Ближний берег Нила, или Воспитание чувств
Шрифт:
— Новая разнарядка прямо из горкома. Агитколлектив при городском штабе ССО.
Позарез нужны классные музыканты в молодежном стиле. Пуша я уже подписала, дело за тобой. Заработков не обещают, зато поездишь за бесплатно, страну посмотришь, с новыми людьми пообщаешься. Ты, конечно, имеешь право отказаться, у тебя освобождение… Только ты ведь не хочешь испортить отношения с комитетом? А я в долгу не останусь. Ну как, согласен?
— Нил улыбнулся.
— Как говорил некто Мечников, согласие есть продукт при полном непротивлении сторон.
Карина ответила недоуменным взглядом.
— Утром деньги — вечером стулья, — подсказал он цитату из классиков.
— Баренцев, ты же умный парень. Это же официально заработков не будет, а в принципе… Она многозначительно замолчала.
— Так ничего нет, а в принципе есть все, да? — Карина хихикнула. Этот анекдот она знала.
— Давай поторгуемся, принципиальная моя. Мне нужна не денежная халтура, а чтобы вместе со мной взяли и Линду. Если нет — мы оба подаемся в «мичуринцы».
Устроишь?
— Кем, интересно?
— Допустим, солисткой.
— Издеваешься?! Я ж говорю — заявка пришла на классных музыкантов.
Городской уровень, будет профессиональное прослушивание. А твоя Линда, извини…
— Я все сказал. Будешь у нас в «Борее» — заходи в гости.
Карина позвонила на другое утро. Линду берут в секретариат городского штаба. В паузах между выездами агитбригады они смогут быть вместе, к тому же твердо обещано, что в некоторые поездки он сможет брать ее с собой. Вопрос был решен.
— Ну что, комиссар, ужин у вас в семь, концерт в половину восьмого.
Получается, у нас есть… — Вова Слонов, представитель горкома ВЛКСМ, посмотрел на свои японские часы в хромированном корпусе, — еще шесть часов. Колись давай, какая в вашей глуши развлеку ха имеется, окромя самогона?
— Самогон, Вова, предлагаю отложить на после выступления, — вмешался Олег Иванович, директор студенческого клуба, ныне исполняющий обязанности художественного руководителя агитбригады. — Не ровен час, нажрутся господа актеры, сорвут мероприятие, кто отвечать будет?
— Пожалуй, — степенно согласился Вова. — Тогда, может, что-нибудь пасторальное? Рыбалка там, грибочки-ягодки…
— С рыбалкой напряженка, — сказал комиссар. — Снастей нет, озеро далеко.
Грибы еще не пошли.
— У Ильинки малины завались, — вмешалась санинструктор отряда. — С дороги видно.
— До поворота на Ильинку километров восемь, не меньше, — проговорил комиссар задумчиво. — Обернуться не успеете.
— А мы автобус организуем. Мне так и так в Хвойное заглянуть надо, — сказал Вова. — Это ведь в ту же сторону?
— Ну да! От поворота еще километров тридцать — и Хвойное, — сказала санинструктор.
— Так и постановили. Тебе, Надюша, места эти известны, пойдешь с народом, чтобы никто не заблудился, часам к пяти обратно на дорогу выведешь. Мы с Вовой будем из райкома возвращаться — подберем вас. Годится?
Комиссар вопросительно посмотрел на Слонова и Олега Ивановича.
— Годится! — решил Вова. — Ну что, народ, кто по малинку желает?
Желающих набралось двенадцать человек — две трети агитбригады. В их числе и Линда с Нилом…
— Ау, я тут!
Нил поднял голову и невольно застонал — Линда стояла на крутом склоне у самой вершины холма, а за ее спиной виднелся острый обломок кирпичной стены.
— Зигги, ну же, иди сюда!
Это прозвище она подарила мужу за день до поездки вместе с альбомом прежде неизвестного ему английского музыканта Дэвида Боуи «Ziggy Stardust and the Spiders from Mars». Развернув бумагу, в которую была завернута пластинка, Нил обомлел: с обложки на него глядело лицо, конечно, изрядно отретушированное и подгримированное, дополненное сверкающим психоделическим нарядом и диким желтым хайром, но — его собственное! «Наконец-то я увидела твой истинный фейс, Давид Робертович, — сказала тогда Линда, утирая слезы, выступившие от безудержного смеха. — Отныне быть тебе Додиком». — «Помилосердствуй! — воскликнул Нил. — У нас и так за стенкой полна хата Додиков!» — «Тогда будешь Зигги — Звездная Пыль…»
— Да хватит уже! — крикнул Нил, задрав голову. — И так полное ведро набрали. Пойдем лучше назад!
— Ой, ну пожалуйста, пожалуйста! Тут такая красота!
Нил вздохнул, переложил потяжелевшее за какой-то час ведро в отдохнувшую руку и начал подъем.
Поравнявшись с Линдой, он поставил ведро, уселся на замшелый камень и достал погнувшуюся сигарету. Линда отошла на несколько шагов и застыла, глядя куда-то вниз. Он докурил сигарету, а она все не двигалась. Нил подошел к ней, тихо положил руку на плечо.
— Что с тобой?
— Ильинка…
Деревня под холмом опустела давно. Это было понятно и по отсутствию столбов с электропроводами, и по высоте деревьев, проросших на крышах и сквозь крыши. От деревянных домов остались закопченные трубы, сиротливо выглядывающие из буйной дикой зелени, от кирпичных — осыпающиеся красные стены с пустыми черными глазницами окошек. Дом, стоящий несколько наособицу и обнесенный чудом сохранившейся чугунной оградой, обращал на себя внимание. Это было длинное двухэтажное сооружение, на стенах которого кое-где сохранилась желтая штукатурка, с облупившимся прямоугольным фронтоном и высоким каменным крыльцом с монументальной дверью, крест-накрест заколоченной почерневшими досками. Над дверью косо свисали остатки черепичного козырька. Один столб под козырьком упал и теперь лежал поперек крыльца, расколотый на три части. Сбоку от входа Нил разглядел круглую дырявую крышу беседки.
— Там была усадьба помещиков Ильинских, — прошептала Линда.
— Откуда ты знаешь? — спросил потрясенный Нил.
— Я не знаю. Я так думаю. Пошли. Не пройдя и пяти шагов, они наткнулись на удивительный малиновый куст, сплошь облепленный громадными, прозрачными, сочными ягодами. В лучах солнца, клонившегося к закату, ягоды отливали золотом изнутри.
Мгновенно повеселевшая Линда принялась горстями сгребать золотистые ягоды и запихивать Нилу в рот. Он, недолго думая, последовал ее примеру. За считанные минуты они наелись до отвала, почти до тошноты, но остановиться никак не могли — нежная, ароматная, тающая сладость чудо-ягод была непреодолима..