Блики прошлого. Наследие
Шрифт:
– Хотелось угодить дочери, сделать запоминающийся подарок, и – ничего не получилось!
– Папа, как ты можешь так говорить! О таком подарке только мечтать!! Это же так здорово! Я сама буду участвовать в его восстановлении – может ли быть подарок лучше!
– Мог бы, мог бы.… Э-хе-хе… Я ведь сначала рассматривал превосходный и внушительный замок Бутрон.
– Ух, ты!! Наикрасивейшая достопримечательность Испании?! Бывшая резиденция Като лических королей?!
– Да-да, и одного твоего «Ух, ты!» – там маловато будет.
– Если не ошибаюсь, его история корнями уходит в XI век. Писали, что семейство Бутронов, над своим домом надстроило средневековую обыкновенную башню. А после реконструкции в XIV веке башня превратилась в истинный замок. Дальше – почти 300 лет – в забытьи. Только в XIX веке маркиз де Торресилья вновь отреставрировал его…
– Вот-вот. Сама понимаешь, не соблазниться таким великолепием, просто, нельзя. Одна история чего стоит!
– А как ты о нем узнал?
– Его выставили на продажу через аукцион за неуплату долгов. Замок, буквально, ходил по рукам. Он словно раб на невольничьем рынке. И отелем был, и всевозможные мероприятия там проводились.
– А что же наследники? Не уж то спокойно на все смотрели?
– Потомки… Потомки знатного рода Бутронов до сих пор живут в разных странах мира, но в жизни замка не участвуют. Он большой. Содержать его, средства нужны немалые. Но меня не это остановило. Для двоих он слишком велик, да и в чужой стране. У нас своих памятников архитектуры хватает, которые хозяйской руки требуют. Вот я и подумал, возьму какую-нибудь небольшую дворянскую усадебку, восстановлю – и старину сохраню, и тебя порадую.
– Это у тебя получилось! У меня даже слов не хватает, выразить свою благодарность, папуля.
– Благодарить не за что. Одни руины, Дея. Сделано, очень мало, если не сказать, практически ничего. Я хотел не таким его представить своей дочери…
– И что с того?! Твои переживания совершенно беспочвенны! Главное – он есть! И есть возможность заставить вновь сиять печать аристократизма, – Дея весело рассмеялась, обняв и поцеловав отца в щетинистую щечку. – Когда-нибудь ты здесь полноценно отдохнешь…
– Да-да… если буду располагать временем для отдыха. Единственное утешение то, что «все это великолепие» подальше от суеты сто личной…
Когда Дея впервые увидела будущее родовое гнездо, которое и усадьбой было назвать сейчас весьма сложно – старая развалина, относительно же размеров – то с этим все в порядке, как хотел отец – большой дом, то он в ней не вызвал столь уж каких-либо отрицательных эмоций, да и не мог. Единственное, что она никак не предполагала, так это то, какими приземленными окажутся мечты отца. Дея не осуждала отца за вложение, а только улыбнулась, так как знала – ничто его не пугает в этой затее и вряд ли остановит в достижении поставленной задачи – воссоздании островка феодализма с его утраченной роскошью. Но одно понимание того, что это старина – уже вызывала в ней неописуемое восхищение и внутренний трепет перед историческим прошлым.
Дочь своего отца, Дея догадывалась – причина его интереса кроется не в «старине далекой», а в тайне, окутывавшей одряхлевшую усадьбу, в недосказанности, покрывавшей ее развалины. Она предполагала, что, услышав от местных историю имения, в отце, проснулся тот азарт, который Дея так любила наблюдать в нем – подчас взрослый, серьезный мужчина загорался мальчишеской энергией и рвением, замыслив нечто, новое и грандиозное, отдавался весь свежему проекту. При всем своем математическом складе ума и прагматизме, неравнодушный, к всякого рода загадкам на логику, требующего многодневного рассуждения, Николай Романович был натурой необыкновенно романтической, что, несомненно, передалось дочери. Несмотря на то, что Дея с рождения была большей частью под пристальным вниманием няни, ее ум и практичность не уступали отцовскому. Нередко в поисках решений для сложных задач ее природная интуиция и чутье оказывали неоценимую услугу в делах отца. Они прекрасно ладили меж собой и понимали друг друга с полуслова, полувзгляда. А потому его приобретение, даже если это были древние развалины, она приняла, как должное…
Поскольку жить в усадьбе пока было невозможно, Дея любезно приняла приглашение соседей, как раз на окраине деревни. Глава семейства Пучковых, приютившего ее, участвовал в восстановительных работах. Агафья и ее муж Федор жили вдвоем. Она полная женщина лет сорока пяти, выглядела чуть старше своего возраста. Голубоглазая, с пухлыми щечками Агафья напоминала одну из тех русских красавиц, о которых так часто и много писали на Руси. Ее темные волосы с прямым пробором посередине, были всегда собраны сзади в пучок. Агафья умело вела хозяйство и со всеми делами справлялась довольно шустро, заставляя удивляться Дею. «За что и люблю», – смеялся Федор. Высокий, крупного телосложения, седоволосый мужчина, с колючим взглядом непроницаемо черных глаз, вероятно, сразил наповал свою будущую жену пышными буденовскими усами, если ради него она уехала из Мурманска, где проходил военно-морскую службу Федор Пучков. Он был настоящим крестьянином: знал толк в земле, да и хозяйство вел грамотно. Поначалу Агафья, городская девушка, тяжело привыкала к местности, но забота и внимание мужа помогли ей со временем освоиться. Так они и прожили много лет. О детях Дея не спрашивала, а Агафья не рассказывала. Но пожить долго в их доме не пришлось. В один из дождливых дней молния попала в дерево, росшее вплотную к дому. Оно загорелось. Пожар перекинулся на здание и через два часа Агафья, Федор и Дея уже смотрели на все еще дымящиеся головешки от некогда бывшего большого дома. Делать было нечего, и они втроем поселились в разрушенном особняке. Комната Деи располагалась на втором этаже, Федор и Агаша – рядом с кухней, на нижнем. От рабочих поступило сочувственное предложение – построить времянку, но Дея, как и семейство Пучковых, отказались наотрез. «Достаточно, и того, что много сил понадобится на ремонт этих комнат», – дружно заявили они. Благородный жест всех троих незамеченным не остался, получив молчаливое одобрение у населения, покорил сердца многих. Эти три комнаты, на скорую руку, привели в порядок, обеспечив какой-никакой кров над головой. Конечно же, помещения требовали такого же качественного восстановления, как и все остальное, но делать было нечего, и оставалось только принять неизбежное, как данность.
Несмотря на то, что в житейском уме существует надежда и вера в нужные события, случайность же представляется, как нечто, чего могло и не быть, этакий проказник – дезорганизатор, но при этом «верный», играющий значимую роль, ход событий. Наличие такой случайности лишь доказывает организованный подход окружающего реального мира, делающего заблаговременное планирование и расчет целесообразным. А то, применятся, и эти две категории наделят познавательным смыслом будущее. Но кто же об этом задумывается, когда предстает пред фактом свершившегося…
Через неделю каждый освоился со своей новой ролью. Федор Никифорович (Дея обращалась к нему только по имени отчеству) ночью был за сторожа, а днем, помогал бригаде рабочих. Агафья же была ей настолько близка, что величать ее по отчеству совсем не хотелось, и теперь она на правах уже экономки, не позволяла Дее заниматься чем-либо по хозяйству:
– Сама управлюсь, барышня. Мне тут помощники ни к чему. Мешаться только. Займитесь чем-нибудь интересным или вон… в лесу прогуляйтесь…
– И то, правда, пойду, пройдусь.
– Вот и хорошо.… Идите, идите, а я тут стряпать буду…
– Я – до ручья и обратно, – улыбнулась Дея, в один из прекрасных солнечных дней и направилась к выходу.
– Надолго только не пропадайте…
– Агаша, пожалуйста, не обращайся ко мне на «вы», мне неловко от этого.
Одарив Дею мягкой улыбкой, Пучкова продолжила свое занятие, более не обращая внимания на нее.
Хозяйку усадьбы медленно шла по парку, пока впереди не показалась груда камней.
– Чудесное место, тут и посижу…