Блейз Уиндхем
Шрифт:
— Делай, что они скажут, детка, и не сопротивляйся.
Для твоего яда есть противоядие, просто я никогда не говорила о нем. Я уже приготовила его — на случай, если кто-нибудь по ошибке наденет рубашку, ибо этого мы не могли допустить, верно? Как только они уйдут, я дам тебе снадобье, и мы сбежим отсюда. Мадам Блейз считает белье вместе с мадам Дороти и Геартой, похитить ее драгоценности не составит труда. А их нам хватит до конца жизни. Мы вернемся во Францию, детка. А теперь — живее! Делай как приказано.
Пока старуха говорила, лорд Морган и его зятья обменялись взглядами. Ни Генриетта,
— Ну что же, — заявила Генриетта притворно-робким голоском, — я надену рубашку, но, может, вы позволите мне прежде прочитать молитву? Если мне суждено умереть, то по крайней мере дайте мне время примириться с Богом.
— Сначала наденьте рубашку, — непреклонно заявил лорд Морган, — а потом молитесь сколько угодно, но подозреваю, вы будете призывать на помощь дьявола, а не Бога.
Генриетта окинула его злобным взглядом.
— Тогда оставьте меня, — велела она.
— Нет, — возразил Энтони, — мы никуда не уйдем, пока все не будет кончено.
Равнодушно пожав плечами, Генриетта расстегнула лиф и сняла его, затем развязала пояс юбки и спустила ее с бедер вместе с нижними юбками, переступив через ворох материи. Небрежно скрутив на ногах чулки, она сбросила туфли.
Последней пришла очередь нижней кофточки — Генриетта стащила ее через голову и отшвырнула прочь, а затем повернулась к мужчинам, выставив вперед крупные груди с торчащими сосками, поглаживая их, пока соски не превратились в подобия острых наконечников стрел. Трое мужчин ошеломленно наблюдали, как ее руки скользят по телу вниз, как кончики пальцев перебирают темные кудри внизу живота. Генриетта на мгновение прикрыла глаза, и сквозь ее выпяченные губки вырвался звук, напоминающий мурлыканье.
Затем, оглядев мужчин широко открытыми янтарными глазами, она пропела:
— Неужели вы и вправду готовы уничтожить такую прелесть? Скажите, вам никогда не приходилось делить одну женщину на троих? О, я многое умею! Можете взять меня поодиночке, а если нет, я сумею ублажить сразу всех троих — одного принять в пылающие ножны, которым уже давно не терпится впустить в себя такое большое орудие, каким обладает каждый из вас. Второму достанется еще одно отверстие, ибо мои любовники, итальянцы и французы, обучили меня особой любви. Третий завладеет моим ртом — но не огорчайтесь, я могу принять еще и не такое огромное копье, как следует обласкав его языком. Неужели вы способны отказаться от такого предложения? Вы не хотите меня? Знаете, мужчины дрались за право обладать мною, — и ее острый язычок быстро обвел верхнюю губу.
Мужчины уставились на нее так, как смотрели бы на особенно омерзительную земную или морскую тварь. Каждый из них ощутил взрыв похоти от ее слов, но никому и в голову не приходило принять ее предложение. Генриетта была самой скверной из женщин, с какими им доводилось встречаться, и каждый из мужчин решил, что, избавив мир от такого существа, они принесут этому миру
— Надевай рубашку, мерзкая тварь! — рявкнул Энтони. — Стоит мне подумать, что я впустил тебя в свой дом и позволил находиться рядом с моей женой и матерью, я содрогаюсь от раскаяния!
С помощью Сесиль Генриетта надела рубашку, и, увидев ее, лорд Морган не мог не восхититься изящной вышивкой. Это была прекрасная, но смертельная ловушка.
— А теперь молитесь, мадемуазель, — приказал он, и Генриетта с благочестивым видом опустилась на колени и провела в такой позе столько времени, сколько осмелилась.
— Ложитесь в постель, — велел ей Энтони и, повернувшись к изумленной Сесиль, которая ждала, пока мужчины покинут комнату, сказал:
— Привяжите свою госпожу к кровати этими веревками. — И он протянул старухе четыре крепкие веревки.
Охваченная внезапным испугом, Сесиль повиновалась, не смея даже возразить, а Энтони собственноручно проверил крепость завязанных ею узлов. Покончив с этим делом, старуха собралась вернуться в свой угол и дождаться, пока мужчины наконец уйдут, чтобы дать внучке противоядие.
Но лорд Морган и не собирался уходить.
— Я останусь здесь, пока эта тварь не умрет, — заявил он. — А вы уведите старуху куда-нибудь подальше и заприте ее, пока мадемуазель не испустит дух.
— Роб… — начал эрл Лэнгфордский, но тесть перебил его:
— Нет, Тони, вы с Ником уже достаточно помогли мне.
Остальное я завершу сам. Уходите!
— Энтони, умоляю вас! — воскликнула Генриетта, пытаясь приподняться на постели. — Пусть служанка останется со мной, пусть утешит меня в минуту гибели! Не будь так жесток, не оставляй меня с этим безжалостным чудовищем!
Энтони Уиндхем подошел к постели и холодно уставился на Генриетту.
— Послушайте меня, кузина, и послушайте внимательно: все мы поняли, что сказала ваша бабушка несколько минут назад. У меня нет ни малейшего намерения оставлять ее здесь, чтобы она дала вам противоядие, освободила вас, похитила украшения моей жены и помогла вам сбежать, так и не поплатившись за свои преступления. Если вы еще не успели помолиться, если это ваше бормотание было не более чем игрой, тогда попытайтесь хотя бы сейчас воззвать к Богу, — и, повернувшись, он покинул комнату вместе с лордом Кингсли, таща за собой отбивающуюся старуху и слыша, как Генриетта провожает их пронзительными проклятиями.
— Роб — смелый человек, — негромко заметил Николас Кингсли.
— Да, я ни за что не решился бы остаться наедине с этой дьяволицей во время ее предсмертных мук, — признался Тони.
Они ввели пленницу в крохотную каморку под самой крышей дома.
— Месье, месье, — скулила Сесиль, — а что же будет со мной? Не станете же вы убивать невинную старуху! — Ее морщинистое лицо превратилось в застывшую маску ужаса.
Энтони хрипло рассмеялся:
— Невинную? Ошибаетесь, мадам! Кто научил эту тварь готовить яды? Разве не вы поддерживали ее, пока она плела вокруг моей бедной золовки паутину обмана? Вы виновны не меньше, чем она, но вам повезло — никто из нас не желает брать на себя грех и убивать вас. Ваше преступление было менее тяжким. Сколько пройдет времени, прежде чем яд убьет ее?