Блеск жемчуга
Шрифт:
– А когда вы обнаружили свой дар к фотографированию?
Алисон не стала поправлять его «дар» на «способности». Она знала, что Джеймс не примет такое исправление.
– В десять лет, когда у меня был приступ ревматизма.
– Ревматизма?
– Джеймс порылся в своей памяти.
– Но вы ведь жили тогда в Далласе?
– Да, это очень редкое заболевание в наших краях. Кроме того, благодаря постоянному применению пенициллина ревматизм вообще редок у детей в Америке. Но у меня заболело горло, и я…
– Вы не стали жаловаться
– Вы не хотели их беспокоить.
– Я и не думала, что это что то серьезное.
– Алисон пожала плечами, и отсветы пламени свечи заиграли бликами на ее золотисто рыжих локонах.
– Конечно, это привело к серьезным осложнениям.
Алисон уже рассказывала Джеймсу, что родилась на свет недоношенной и чуть не погибла в восемнадцать лет при переливании крови. Для такой куколки, выраставшей в прочном коконе, ревматизм должен был стать серьезным испытанием. Джеймс решил, что должен узнать об этом побольше.
– У вас были осложнения?
– Нет, ничего серьезного, с точки зрения неврологии, - с какой то гордой улыбкой ответила Алисон. Потом, лукаво улыбнувшись, добавила: - Правда, мне пришлось иметь дело с артритом и ревмокардитом.
– То есть, вам пришлось долго лежать?
– Да, почти восемь месяцев.
– Это нелегко, - улыбнулся Джеймс.
– Но мне почему то кажется, что вы были образцовой пациенткой.
– Наверное. Я понимала, что это важно, и к тому же первые месяцы я была слишком слаба, все время хотелось спать. Когда я окрепла, то целые дни проводила за чтением или играла во что нибудь с родственниками. Наконец доктора сказали, что я могу ходить по дому и двору. Тогда отец и купил мне фотокамеру. Мне она сразу понравилась, и это было самое лучшее лечение. Я сразу забыла о том, чего была лишена все эти месяцы - лошадях, классиках, в которые мне уже никогда не играть.
– Но в конце концов вы снова сели на лошадь? И играли в классики, и научились управлять самолетом, и обручились, собираясь выйти замуж.
– Да, все так.
– Как вы себя чувствуете сейчас? У вас не было никаких осложнений?
– Нет, я здорова.
– И она взмахнула рукой, на которой болтался серебряный браслет с малиновыми буквами.
– Иногда суставы похрустывают, особенно после того, как я долго сижу в одном положении или перерабатываю.
– Например, после того, как целый день бродите по Гонконгу?
Пламя свечи отплясывало в глазах Алисон, однако главный свет, золотистое сияние, горевшее в ее глазах, шло откуда то изнутри.
– В другом месте, может быть, но не в Гонконге. При такой жаре мне легче.
– А сердце?
Сердце Алисон было гораздо сильнее, чем она представляла себе: оно целый день колотилось в ожидании встречи с Джеймсом, а когда этот момент настал, амплитуда его колебаний увеличилась, отчего она чувствовала какое то головокружение и удовольствие одновременно.
– С сердцем у меня все в порядке, - ответила она наконец.
Сердце
– А вы не боитесь, что в любой момент может появиться ваш жених?
– Нет, - испуганно ответила Алисон. Потом, рассмеявшись, она спросила: - Вы спрашиваете об этом, потому что мы говорили о моем сердце?
– Наверное.
– Он не появится, Джеймс; ни я, ни мое сердце не настроены на это.
– Вы уверены, Алисон?
– мягко спросил Джеймс, видя, что на ее прекрасном лице промелькнула тень печали.
– Мне кажется, вы не очень уверены в этом.
– Только не в этом.
– Она на мгновение прикусила нижнюю губу. Потом, вдруг вспомнив о своем обещании быть честной с ним, она решилась: - Джеймс, мне кажется, я должна сказать вам кое что.
Когда Джеймс понял, что тревожит ее, он почувствовал одновременно горечь и облегчение. Алисон должна была это знать, и он сам собирался рассказать ей обо всем, но опасался, что это причинит ей боль.
По тому, как она опечалилась, Джеймс понял, что она уже знает.
– Вы ведь знаете о Гуинет, не так ли?
– Да.
– Вам сказала Ив?
– Нет, Мейлин.
– Интересно, почему она?
– нахмурился Джеймс.
– Потому что я подняла эту тему. Я решила, что у вас какие то особые отношения с ней.
– И что сказала Мейлин?
– Что вы просто друзья.
– Все, что до этого момента казалось учащенным сердцебиением, теперь показалось легким, спокойным и медленным ритмом. Алисон постаралась успокоиться, восстановить дыхание, но это было бесполезно.
– И что вы отдаете все силы своей работе… и памяти Гуинет.
– Это так, Алисон, - спокойно подтвердил Джеймс. «Мне нечего предложить тебе, прекрасная бабочка. У меня остались только кошмары, моя ненависть и мой смертельный враг, который когда нибудь снова проявится из тени, чтобы нанести новый удар».
– Я решил, что проживу остаток жизни в одиночестве.
В его глазах тоже отблескивали огоньки - золотистые на серебряном. И как у нее, настоящий их свет шел изнутри… но теперь даже золотое пламя не могло соперничать с внезапной чернью, появившейся на серебре.
Джеймс знал, какие у него сейчас глаза. Да, он был серебристой пантерой, готовой убивать, и перед лицом ее ярости хрупкая бабочка должна была грациозно улететь прочь.
Но она не хотела улетать. Девушка не отвела своих глаз, и странно: их изумруды горели сейчас еще ярче, чем прежде.
«Я поняла твою мысль, Джеймс: ты женат на Гуинет и останешься верным ей. Но ведь мы можем быть друзьями, разве нет?»
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ