Ближнее море
Шрифт:
В один из таких унылых вечеров к нам неожиданно заявился страшно вредный тип, с которым при лучшем раскладе я бы точно за один столик не села. Но сейчас мы и такому гостю были рады.
За что мы его не любили? Вроде и собой недурен, и умишко какой-никакой у мужика наличествовал. Просто больше всего на свете обожал он издеваться над людьми. То назначит девушке встречу минут за пятнадцать до начала работы: мол, поднимемся вместе в клуб, а я упрошу хозяина с тобой погулять. Девчонка ждет, волнуется, звонит ему на трубку. А он ей отвечает: мол, уже близко, в пробке застрял, уже видит ее.
А потом за пару минут до начала работы, когда у девушки уже истерика, возьмет
Или для смеха возьмет и вместо пенки для волос подсунет крем для депиляции… На тюбике ведь иероглифы – попробуй разберись.
В общем гад он, хоть и японец.
А в тот день по всем приметам вижу: ко мне решил прикопаться. Сидит в компании филиппинок и двух украинок, и всей компанией они на меня взгляды кидают. То он посмотрит, то они, то он, то они…
Наконец позвали меня за стол.
– Ты самая белая в клубе! – смотрит на меня, посверкивая очками-половиночками.
– Возможно, – скромно опускаю глаза. «Самая, самая, это все знают. Японки за такую белизну состояния спускают, а на меня это совершенно бесплатно свалилось».
– И лучше всех танцуешь?
«Тоже не поспоришь. Звезда шоу, она и в Африке звезда». Смотрю, пытаюсь понять, какую каверзу для меня изобрели. Не может же он без гадостей.
– Ичибан?!
– Нет, вот это неправда. Ичибан, то есть первый номер – за моей подружкой Линдой. У нее отличный японский и гостей больше. Мои же в основном на шоу приходят. Так что далеко мне до совершенства.
– Все равно самая-самая… – довольная круглая рожа расплывается в умильной улыбке.
Ну точно, сейчас что-то скверное предложит.
– Я слышал, что ты еще и вегетарианец? Колбаски не желаешь?
Одна из девушек пододвигает ко мне тарелочку с аккуратно разложенными кружками салями.
– Домо аригато. Нику таберу най [4] , – кланяюсь я.
– Табетай? [5]
– Хай. Содес. [6]
4
Большое спасибо. Мясо не ем (яп.).
5
Хочешь есть?
6
Да, конечно.
– Дозо, [7] – тарелка двигается ко мне.
– Нику таберу най. [8]
– Иронай дес ка? [9]
– Зен-зен иронай. [10]
В это время одна из украинок подсаживается ко мне, а филипинка начинает что-то шептать гостю.
– А за тысячу йен будешь? – бумажка ложится рядом с тарелкой. – Один кусочек колбасы за одну тысячу йен, – поясняет мне украинка. – Тысяча йен – это десять баксов. Ну что тебе будет от одного кусочка сервелата? Проблюешься в туалете и все.
7
Пожалуйста.
8
Мяса не ем.
9
Не признаешь?
10
Совсем не признаю.
Я отрицательно мотаю головой.
Передо мной ложится вторая тысячная бумажка.
– Нет.
Гость роется в бумажнике и достает пять тысяч йен.
– Гоминосай, декинай. [11]
– Ичи манн? [12]
Девчонки смотрят на меня во все глаза. Ичи манн – 100 долларов. Можно сказать, ни за что.
Разочарованный гость показывает жестом, что разговор закончен. Закрывает бумажник. Я кланяюсь и направляюсь к диванчику, с которого за нами наблюдают другие девчонки.
11
Извините, не могу.
12
Десять тысяч иен?
– Джулия!
Я снова разворачиваюсь и с дежурной улыбкой подхожу к тому же столику. Где теперь рядом с колбасой лежат две бумажки по десять тысяч йен. Он решил издеваться надо мной по полной программе.
Следом за второй на стол с мягким хрустом опускается третья бумажка. Триста баксов. За эти деньги мог бы снять себе проститутку и получить удовольствие, а он…
Воздух вокруг нас словно напитан током. Девчонки, ожидающие нас на диване, злятся, что я не беру деньги. Мой мучитель побагровел, глаза блестят, пальцы лихорадочно двигаются в бумажнике. Ну же?
Я закрываю глаза. Скрип кожи, вздохи и стоны со стороны бара. Мягкий шорох очередной бумажки на столе. Все в порядке. Открываю глаза – четыреста долларов.
Неслабо на сегодня. Тем более, если учесть, что хима, клиентов нет и заработков тоже.
Но я сдерживаюсь, чтобы не взять деньги в тот же момент. Желающий заставить меня переступить через свое «я» человек не примет легкой победы. Еще бы – самая красивая, самая белая, лучшая танцовщица клуба… Я просто не имею права сдаться ему за столь ничтожную сумму.
Хотя почему нет?
– Пятьсот!
Я смотрю на симпатичные бумажки на столе, но не вижу их, вслушиваясь, что происходит вокруг. Девчонки уже не сидят на диванчике – они без разрешения подошли и сгрудились вокруг нашего столика, менеджеры не строжат. Должно быть, делают ставки: кто кого.
Перевожу взгляд на сидящую рядом с гостем филиппинку. И только тут замечаю ее судорожные жесты. Ага, понятно, у него нет больше свободных денег! А значит, ставка уже не увеличится ни на йену, клиент заберет бабло и уйдет, жутко обиженный на клуб. Уйдет и не вернется. И мы будем в этом виноваты.
Кому в результате лучше? А никому. Я давно хотела вспомнить вкус копченой колбасы, так почему не сделать это за 500 баксов?
Изобразив муку на лице, я сгребаю со стола свои заслуженные сребреники и, выказывая всяческую гадливость, беру наконец кругляшек колбасы. Со стороны может показаться, что я запихиваю себе в рот отвратительного таракана или жабу.
Еще один важный момент: унижение самой красивой и самой белой женщины должно быть обязательно публичным, должно быть невыносимым для нее, причинять страдания. Только при таком раскладе говнюк останется довольным и не бросит шляться в этот клуб.