший следом, поднял низко опущенную голову. Его лицо покрывала смертельная бледность, суставы судорожно сжатых кулаков тоже побелели. Это был Изамбар.
— Сделай как он сказал, мастер Хью. Я буду ближе к месту казни, чем ты, и мне не позволено закрыть глаза. Пусть это будет наказанием за наши грехи. Я получил приказ епископа засвидетельствовать смерть Девы.
— Но почему, почему они выбрали тебя, Отче?
— Не мое дело обсуждать приказы епископа. Но может быть, благодаря такому выбору англичане поверят, что ни один французский священник не станет молить Господа о спасении Девы. Конечно, изменить решение невозможно в любом случае; но теперь даже намерения об этом будут забыты.
— Он недобрый человек, — проворчал Хью.
— Нет, не говори так. Это я грешен, что говорю так о нем, да простится мне мой грех. Епископ более светский человек, чем я; ему приходится общаться с королями и принцами и решать проблемы, в которых я не разбираюсь. Я лишь хотел бы, чтобы он избрал кого-нибудь другого.
— Вот молодой человек, которого ты поручил мне, Отче, — сказал Хью. — Что мне делать с ним?
— Вылечи его, Хью. Через день или два я навещу тебя и мы поговорим о нем. Сегодня мое сердце переполнено.
На одном из трех помостов, возведенных в центре Старого Рынка, стояли королевский трон английского регента, кресло епископа Бове и трон английского кардинала, более внушительный, чем остальные, но, разумеется, уступавший трону регента. Множество английских и французских священнослужителей, бургундских дворян сидели и стояли вокруг своих принцев, причем каждый занимал место, соответствующее его рангу. Когда Хью и его мулы достигли оцепления, которое ограждало от людей центральную часть площади, Изамбар медленно пересек открытое пространство и занял свое место среди низших священнослужителей на королевском помосте.
На втором помосте, который был ниже и меньше первого, находились действующие лица трагедии: юристы, судьи, писцы, судебный пристав и сама осужденная Дева.
Третий помост был белым, так как был покрыт толстым слоем огнеупорного алебастра. В середине его возвышался столб, который уходил под помост и был тщательно укреплен в земле. В хорошо сконструированных помостах такого типа столб был первым элементом, с которого начиналось сооружение, и падал последним.
Огромный штабель сухих дров был сложен вокруг столба, и палач с удовлетворением отметил, что не видно было ни одной зеленой ветки. Почти всегда кто-нибудь норовил подложить сырое, медленно горящее полено в кладку перед казнью. В шутку, чтобы привести в замешательство палача, или в жестоком желании продлить муки жертвы — палач не знал этого. Но так случалось почти всегда.