Блики прошлого. Наследие

Виллер Тея

– Николай Романович, прости меня, но твоя супруга Кармина ушла ко мне. Я хотел сказать раньше о наших отношениях, но Кармина просила подождать и не торопиться. Если ты не захочешь в дальнейшем иметь со мной деловые отношения, я пойму.

Чего угодно мог ожидать Мальвиль, но, ни того, что слышали его уши сейчас. Он догадывался о происходящих переменах в жизни супруги, и не спрашивал, считая – «…некрасиво интересоваться о том, во что тебя не посвящают». Это был коварный предательский удар ниже пояса. Ни один мускул не дрогнул на лице Николая Романовича. Он лишь пристально посмотрел на своего партнера и грустно опустил взгляд.

– Позволяя заботиться о себе, она ничего не сделала, чтобы полюбить или ответить взаимностью на похожее чувство.… Не захотела приложить ни малейшего усилия… – только глухо сказал он и, прикрыв рукой глаза, замолчал. Глубокие морщины проложили свои борозды на его широком, слегка выпуклом лбу.

Хмельнов,

смотрел, как печаль невидимым греховным грузом навалилась на плечи Мальвиля, плечи его опустились. Он сник, в мгновение ока, превратившись в старика.… Была ли это скорбь об утрате счастливой семейной жизни или вселенское горе по близкому человеку, который оставил его так и не сумев постигнуть, непонятых им самим, чувств… Тяжелое, неожиданное событие, в одночасье превратившее жизнь Николая Романовича в большую трагедию, вынуждало его шарить по уголкам памяти в определении причин разрушения, как он считал, настоящей идиллии. Но поиски не давали ожидаемого результата, лишь провоцируя новые вопросы без ответов. Он был слишком взрослым человеком, чтобы не понимать – разрушитель он сам. Это он управляет даже тем, как сейчас воспринимает случившееся. В нынешнем его состоянии, не тяготясь отношением окружения, постепенно отдаляется от того, кто был роднее всех. Причина кроется внутри. «Я и только я виноват в приключившемся… – говорил Мальвиль сам с собой и через минуту сотрясал воздух: – Боже! Как она могла?! Нет.… Винить Кармину… в наших бедах.… Не поддамся типичной психологии неудачника! Нет! Даже если она трижды виновата…» Печаль, способная опьянять, как вино, как наркотик, завладевала им. Николай Романович чувствовал, как погружается в зыбучие пески страдания и медленно двигается к саморазрушению. Он знал, как трудно ему будет выбраться из переживаний, из её цепких рук. Ничто так не ударяет в голову, как коньяк самоедства и печали. Вообще, любую вещь делает плохой или хорошей наше собственное к ней отношение 3

3

Священник Павел Гумеров, 26.03.2009 г. Часть 9. Печаль, Восемь смертных грехов и борьба с ними.

Мальвиль, медленно, поднял усталый взгляд на партнера… Молод, приятен, умен – одни плюсы по сравнению с ним. Он не спешил заговорить, Хмельнов же не вмешивался в ход его мыслей. В его голове крутились строки:

Взвесив однажды печаль, мы поймем неизбежность:

Надо теперь перемерить и все остальное –

Душу мятежную, сердце, любовью больное,

или щемящую, теплую, вечную нежность…

Чем измеряется грусть или сила печали?

вы на такие вопросы уже отвечали 4

4

А. Якимов, Мера печали.

Олесь смотрел на партнера, на того, с кем прошел немало трудностей становления бизнеса и испытывал такое болезненное сочувствие, что предательская влага заполнила глаза. Но сделать Хмельнов ничего не мог – он любил Кармину без памяти, самозабвенно. Она же была счастлива им…

– Насильно мил не будешь… – немного помедлив, тихо произнес пожилой, брошенный мужчина, но затем, гордо приподнял голову и уже твердо добавил: – Не имеет смысла борьба за того, кто тебя не любит, и поэтому не хочу противиться ее желанию… Как бы мне не хотелось, чтобы этого не произошло, то, что случилось, исправить невозможно…

Его голос, всегда уверенный, узнаваемо интеллигентный, ярко вибрировавший в пространстве и времени, теперь шелестел сухой осенней листвой, приглушенно и болезненно.

– Олесь, дело не должно пострадать. А я, как руководитель, в ответе за тех, кто работает в организации.

Никаких сцен супруге и партнеру. Это взрослое решение двух людей и на их взаимоотношения он не мог повлиять. Николай Романович был признателен Олесю за честность. Но Кармина…, как могла она пренебречь даже собственной дочерью?

Серьезный, сильный, постоянный в своей позиции, он не изменил личным принципам даже после расставания с Карминой. Окружающие особых перемен так же не отметили: с сотрудниками – требователен, но корректен, с партнерами – порядочен и мудр, с друзьями – встречаясь на общих мероприятиях, доброжелателен и оживлен. Неспособный на предательство, Мальвиль сильно переживал. Один вопрос, для взрослого мужчины, остался без ответа – как такое в их жизни могло произойти? Оправдывать поступок жены – особенного желания не возникало. Своего страдания старался не показывать Дее, не хотел крушить образ отца – сильного мужчины и волевого человека. Его заботило только, как она отнесется к развалу их семьи. Облегчением стало, когда дочь его поддержала, подбодрила слегка павший дух своим правильным замечанием.

– Нельзя рядом с собой удержать того, кто может быть счастлив без тебя, – тихо сказала Дея, как-то вечером. Николай Романович в тот момент, обнял ее и подумал, что добавить больше нечего. Дея осталась с отцом. Каких-либо предложений от матери не поступало, да и в последующие годы тоже, так что выбор делать ей не пришлось. Отношение дочери к поступку матери было взрослое – не осуждающее, несмотря на грусть расставания. «Возможно, у мамы были свои тайные причины…» – оправдывала мать про себя Дея. Контакта, с новой семьей Кармины, дочь не поддерживала, лишь изредка общалась с ней по телефону, когда та звонила сама. Мать к себе Дею не приглашала, и за все это время виделась с ней только на рождество и то, в последние три года. Отношение Кармины к двум самым близким было таковым, будто она мстила за теплое их взаимоотношение друг с другом. Николай Романович, мог понять всё, кроме отталкивания Карминой собственной дочери, но видя, что Дея спокойна, без всякой злобы и печали проводит день за днем, погруженная в свои дела и интересы, успокоился. Он с головой ушел в обожаемую работу, а, как известно, чтобы выйти из удрученного состояния и депрессии, занятие любимым делом – лучшее лекарство. Единственным напоминанием о его прежней, безмятежной жизни, ушедшей безвозвратно, был Хмельнов. Лишь однажды, случайно, увидев его в кабинете отца Дея, потом спросит:

– Как ты можешь с ним находить общий язык, после того, что произошло? Как?!

– Я расскажу тебе притчу, – не без грустной улыбки, пробежавшей по его лицу, мягко сказал Николай Романович. – Умирал старый лавочник. В предсмертном бреду, лавочник интересуется, кто из членов семьи, где находится. Оказалось, что вся семья собралась у его постели. «А кто же остался в лавке?» – спросил старик. Отсюда вывод напрашивается сам собой – думайте о деле, а не о бренном теле!

– Ты мудрый человек, папа, – улыбнулась Дея, поцеловав его в лоб.

И хотя Дея, в душе, жалела отца, решила, что может именно сейчас ему хочется больше всего побыть одному, и уехала в Самару, где устроилась работать в небольшую торговую фирму секретарем директора. Когда отец позвал ее обратно, она не сразу решилась вернуться. «Дея, у тебя прекрасное образование, ты справишься с любым поручением. Лучше приезжай ко мне. Свой человек мне всегда нужен рядом», – пробовал уговорить ее отец, но Дее вдруг захотелось почувствовать, как человек может ощущать себя одиноким, что он может переживать в таком состоянии, какие мысли движут им – такой маленький эксперимент с собственной жизнью. «Я уехала из Москвы, не для того, чтобы лишиться родительской заботы, а, чтобы попробовать свои силы и посмотреть, справлюсь я со всем сама или нет, без сторонней помощи», – ответила Дея, но вскоре пожалела об этом. Ей показалось, что несправедливо отнеслась к самому родному человеку, оставив его в тот момент, когда он, возможно, больше всего нуждался в ней. Более уже не раздумывая, немедленно вернулась. Эксперимент со своей жизнью закончился, едва начавшись, и как, оказалось весьма своевременно. Еще в то время, когда они жили полной семьей и были счастливы, Николай Романович подумывал о постройке собственного дома, и даже начал было приводить свой план в действие – подыскивать земельный участок, даже нашел хорошего архитектора, но так и не закончил начатое. Впоследствии, он корил себя за то, что вероятно, это помогло бы или поспособствовало сохранению брака, но, как говорится – из песни слов не выкинешь – получилось то, что получилось.

Когда же Николай Романович остался вдвоем с дочерью, его посетила замечательная мысль – внести свою лепту в сохранение памятников архитектуры, и спасти хотя бы один из них, пусть даже он будет его собственностью. По сути, идейным вдохновителем была именно Дея, сама того не зная. Подала гениальную мысль через любовь к статьям об архитектуре прошлых столетий, а при случае, стараясь тщательнее изучить древний памятник.

выбор на усадьбу Кирьяновича пал совершенно случайно. Произошло это, когда в руках Деи оказался журнал, и полная информация об имении. Николай Романовича осенила мысль, что сделает дочери подарок – привезёт ее уже в преображенный, наполненный жизнью, дышащий своей роскошью и богатством, дом. Как оказалось, в тот момент, когда его планы вот-вот должны были реализоваться, они-то как раз расстроились. Глава семейства не успевал одновременно оказаться в двух местах, и был вынужден просить помощи у дочери. Таким образом, секрет перестал быть секретом. Бразды правления по восстановлению особняка, переходили в руки Деи, что в свою очередь привело ее в неописуемый восторг с одной стороны, с другой – приятно удивило, с третьей – рушило все ее представления об уютном доме и наконец, открыло истинную причину приобретения. Николай Романович не раз сетовал по этому поводу: