Ближний круг царя Бориса
Шрифт:
Была ранняя осень – красивое время для отдыха в Прибалтике. Море еще не сильно остыло, но на купальщиков уже смотрели как на «моржей». Мы с Борисом Николаевичем прогуливались по побережью и наслаждались морским воздухом. Кричали чайки, дети выискивали кусочки янтаря на берегу, и казалось, что бессонные ночи в Белом доме, изнурительная борьба с политическими противниками – все это происходило давным-давно, в другом временном измерении.
Ельцин не любил брать на отдых много охраны. По побережью мы гуляли втроем – чуть поодаль от нас шел мой «дублер». Однажды от группы отдыхающих, которые играли в футбол прямо на пляже, отделился долговязый мужчина и бросился к нам. Я насторожился. Но вид у него был сияющий,
– Борис Николаевич, Борис Николаевич! – громко и радостно орал футболист.
Ельцин тоже обрадовался случайной встрече и крепко обнял знакомого. Так я познакомился с Шамилем Тарпищевым.
Поговорив с Шамилем, Борис Николаевич решил каждый-день играть в теннис. Я же боялся ракетку в руки взять. В первый приезд в Юрмалу мы играли на кортах санатория ЦК. Пару Борису Николаевичу составил местный инструктор, а моим партнером был мой коллега. Тогда я впервые в жизни ударил ракеткой по мячу, но он улетел совсем не туда, куда я хотел. А со стороны игра в теннис казалась такой простой.
На следующий же день после встречи с Тарпищевым мы возобновили теннисные матчи. Тот приводил достойных партнеров. Пригласил, например, латышского дипломата Нейланда, будущего министра иностранных дел Латвии. Играл с нами и неоднократный чемпион Союза по теннису Леонюк. Там же, на корте, Тарпищев познакомил нас с писателем-юмористом Михаилом Задорновым.
Теннисные успехи Бориса Николаевича были очевидны. Ему очень нравилось играть в паре.
Меня же Тарпищев уговорил всерьез заняться теннисом уже в Москве и в декабре 1991 года сам дал первые уроки. Я понял, что Шамиль – талантливый тренер. Правда, он никак не мог отучить меня от волейбольных приемов, они и по сей день остались.
…Еще до нашего отъезда в отпуск вместо арестованного гэкачеписта Ю.С. Плеханова совместным указом двух президентов на должность начальника 9-го управления КГБ был назначен полковник В.С. Редкобородый. Пока мы блаженствовали в Юрмале, в Москве произошла странная реорганизация. Из 9-го управления КГБ сделали Управление охраны при аппарате Президента СССР. Оно должно было заниматься только охраной двух президентов – союзного и российского. Начальник в управлении был один, а охранных подразделений, дублирующих работу друг друга, – поровну. Мне это напоминало скандальный раздел имущества разводящихся супругов, когда мебель пополам пилят, подушки на две части разрезают… Устроенная таким образом служба не может эффективно работать.
Вернувшись в Москву, я узнал еще странные вещи: мне назначили заместителей; один из них даже никогда в армии не служил. Чтобы как-то исправить положение, ему, гражданскому человеку, который у меня занимался мелкими хозяйственными вопросами, а до этого был начальником пионерского лагеря, сразу присвоили звание подполковника. Так велел Горбачев. Михаил Сергеевич, видимо, не знал, с каким трудом получают звание подполковника в органах. Запросто раздавать офицерские звезды может лишь человек, далекий от армейской, а тем более чекистской службы.
Сейчас этот «заместитель» – уже отставной генерал. Фамилия его Соколов (это для истории). При мне он даже офицерского звания никогда бы не получил. Для того, кто драит президентские башмаки и достает редкостные дезодоранты, есть и другие звания: с лычками, а не звездами.
Теперь уже все понимали, что двоевластие долго не продлится. К тому же у президентов началась ревностная конкуренция по пустякам. Если у Горбачева был бронированный «ЗИЛ», то и Ельцину требовался такой же («я, Вань, такую же хочу!»).
Для меня лично Президент России был важнее, чем Президент СССР, и я считал, что ему необходимы все положенные атрибуты власти.
Ельцин в этот период часто общался с Горбачевым по телефону и большинство вопросов решал в собственную пользу. Михаил Сергеевич
Обычно вмешивавшаяся во все дела, Раиса Максимовна в Кремле теперь не появлялась. Барсуков и Крапивин рассказывали, как раньше она ходила по Большому Кремлевскому дворцу и пальцем указывала: это отремонтировать, это заменить… В кабинете мужа по ее приказанию престарелый генерал Плеханов, руководитель охраны Президента СССР, передвигал неподъемные бронзовые торшеры в присутствии подчиненных. Я когда услышал про торшеры, то почему-то подумал: может, оттого и сдал Плеханов Михаила Сергеевича в Форосе. Издевательства редко прощаются…
С 1996 года вместо Раисы в Кремле распоряжалась Татьяна, дочь Бориса Николаевича. Сначала в ее кремлевских апартаментах после приватных гостей меняли только туалетную бумагу да полотенца. Потом потребовалась дорогая посуда для самостоятельных приемов. Затем понадобились президентские повара и официанты. Затем два поста охраны, чтобы кто-нибудь случайно не вошел вслед за милым сердцу регентом…
…После Юрмалы Борису Николаевичу захотелось играть в теннис в Москве. Мы вспомнили про спорткомплекс на Воробьевых (тогда Ленинских) горах, куда Ельцин ездил, работая в МГК КПСС. Спорткомплекс пустовал, и мы с удовольствием начали заниматься там спортом. Зимний и летние корты, бассейн, сауна, тренажерный зал, бильярд находились в нашем распоряжении.
Шеф так увлекся теннисом, что стал ездить на Воробьевы горы четыре-пять раз в неделю. Ельцин хотел играть только с Тарпищевым. Шамиль же был тренером сборной России по теннису.
В 92-м году он стал советником Президента по спорту, затем председателем Координационного комитета по физической культуре и спорту при Президенте России и, наконец, председателем Госкомитета по спорту и туризму.
Конец двоевластия
Мне до сих пор трудно определить, кто же конкретно стал идеологом Беловежских соглашений, после которых Советского Союза не стало не только де-факто, но и де-юре. Дело не в частных лицах. Объявление независимости Россией и последующий парад суверенитетов не мог не отразиться на дальнейшей истории. Внутрисоюзные связи рушились, договоренности не выполнялись, номинальность статуса Горбачева осознавали все.
Возможно, что подлинный идеолог Беловежских соглашений был вовсе не в России. Активную роль в оформлении всего этого процесса, без сомнения, по прямому указанию Президента Ельцина сыграли Бурбулис, Шахрай и Козырев. До встречи в Беловежской Пуще Борис Николаевич проговаривал и с Шушкевичем, и с Кравчуком, и с Назарбаевым варианты разъединения. Но мало кто даже в мыслях допускал, что расставание произойдет столь скоро и непродуманно.
Заслуга Ельцина в том, что он взял на себя основной груз ответственности сначала за разрушение старого, а затем за созидание нового. Другое дело, что я никогда не соглашусь с тем, как это делали наши «младореформаторы» – чубайсы, гайдары, авены, шохины и иже с ними. Они поступили с нашим народом, с нашими ветеранами, как с испытуемой массой в пробирке. С этим и с шоковыми терапиями не смирюсь никогда. С нашими природными богатствами – нефтью, газом, металлом, углем, лесом, энергоресурсами – можно было куда спокойнее, безболезненнее, последовательнее провести необходимые реформы. Я в начале 90-х не раз заводил разговор с Ельциным о том, почему приватизация началась с самых лакомых, прибыльных и отлаженных отраслей, о несправедливости передачи в частные руки того, что должно принадлежать всему народу, будущим поколениям. Он всегда уходил от ответа. И только как-то в 96-м году во время очередного разговора за «завтраком на двоих» выдавил: «Это было требование МВФ».