Блистательный Гильгамеш
Шрифт:
Гильгамеш шагнул в горный тоннель и погрузился в сумерки. Света становилось все меньше, а потом наступила густая темнота. Лишь хрустел под ногами камень, да слышалось собственное дыхание.
Сначала он надеялся: глаза привыкнут к темноте и что-нибудь он различит. Но тьма становилась все гуще. Казалось, он ее разводит, словно воду, руками.
Могильный холод пронизал его тело. И неожиданно он почувствовал себя малой песчинкой, затерявшейся в океане тьмы. Мощная всесильная волна подхватила его и повлекла назад, к тому месту, где стояли на страже
Он заставил ноги свои остановиться, не пятиться. И снова двинулся вперед.
Быть может на земле прошел день, а может мгновение, Гильгамеш не знал, давно ли вошел он в проход под горами и сколько осталось идти.
Однажды он попробовал крикнуть, долго прислушивался, как голос тонет во тьме. Порой ему мерещились чьи-то шорохи, стоны, всхлипы. Он замирал и сразу звук прекращался.
Наконец, показалось Гильгамешу, что едва заметный ветерок коснулся его лица. Тьма была густа по-прежнему, но чувствовалось движение воздуха.
Потом вдали забрезжил едва различимый рассвет. Гильгамеш побежал на этот туманный блик. Рассвет становился все ярче. Выход был уже хорошо ему виден. Но едва он вышел под небо, как от резкой боли пришлось зажмурить глаза.
Яркий свет с силой ударил его, и Гильгамеш долго сидел на камне, заново приучая глаза к обычному солнцу.
Когда же открыл он лицо полностью, то с удивлением обнаружил, что стоит в саду. Кругом была роща. С деревьев свисали прекрасные плоды, многие из них Гильгамеш видел впервые. И странным и загадочным показался ему этот сад. Наконец, царь догадался: деревья не колыхались от ветра, не шевелилась на них листва.
Он дотронулся рукой до одного из деревьев и понял, что оно из камня. И листья — тоже из камня. И каменные плоды висят на нем.
И тогда Гильгамеш вспомнил слова старого жреца, ведавшего обучением царского сына:
— Прошедший под горами попадает в каменный сад. Там растут сердолики и лазуриты, они приносят плоды, вид их забавен и приятен. Там, в саду у пучины моря живет Сидури — хозяйка богов.
Сидури — хозяйка богов жила среди каменного сада на берегу моря, чтобы угощать богов брагой.
Боги ей дали кувшин, одарили золотой чашей. В кувшине всегда у нее пьянящий напиток, и когда спускается к ней кто-нибудь из богов, она рада поднести ему золотую чашу веселья.
Стояла она в саду рядом с домом, когда увидела дикого человека в шкуре льва, странно озирающего окрестности. Человек этот был в пыльных лохмотьях, щеки его ввалились, и необычная тоска исходила от него.
«Буйный убийца, устремленный куда-то в своем безумии» — подумала со страхом о нем хозяйка. — Она слышала от богов, что порой и зверей и людей охватывает странная болезнь бешенство, и такие больные опасны, потому что не ведают границ своей злобы.
Хозяйка торопливо забежала в жилище, плотно закрыла дверь, задвинув засов.
Гильгамеш услышал звук задвигаемого засова и удивился. Перед ним никогда не запирали дверь. В Уруке он был царем, а перед царем открыта каждая дверь.
— Хозяйка,
Сидури, как и многие женщины, была любопытна. Она постояла молча, стараясь не дышать, за дверью, а потом не выдержала и спросила:
— Откуда ты взялся в моем саду, человек? Какая дорога тебя сюда привела? Или ты плыл морями, чтобы оказаться у моего дома? И куда ты решил направиться дальше? Здесь, в этом саду гуляют лишь боги.
— Я — Гильгамеш и правлю народом Урука. У меня был друг. А еще я известен в миру тем, что победил Хумбабу и сразил другое злое чудовище — небесного быка, готового растоптать мой город. Быть может и до тебя дошли слухи о моих делах на земле.
Гильгамеш замолчал. Говорить через дверь было трудно. К тому же было ему неизвестно, знает ли хоть что-нибудь Сидури о жизни стран и народов.
— Про Гильгамеша я слышала! — выкрикнула из-за двери Сидури. — Он убил стража леса, Хумбабу, и перебил множество львов, тех, что живут на горных перевалах с другой стороны. Но ты на него не похож. Цари ходят гордо и величаво, у тебя же поникшая голова и увядшее лицо. Такой человек не способен сразиться со львами. Я вижу печаль в твоем сердце, я слышу тоску в твоем теле. Щеки твои так впали, что, скорее, ты похож на обычного мертвеца. Но и мертвецы еще никогда не бродили среди моих деревьев. Что же тебе надо, человек?
— Еще бы не быть печали в сердце моем! Я же тебе сказал, у меня был друг, мы с ним были как братья. Его звали Энкиду, возможно ты слыхала о нем. Он вырос в степи, жил вместе со всяким зверьем, а потом пришел в мой город и стал мне дороже брата. Вдвоем мы и победили Хумбабу, а еще сразили быка размером с гору, что свалился на наш город откуда-то сверху. Но Энкиду, он был здоров и молод, неожиданно заболел и умер. Потому от тоски и ввалились мои щеки, потому и поникла у меня голова, что горюю я по ушедшему другу. Словно разбойник, я бродил по пустыне, прошел через горы, встретил людей-скорпионов, а теперь стою возле твоей двери. Нет мне покоя с тех пор, как умер мой друг, и хочу я найти своего родственника, Утнапишти, единственного из людей, которому боги дали вечную жизнь. Знаю, мне говорил когда-то учитель, что ты можешь указать дорогу к нему.
— Гильгамеш, я теперь поняла, куда ты стремишься. Только ищешь ты невозможного. Неужели тебе не сказали, что боги, создав человека, не дали ему вечной жизни. У тебя, Гильгамеш, другое дело. Вдоволь и вкусно ешь, справляй ежедневный праздник, очищай чаще тело водой, объятьями радуй жену и будь счастлив, когда дитя твое возьмет тебя за руку. Это — удел человека!
— Хозяйка, об этом я слышал не раз. Но я спросил о дороге к своему предку, Утнапишти. Плыть ли мне морем или идти пустыней? Ты лишь укажи путь, я преодолею все.