Ближний круг госпожи Тань

Си Лиза

– Почему бы тебе не спросить ее?

Наверняка Инин раньше любила бегать, потому что даже с перебинтованными ногами она весьма энергично направляется к стайке наложниц. Первая наложница Второго дядюшки улыбается, увидев дочь. Ее манеры – даже больше, чем пульс Инин, – подтверждают мой диагноз.

Пока Инин умоляет мать, я кладу кончики пальцев на запястье. Бабушка всегда говорила, что только дурак сам себе доктор, но что еще мне остается делать? Я проверяю три уровня пульса и прихожу к тому же выводу, что и вчера, и позавчера. Мои ци и Кровь все хиреют и хиреют. Вздохнув, я опускаю руки на колени.

Часы тянутся, одни женщины переходят к живописи, другие сочиняют стихи. Я никогда не была искусна в этих занятиях. Поздним вечером все начинают

разбредаться по своим покоям: жены – чтобы накормить детей, наложницы – чтобы подготовиться к сегодняшней ночи, если им предстоит стать избранницами своего господина. Как только госпожа Ко уходит, я отправляюсь в свою комнату. Пока Маожэнь не придет на ужин, я буду одна.

По утрам мои мысли заняты бабушкой и нашими уроками. Это время дня я провожу с Мэйлин. Мысленно я переношусь в свою спальню в Особняке Золотого света. Я ясно вижу подругу перед собой, чувствую запах ее волос и жасминового чая, который мы пили. Нам тринадцать. К ней пришли лунные воды, ко мне – нет. Я слушаю, как она читает, и наблюдаю, как она занимается каллиграфией. Она читает ровным голосом, а ее иероглифы становятся все более совершенными.

По окончании наших тайных уроков мы выходим на улицу к нашему любимому месту – мостику над ручьем в четвертом дворе.

– Там были акробаты и лучники, а еще фокусники и кукловоды, – рассказывает Мэйлин, распахнув глаза от восторга, о празднике в честь сезона цветения вишни в горах над озером Тай, куда они ездили с мамой.

Я задаю свой любимый вопрос:

– Что вы ели?

– Блины с гребешком и мясо на огне. Такая вкуснотища!

– А что еще вы делали?

– Ходили к пагоде.

Я беру подругу за руку и прижимаю к своему сердцу. Мы тихонько переговаривались, слушая журчание воды и ветерок, шелестящий в кронах деревьев.

– Прошло много времени с нашего последнего визита, – наконец говорит она. – Ты готова к порции ужасов?

– Мне никогда не снятся кошмары! – протестую я, хотя ее рассказы распаляют мое воображение.

Она смеется.

– Я просто дразню тебя. – Потом она заводит свою «страшную историю»: – В здании за пределами особняка недалеко отсюда нашли повешенной служанку.

– Слугам живется нелегко, – говорю я. – Наверняка многие стремятся сбежать.

– Так сказал ее хозяин, но слова и поступки могут разниться. Мы с мамой помогли дознавателю провести вскрытие, но перед тем он показал нам свою находку. Если бы служанка покончила с собой, веревка осталась бы на месте, когда тело упало. Но пыль на балке по обе стороны от веревки оказалась стерта.

Я обдумываю эту деталь.

– То есть после смерти ее передвинули, поэтому и пыли нет.

– Правильно! Оказалось, что семья хозяина повесила девушку, чтобы отвлечь внимание от того, что произошло в их доме.

Мэйлин с матерью изучили, были ли глаза жертвы открыты или закрыты, руки сжаты в кулак или разжаты, язык прижат к зубам или высунут изо рта.

– Все это помогло нам определить, действительно ли девушка умерла от самоубийства, задушил ли ее кто-то или же причина смерти была совершенно иной. Как думаешь, что произошло?

Я снова задумалась…

Я отчетливо помню тот день.

Всякий раз, когда Мэйлин рассказывала мне подобную историю, это делало нас ближе. Наши умы были связаны, хотя мы вели совершенно разный образ жизни. Возможно, бабушка всегда хотела именно этого. Чтобы мой разум раскрылся, покинул пределы Особняка и я научилась использовать Четыре проверки не только для определения медицинских симптомов, но и в прочих сферах жизни – будь то расследование убийства или самоубийства или умение справиться с жизненными сложностями в доме мужа. Я вздыхаю, всем сердцем скучая по подруге. Попробую написать ей еще раз… Я сажусь за стол, обмакиваю кончик кисти в тушь и подношу к бумаге.

Дорогая Мэйлин!

Ты обещала навестить меня, но до сих пор не удостоила своим присутствием.

Возможно, в твоем детском дворце поселился малыш и ты остаешься дома в безопасности. Если это так, я надеюсь, что ты себя чувствуешь хорошо. Если же нет и тебе что-то нужно, пожалуйста, сообщи бабушке Жу или мне.

За последние месяцы я неоднократно писала тебе, но ты ни разу не ответила. Твое молчание, словно дождь, подпитывает и взращивает мою тревогу. Я не могу понять, что произошло. Неужели я чем-то обидела или разозлила тебя? Неужели те переживания, о которых ты говорила в день моей свадьбы, все еще беспокоят тебя? Если бы ты только знала, как я одинока, ты бы сразу примчалась ко мне. Я уверена в этом. Я запуталась. Такое чувство, будто я качусь по наклонной. Я навсегда останусь твоей подругой.

Юньсянь

Я перечитываю письмо, проверяя, не написала ли незнакомый Мэйлин иероглиф. Далее я пишу бабушке: сообщаю, что здорова – не хочу, чтобы старушка беспокоилась о моем благополучии, и описываю, как я хотела бы лечить Инин, прилагая список ингредиентов, которые прошу прислать мне для отвара, если я права, и несколько трав лично для меня. Травы для меня – это уловка, призванная сбить с толку госпожу Ко, если меня поймают с поличным.

– Маковка, – зову я, – отнеси это бабушке. Она передаст Мэйлин.

Я рассчитываю, что Маковка вернется с запиской от бабушки, в которой та, как обычно, напишет, что все в порядке: госпожа Чжао помогает ей в аптеке, Ифэн усердно учится. А заодно пришлет мне травы, которые я просила. Но принесет ли она письмо от Мэйлин? С тех пор как я переехала в дом мужа, от подруги нет никаких вестей, и вот уже семь месяцев меня это гнетет. Даже если Мэйлин больна или беременна, она все равно нашла бы в себе силы взять в руки кисть!..

Муж – это Небеса [39] для жены. Я хочу угодить Маожэню. Я хочу сделать его счастливым. Я хочу, чтобы наша жизнь была похожа на те сцены супружеского блаженства, которые изображены на шелковых картинах и крошечных резных панелях, окружающих мою кровать, но мы с Маожэнем не часто остаемся наедине. Днем он занят с учителями. Вечерами продолжает заниматься в библиотеке и приходит очень поздно. А вскорости и вовсе мой муж покинет Благоуханную усладу, чтобы сделать последний рывок перед сдачей муниципального экзамена на звание цзюйжэня. Хотя мы проводим вместе совсем немного времени, я верю, что нравлюсь мужу. Он мне тоже нравится. Надеюсь, со временем наша привязанность перерастет в глубокое чувство любви, о котором постоянно говорят наложницы.

39

Небеса – это высшая сила в китайской традиции, подобную характеристику можно истолковать, как «царь и Бог».

Маковка еще не вернулась от бабушки, а потому я подаю Маожэню простой суп, утку, глазированную соком кумквата, шпинат, обжаренный в имбире и чесноке, и тофу с черными грибами и маринованной репой. Когда я наливаю ему вино, он касается моей руки.

– Посиди со мной сегодня вечером, – просит он. – Позволь мне угостить тебя.

Это не совсем прилично. Жены не едят вместе с мужьями, но никто не видит, чем мы занимаемся. Палочками он подцепляет кусочек утки и подносит кусочек к моему рту. Маожэнь наблюдает, как я жую, и я краснею от смущения, что, похоже, радует его еще больше. Я не менее очарована им: точностью, с которой он подцепляет гриб, нежностью, с которой аккуратно засовывает его между моими губами, тем, как он смотрит на меня. Он первый мужчина, не считая моих отца и деда, с которым я провожу время. Подозреваю, хотя и не могу быть уверена, что я первая женщина, с которой Маожэнь наслаждается роскошью впитывать каждую прелестную черту и каждый изъян. В такие моменты я чувствую себя более обнаженной, чем когда мы на самом деле обнажены.