Блистательный и утонченный
Шрифт:
Фрост выглядел раздраженным.
— Это обычная проверка, — сказал он и двинулся по направлению к кабинету.
— Да, у него крыша съехала, — сказала Джин, глядя ему вслед, — с ума сошел от своего весла. Теперь, я полагаю, я должна сама все это увидеть.
Доктор Эйхнер счастливо улыбнулся, чавкая одной из вафель. Он уже больше не поворачивал головой, следя за танцовщицами, и казалось, обращал на них внимание только тогда, когда они танцевали прямо перед ним, и в эти моменты он улыбался и покачивал головой.
В танце девушек прослеживалась некая напряженная внимательность, в
Фрост внезапно вышел из кабинета с маленьким деревянным ящиком, который он нес доктору.
— Посмотри-ка на это! — сказал он почти гневно и упал на колени, пытаясь поставить ящик на пол рядом с креслом.
Это была широкая мелкая коробка, проложенная войлоком, в которой хранилась коллекция доктора, состоящая из миниатюрных спортивных машин. Собранные в Швейцарии, крошечные точные копии, четкие и красиво отделанные, все в масштабе 1 к 1000, каждая размером с маленькие продолговатые наручные часики, эти машинки гнездились в коробке, дорогие, с серебряными спицами, они мерцали, эмалированные и хромированные, напоминая содержимое шкатулки ювелира.
Доктор Эйхнер уставился на них, несколько мгновений не выражая никакой реакции.
— Хорошо, — затем произнес он, — очень хорошо.
Он высвободился из кресла и встал на пол.
— Очень хорошо, — продолжил он, — очень хорошо.
Потирая руки, он начал вынимать машины из коробки и выстраивать их в ряд на ковре.
Фрост встал и коротко взглянул на него.
— Хорошо, — сказал он и стал пробираться туда, где Джин, сидя в углу, с закрытыми глазами, выбрасывала черный перец пригоршнями себе в лицо и вдыхала, время от времени давясь. Когда Фрост подошел, она открыла глаза.
— Чувак, хули толку от этого пиздежа, ты думаешь, что киска высадилась?
— Оставь свой жаргон, — сказал Фрост. — Мне от этого плохо.
— Ты оставишь свой жаргон, папашка, — сказала Джин весело, — а я оставлю герыч, — и она кинула пригоршню перца в воздух и попыталась поймать, подставив лицо.
Фрост вцепился ей в плечо.
— Выше голову! — театрально произнес он, мрачно глядя в сторону двери. — Это панк.
В этот момент вошли Тривли и его друг. Они мило болтали, словно два графа, неторопливо прогуливающиеся по Туллерис.
Фрост пошел их встречать.
— Как хорошо, что вы пришли, — сказал он с причудливой гримасой, — хорошо, что вы пришли.
— Мы польщены, — сказал Тривли, — восхитительно. Восхитительное место. Правда, Сил?
— Да, восхитительное, — сказал второй молодой человек, который каким-то образом был похож на Тривли, хотя и не совсем в его стиле.
Фрост повел их к стойке бара и жестами показал, чтобы они угощались.
— Забавно, — сказал Сильвестр. — Не правда ли, Фи?
— Поразительно, — сказал Тривли.
Фрост съел несколько канапе, явно в спешке.
— Я просто наблюдаю за вещами, — сказал он, открывая ящик буфета и заглядывая вовнутрь. — Обычная рутина.
— Да, конечно, — сказали Тривли и второй молодой человек в унисон, широко улыбаясь.
— Я просто проверяю, — продолжил Фрост, отступая прочь, — просто рутина, конечно.
Кто-то поставил долгоиграющую пластинку,
Это было настолько необычным, что привлекло внимание трех девушек. Они прекратили танцевать и теперь молча смотрели на отплясывающих Тривли и его приятеля, кивая в такт и вежливо поаплодировав в конце композиции, перед тем как запись снова заиграла.
Фрост между тем шел своим собственным путем, продолжая обыскивать комнату, в то время как крошка Джин лежала на спине, вытянув вверх одну руку и подкидывая перец, пригоршню за пригоршней, и большая часть перца оседала у нее на волосах. Затем Фрост вынырнул из комнаты, на секунду замер, осмотрелся вокруг с безумным видом и удалился в глубины дома.
После махджунга и мескалина доктор Эйхнер настолько сконцентрировался на своих машинках, что не заметил даже прибытия Тривли, а несколькими минутами позже он сполз с кресла вниз и теперь сидел, развалившись, на коленях посреди груды машинок, в состоянии, близком к коме.
Затем случилось так, что Тривли, выполняя нечто вроде фантастического кружения дервишей, споткнулся о доктора, и когда он, раздосадованный этим, стал вставать, то наконец узнал его. Его реакция напоминала реакцию разъяренной кошки.
— Ээээээээээээээээщщщщщщ! — прошипел он сквозь зубы, отпрыгивая назад и съеживаясь на диване. — J'accuse! [1] — закричал он, наполовину присев и глядя бешеными глазами и указывая на доктора. — Voyeur! Voyeur! [2]
Доктор Эйхнер, с наполовину прикрытыми глазами, подернутыми коматозной пеленой, оставался неподвижным, и казалось, слышал только так, как человек может слышать во сне.
Тривли в свою очередь набрался наглости и, поднимаясь из своего полуприседа, снова указал на доктора, а затем повернулся к девушкам со словами:
1
Я обвиняю! (фр.)
2
Вуайерист! (фр.)
— Вы видите здесь помешанного человека! Этот человек… одержим!
Между тем его друг к нему присоединился и, стоя над доктором, издавал короткие бессвязные издевательские звуки и прикусывал свой палец перед недвижным телом как повторяющий жест краткого роспуска. Неожиданно Тривли взял его за руку для поддержки.
— Я теряю силы, — сказал он, кладя его руку себе на голову. — О, как я ненавижу эксцентричных людей! — вскричал он страдальчески. — О, как я их не выношу! — Затем, словно волна прошла, он подтянулся, встал и заговорил с угрожающим спокойствием: — Видимо, он не смеялся последним, в конце концов!