Ближний круг госпожи Тань

Си Лиза

Я вишу на веревке, пока не выходит плацента. Я хочу лечь, но две пары рук удерживают меня в вертикальном положении.

– Пусть из тебя вытечет вся вредная роса, – говорить Мэйлин.

Когда свекровь выходит за дверь, я понимаю, что родила девочку – ужасное разочарование для семьи, подрыв репутации врача, а также неудача для меня. Потом приходит следующая мысль – мне придется пройти через все это снова. И еще раз. И еще раз. Пока я не рожу сына.

В течение следующих двадцати восьми дней я должна оставаться в уединении, чтобы защититься от глаз

недоброжелателей и от демонов, которые способны причинить вред мне или моей дочери, насылая смертоносные болезни.

– Тебе нельзя мыть голову и принимать ванну, потому что ты не должна подвергаться иньским воздействиям, – предостерегает меня Целомудренная тетушка на следующее утро. Затем она рассказывает, что доктор Ван с позором изгнал повитуху Линь, обвинив ее в тяжелых родах, а повитуху Ши вызвали в другой дом. – Госпожа Ко попросила дочь повитухи Ши прийти сегодня днем, чтобы проведать вас.

Это приятный сюрприз, за который я очень благодарна.

Когда приходит Мэйлин, девочка мирно спит на кровати рядом со мной. Я очень ждала подругу, но она здесь прежде всего по делу. Мэйлин очень серьезным тоном задает мне вопросы о самочувствии. Удовлетворившись ответами, она говорит:

– Нет ничего важнее, чем очистить тебя от вредной росы. Позволь мне помочь тебе принять нужную позу.

Она крепко держит меня, пока я поднимаю халат и опускаюсь над низкой чашей, чтобы все оставшееся внутри меня вытекло и было уничтожено со всеми вчерашними выделениями. Для облегчения процесса Мэйлин массирует мне живот специальным валиком. В перерывах она подносит к моему рту чашку со смесью уксуса и чернил – этот напиток известен своей эффективностью в расщеплении кровяных сгустков. Наконец Мэйлин отставляет чашку и смотрит мне в глаза. Наконец-то мы вместе. Я начинаю плакать, открывая свое разочарование единственному человеку, который полностью меня понимает.

– Спасибо за спасение ребенка, но почему это девочка? Почему не сын?

Мэйлин смотрит на мою дочь, а затем переводит взгляд на меня.

– У женщин в семье твоих бабушки и дедушки и обитательниц этого дома – если они доживают до сорока пяти лет – не менее шести детей. Многие беременеют по десять и более раз…

– Я хотела сына. Мне нужен был сын…

– И теряют своих детей в результате выкидыша или родов, – продолжает она ласково. – Ты забеременеешь снова. Вторым непременно родишь мальчика. А пока прими это создание, появившееся из твоего лона. Всмотрись в ее личико. Пусть она приносит тебе радость.

Держась одной рукой за веревку, я прикасаюсь к щеке моей малышки. Несмотря на трудный путь в этот мир, она очень ладненькая. Но, глядя на нее сейчас, я вижу только опасности, которые ждут меня впереди.

– Даже если младенцу удастся вдохнуть воздух этого мира, – бормочу я, – он, подобно многим, может умереть от летней лихорадки, так и не достигнув семилетнего возраста…

Руки Мэйлин останавливаются.

– Только послушай, что за ужасные слова ты говоришь! Ты когда-нибудь слышала, чтобы женщина так жалела себя? По крайней мере у

тебя есть ребенок. Я замужем дольше, чем ты, и до сих пор не забеременела. Ты еще можешь надеяться на сына, а мои мечты о детях скоро сменит отчаяние.

Ее страдание пробивается сквозь мои печали. Я спрашиваю:

– Ты обращалась за советом к бабушке?

– Да, мама отправляла меня и к другим врачам. То, что естественно для большинства женщин, у меня не выходит.

Я собираюсь расспросить ее о травах, которые она принимает, и попросить пощупать ее пульс, когда дверь открывается и входит госпожа Ко с женщиной, которая, как я полагаю, вдвое старше меня. Я все еще балансирую над чашей, но они вламываются ко мне, не обращая внимания на мое смущение.

– Я привела кормилицу, – объявляет свекровь, не здороваясь со мной и словно бы не видя Мэйлин. – Я уже много раз нанимала ее.

Я внимательно смотрю на женщину. Кормилицы обычное дело в семьях аристократов, и большинство женщин пользуются их услугами. Эта, конечно, выглядит вполне здоровой, но мой ограниченный опыт подсказывает, что лучше всего младенцы привязываются к матери через кормление грудью.

– Спасибо, госпожа Ко, – говорю я. – Но я сама буду кормить вашу внучку.

Ее ответ удивляет меня.

– Я счастлива видеть это проявление материнской преданности.

Кормилица выглядит разочарованной. Я лишила ее и ее семью дохода.

На третий день мою дочь омывают водой со специальными лекарствами, а затем уносят, чтобы представить всей семье. Целомудренная тетушка сообщает мне, что Маожэнь назвал нашу дочь Юэлань – Лунная орхидея. Мое сердце замирает – мой муж напоминает мне о наших совместных ночах в Трехсторонней беседке для созерцания луны.

– Хотя Юэлань и девочка, – говорит Целомудренная тетушка, – но ваш муж не перестает улыбаться.

Мне хотелось бы увидеть Маожэня и узнать, правда ли это, но нам нельзя побыть наедине еще целый месяц. Тем не менее я воодушевлена.

На следующий день Мэйлин приходит снова. Не знаю, почему госпожа Ко разрешила ей присматривать за мной, но я не собираюсь никого об этом расспрашивать.

– Как себя чувствуешь? – спрашивает Мэйлин. – Где болит?

Я провожу руками по груди.

– Всё здесь твердое и набухшее. Молоко хочет прийти, но как будто носик чайника засорился.

– О, твоя бабушка – мастерица по решению этой проблемы.

Мэйлин прижимает нагретые камни к моей ноющей груди и массирует ее. Я чувствую, как напряжение внутри ослабевает. Дочь в очередной раз припадает к моему соску, и, о чудо, у нее из ротика капает молоко!

Проходят дни, кровотечение уменьшается и наконец прекращается. Чем лучше я себя чувствую, тем больше вновь привязываюсь к Мэйлин, хотя ощущаю стену между нами. Я воспринимала ее сдержанность как нечто профессиональное: она была повитухой, а я – молодой матерью. Она ежедневно соприкасалась с моей кровью – то, что меня приучили считать отталкивающим. Но теперь я вижу, что стена выросла по другой причине. Скорее дело в эмоциях.